Если приходится довольствоваться остатками, размышляла Пруденс, то баранина гораздо вкуснее рыбы. Она открыла дверь гостиной, которой сестры пользовались после смерти матери четыре года назад.
Это была уютная комната, правда, слишком загроможденная и давно не видевшая ремонта. Сегодня это особенно бросалось в глаза. Честити сидела за секретером. Вокруг валялась скомканная бумага. Видимо, Чес никак не удавалось сочинить должным образом письма. Она повернулась к сестре:
– Как я рада, что ты вернулась! Теперь я могу прервать это занятие. – Она провела руками по кудрявым рыжим волосам, выбившимся из-под лент и рассыпавшимся по плечам.
– Никогда не предполагала, что перестану сочувствовать этим мятущимся и страждущим душам, но некоторые из них так ребячливы и так избалованны... О, постой-ка... Хочу кое-что тебе показать. Дженкинс недавно принес.
Ее тон изменился, она вскочила и подбежала к низкому буфету.
– Взгляни-ка!
Она развернула газету: Это «Пэлл-Мэлл газетт». Кон говорила, что это случится!
– Что именно?
Пруденс пробежала глазами страницу и все поняла. При виде заголовка тихо присвистнула: «Графа Беркли обвиняют на страницах анонимной газеты «Леди Мейфэра» в насилии над молодыми горничными и служанками, которых в случае беременности он выбрасывает на улицу».
Дочитав до конца, Пруденс подняла глаза на сестру, смотревшую на нее выжидательно. Честити сказала:
– Они и в самом деле опросили женщин, о которых Кон упомянула в статье.
– «Они шлют проклятия сладострастному пэру в своем неподражаемом стиле, – прочла вслух Пруденс. – Полные чуть ли не религиозного рвения, проклинают лорда и обвиняют его в похоти, потрясая читателей скандальными подробностями».
– Именно на это мы и надеялись, – сказала Честити. – Это появилось ровно через четыре недели после статьи в «Леди Мейфэра» и вызвало всего лишь робкий шепот да порой косые взгляды матрон-пуританок из общества, бросаемые на лорда Беркли. Что же касается его приятелей, то они и ухом не повели, да и сам он, похоже, проигнорировал обвинения в свой адрес. Я думала, все уже забыто. Но когда это дойдет до улиц, клубов и светских гостиных, он будет пригвожден к позорному столбу.
– Да, – неуверенно согласилась Пруденс. Она достала из сумочки письмо. – Оно пришло вместе с остальными письмами.
– Что это?
– Похоже, из адвокатской конторы.
– О! – Честити взяла конверт, повертела в руках. – Надо его вскрыть.
Пруденс передала ей нож для бумаг, Честити вскрыла конверт, извлекла из него плотный лист веленевой бумаги и начала читать. Пруденс пристроилась рядом и тоже читала.
– О, черт возьми! – воскликнула Пруденс, дочитав до конца.
Несмотря на казенный канцелярский стиль, все было ясно как божий день.
– Почему Беркли собирается привлечь нас к суду за клевету? И почему «Леди Мейфэра», а не «Пэлл-Мэлл газетт»? – удивлялась Честити. – Ведь она гораздо влиятельнее нас!
– «Газетт» вышла только сегодня, – мрачно заметила Пруденс, – а мы нацелились на него еще месяц назад. У него было достаточно времени, чтобы собраться с силами и понять что к чему. Если он выиграет у нас процесс, примется за «Газетт».
– Итак, что будем делать? Честити перечитала бумагу.
– Здесь говорится, что они будут добиваться самого строгого наказания за оскорбление, нанесенное их клиенту. Что бы это могло значить?
– Понятия не имею, но думаю, ничего хорошего. Уж в этом можешь не сомневаться.
Пруденс сбросила туфли и нырнула в глубину мягкого кресла.
– Нам необходим мудрый совет.
– Нам необходима Кон.
Честити примостилась на подлокотнике кресла, скрестив ноги.
– И что, ради всего святого, подумает обо всем этом Макс? – спросила Пруденс.
– Это никоим образом не будет способствовать его карьере, если окажется, что его жена – автор данного материала, – мрачно заметила Честити.
– Мы должны сделать все, чтобы слухи об этом не просочились наружу, хотя бы ради того, чтобы сохранить нашу газету. Не знаю только, удастся ли это скрыть от Макса.
Пруденс снова взяла письмо.
