– Ну что же! Очень удачно, что ты будешь здесь рано утром, – сказала Пруденс, стоя перед зеркалом над каминной полкой и разглядывая свою растрепавшуюся прическу. – Потому что в восемь тридцать утра мы уже должны явиться в контору к адвокату.

Сестры переглянулись. Они отчетливо услышали в голосе Пруденс нотки раздражения.

– Но ты сказала, что он согласился взять дело, – заметила Честити, не зная, как подступиться к обсуждению вопроса о нежеланном поцелуе.

Ее сестра смущена, и необходимо выяснить все до конца.

– Да, – ответила Пруденс, садясь и сбрасывая туфли. – Она прижала кончики пальцев к вискам: – Я выпила слишком много вина.

– Где вы обедали?

– В каком-то клубе в Ковент-Гарден. В интересах сохранения анонимности, – она. – Кстати, ты ошиблась, Кон. Похоже, его дочь живет с ним, а не с матерью.

– Неужели? – удивилась Констанс, глотнув коньяка из своей рюмки. – Должно быть, у него права опекунства. Он предпочитает держать дочь при себе, а с матерью она только видится.

Пруденс покачала головой:

– Нет, при всем желании не могу согласиться с тобой. Мне не известна причина их развода, но он, кажется, просвещенный родитель. Отдал дочь в школу для леди, основанную Френсис Басс, разрешает им с гувернанткой читать «Леди Мейфэра» и не возражает против того, чтобы гувернантка объясняла девочке идеи суфражизма. Брови Констанс поползли вверх:

– Вот это новость! Но вернемся к нашему делу. Он согласился вести его? Каков гонорар?

– Восемьдесят процентов из той компенсации, которую нам выплатят в случае, если мы выиграем процесс и обвинения Беркли будут сочтены несостоятельными. Сэр Гидеон потребует компенсации за урон, нанесенный репутации нашей газеты, разумеется, в дополнение ко всем расходам, связанным с ведением дела, включая его гонорар. Конечно, мы должны выиграть во что бы то ни стало.

– По-моему, это вполне разумное требование, – сказала Честити.

– Но ведь сэр Гидеон требует восемьдесят процентов, Чес, а нам останется только двадцать.

Констанс поморщилась:

– У нас нет выбора. Нам остается только согласиться.

– Я предложила ему кое-что другое, – сказала Пруденс и тотчас же разъяснила, что именно.

– Это блестящая идея, Пру! – воскликнула Честити. – А какого рода женщина ему подойдет?

Сестра ответила коротким смешком:

– Вопрос следует ставить по-другому. Какая женщина с ним поладит? Тебе он не понравится. Можешь не сомневаться. Он высокомерный, самовлюбленный, властный, грубый.

– К тому же у него есть привычка хватать женщину и целовать против ее воли, – подлила масла в огонь Констанс.

– Надеюсь, он не был с тобой груб, Пру? – спросила Честити с тревогой.

Пруденс покачала головой и улыбнулась:

– Нет, пострадала только моя гордость. Мне не нравится, когда мужчина пытается мной манипулировать. Я дала бы ему пощечину, но он застал меня врасплох и я только открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная из воды.

– Неужели он настолько плох? – спросила Честити. – Он хоть привлекателен?

Пруденс нахмурилась.

– Не принимай это так близко к сердцу, Кон, и не обижайся, но во многих отношениях он напоминает Макса в начале нашего знакомства. Помнишь, ты считала его самым высокомерным и надменным негодяем, который когда-либо ступал по улицам Лондона?

– Я и сейчас порой так думаю, – ответила сестра. – Но у него больше достоинств, чем недостатков. Кроме того, – добавила она, – я и сама не ангел. Иногда я бываю просто несносной. Поэтому мы два сапога пара. – Она тихонько рассмеялась. – Но ведь и у сэра Гидеона наверняка есть достоинства.

– Пока что я их не заметила, – заявила Пруденс. – Я нахожу его просто отвратительным. Но верю, что он блестящий адвокат, а для нас это самое главное. Так что постараюсь не демонстрировать ему своей антипатии.

Честити бросила на сестру проницательный взгляд. Ей показалось, что Пруденс критикует его с излишней горячностью.

– Он полагает, что мы выиграем дело? – спросила Честити.