– Я не посмотрела приписку внизу! «В дополнение к инсинуациям, касающимся личной жизни клиента, мы выясним, какой урон нанесла клевета его взаимоотношениям со служащими ввиду намеков на его финансовое положение».
– Неужели «Пэлл-Мэлл газетт» поместила на своих полосах даже эти намеки?
Честити потянулась за газетой.
– Я ничего такого не заметила.
– Вероятно, у них хватило ума не касаться этого. Нет никаких доказательств, во всяком случае, никто из нас их не представил. Не сомневаюсь, что они существуют, но мы так жаждали крови Беркли, что на все остальное не обратили внимания, – вздохнула Пруденс. – Какие же мы дуры!
– Нет, – возразила Честити, – мы были дурами, а теперь поумнели.
– Снявши голову, по волосам не плачут, – произнесла Пруденс с мрачной усмешкой и обернулась, услышав осторожный стук в дверь.
– Хотите, принесу вам сюда графин хереса, мисс Пру? Или предпочтете нынче вечером другую гостиную? – спросил Дженкинс.
– Не думаю, что вечером мы захотим воспользоваться другой гостиной, – заверила его Пруденс. – Мы выпьем херес здесь, а пастуший пирог съедим в маленькой столовой.
– Я так и предполагал.
С этими словами Дженкинс вошел и поставил на стол поднос.
– Что сказать миссис Хадсон? Когда вы хотели бы пообедать?
Он наполнил два стакана и подал сестрам.
– Часов в восемь? – Пруденс бросила вопросительный взгляд на сестру, и та кивнула.
– Вряд ли мы будем переодеваться к обеду, Дженкинс. Да и прислуживать за столом не надо, Дженкинс, сами справимся. Уверена, вечером у тебя и так полно дел.
– Когда обслужу вас, мисс Пру, буду считать себя свободным. На этом мои обязанности на сегодня будут окончены, – ответил Дженкинс с обидой в голосе.
Он поклонился и исчез.
– Он всего лишь собирается в паб – выпить пинту умеренно горького пива, – сказала Честити, глотнув немного хереса. – Там до девяти будет только разминка.
– Все равно я считаю излишним, чтобы он подавал нам пастуший пирог. Подобные церемонии ни к чему, – заметила Пруденс. – Почему бы нам не поесть здесь, у камина, не снимая еду с подносов?
– Потому что Дженкинс и миссис Хадсон придут от этого в ужас, – смеясь, сказала Честити.
Она поставила свой стакан и подошла к камину подбросить угля.
– Нет никакой необходимости опускать планку, мисс Пру, только потому, что настали тяжелые времена.
Честити отлично имитировала манеру речи домоправительницы миссис Хадсон. Пруденс рассмеялась и захлопала в ладоши.
После минуты веселья наступила тягостная тишина.
– Как нам найти адвоката? – нарушила ее Честити.
– Прежде всего необходимо найти поверенного, который должным образом проинструктирует адвоката. Уверена, тогда все сработает, – ответила Пруденс.
– Ты в этом разбираешься лучше меня, – промолвила Честити, беря свой стакан. – Отец наверняка кого-нибудь знает. Как ты думаешь, не прощупать ли его?
– Хочешь задать ему пару стандартных вопросов? – спросила Пруденс, подавшись вперед и сверля сестру своими пронзительными светло-зелеными глазами.
– Вряд ли он что-нибудь заподозрит, если не в состоянии сложить два и два, – заметила Честити.
– Это верно, – согласилась Пруденс, поджав губы. – Просто любопытно узнать, догадается ли он, какого адвоката мы ищем.
– Разумеется, не слишком дорогого, – сказала Честити. Пруденс покачала головой:
– Нет, такой адвокат стоит дорого. И все же можно попытаться. Каким-нибудь кружным путем.
Из коридора донеслись шаги, раздался настойчивый стук, и дверь распахнулась. Лорд Артур Дункан стоял на пороге – усики его были в беспорядке, щеки раскраснелись, шляпу-котелок он прижимал к груди.
– Никогда не слышал ничего подобного, – объявил он. – Хамы, сущие хамы! Следовало бы их повесить на ближайшем фонарном столбе! О, да вы это видели! – Он указал жестом на «Пэлл-Мэлл газетт». – Бесчестная, возмутительная клевета! Одно дело, когда сплетни распространяет какой-нибудь оборванец, и совсем другое – когда этим занимается газета с определенной целью. В этом случае последствия непредсказуемы. – Он тяжело опустился на складной стул у камина. – Если это херес, я бы выпил стаканчик, Пруденс.