– Сначала сказал, что оно абсолютно безнадежное. Потому что у нас нет фактов.

Наступило молчание, сестры обдумывали ситуацию.

– Понимаю, что это будет трудно, – сказала Констанс через минуту. – Но есть хоть какая-то надежда на благополучный исход?

– Должно быть, у него есть свои соображения относительно нашего дела, иначе он не стал бы браться за него, – предположила Честити.

Констанс вопросительно взглянула на Пруденс.

– Ведь сначала он не хотел браться, насколько я поняла из твоих слов. Что же заставило его изменить решение? Тебе не известно почему?

– Трудно сказать, – ответила Пруденс. – Возможно, он не устоял против моей настойчивости. Или я просто доконала его. – Она пожала плечами. – Какова бы ни была причина, он согласился. Мы добились, чего хотели.

Интересно, почему его нисколько не смутила се яростная реакция на его поцелуй? Он даже развеселился. Она положила голову на спинку дивана и зевнула.

– Я в полном изнеможении, а нам еще надо обмозговать завтрашнюю встречу с адвокатом. – Пруденс со стоном поднялась. – Нам надо напрячь наши умственные способности. Сэр Гидеон не потерпит, если мы будем уклоняться от его вопросов. А вопросы могут быть сугубо личные. Он уже меня предупредил.

– Вряд ли ты сказала ему, что мы готовы кусаться, если кто-то посягает на наши права, – заметила Констанс, вставая.

– Пусть сам в этом убедится. – Пруденс натянуто улыбнулась. – Завтрак в семь? Оставлю записку для Дженкинса.

Она подошла к заваленному бумагами секретеру, набросала несколько слов и сунула бумажку под пустую коньячную рюмку Констанс, где утром ее должен был обнаружить дворецкий.

– Итак, снова в бой, – сказала Констанс, обняв сестер. Так они и пошли в обнимку, каждая в свою спальню.

Констанс проснулась, когда стало светать. Она не знала, что ее разбудило, но ей показалось, что она услышала щелчок, будто закрылась дверь. Вглядевшись в зыбкий полумрак, молодая женщина улыбнулась и отвела волосы с глаз, приподнимаясь с подушек.

– Доброе утро, Макс. Я полагаю, уже утро? Почему ты не спишь в своей постели?

– Этот вопрос я как раз собирался задать тебе, – сухо ответил муж, ставя поднос с чаем на туалетный столик. – Я вернулся домой, нашел там холодную и пустую постель и записку, нацарапанную моей женой, где сообщалось, что она возвращается в лоно семьи.

– Всего на одну ночь. Но эта ночь уже прошла. Я не думала, что ты будешь возражать, ведь ты должен был работать почти до утра.

– Как видишь, я возражаю, – сказал он, наливая чай.

Он принес две чашки, сел рядом с ней и передал одну ей.

– Оставь, пожалуйста! – сказала Констанс. – Я же знаю, что ты не сердишься.

Она с удовольствием глотнула дымящейся жидкости.

– Ты сам приготовил чай или миссис Хадсон уже встала?

– Его заварил Дженкинс. Он сказал, что ты оставила записку, в которой сообщала, что будешь завтракать на рассвете. Поэтому я и решил тебя разбудить.

– Очень мило с твоей стороны, – произнесла Констанс. – Но мне хотелось бы, чтобы ты меня поцеловал еще до того, как я начну пить чай.

Он взял у нее чашку, поставил рядом со своей на прикроватный столик, наклонился и поцеловал ее.

– Ты, конечно, не заслуживаешь поцелуя, раз дезертировала из дома.

– Доброе утро, Кон! Макс, ты тоже здесь? – В комнате появилась Честити, за ней следовала Пруденс с подносом в руках.

– Если гора не идет к Магомету, Магомет идет к горе, потому что у него нет выбора, – заметил Макс, бросив взгляд на своячениц.

– Я говорила Кон, что тебе это не понравится, – сказала Пруденс. – Мы принесли чай, но Макс опередил нас.

Она налила чаю себе и Честити, и они как были в халатах уселись на кровать рядом с Максом, который, казалось, не обратил ни малейшего внимания на то, что его родственницы в дезабилье.

– На самом деле то, что Кон здесь, намного упрощает дело, – сказала Пруденс, – потому что в половине девятого у нас деловое свидание с Гидеоном Молверном в его конторе.