– Я в полном смятении, – сказала Пруденс сестрам несколько позже в то же самое утро. – Он говорит о том, что влюблен в меня, что я хорошо влияю на его дочь. Одобряет мои занятия с ней. Собственноручно приготовил для меня обед, а потом появляется его бывшая жена и он говорит мне, чтобы я не забивала свою «хорошенькую головку» его делами, потому что они меня не касаются. Уверяет, что сам с ними справится и наши с ним отношения не изменятся. – Пруденс налила себе еще кофе. – Как он не замечает вопиющего противоречия во всем этом?

Сестры не нашлись что ответить.

– Пока наше дело не будет завершено, тебе придется видеться с ним, – сказала Констанс. – Я сделаю все, чтобы наши отношения с ним оставались сугубо официальными. Пусть уладит свои семейные дела, а когда процесс закончится и ситуация станет ясна, ты разберешься в своих чувствах.

– Но чем бы процесс ни закончился, – подала голос Честити, – нам следует забыть о поисках невесты до тех пор, пока его бывшая супруга живет в его доме. Придется заплатить ему его восемьдесят процентов, если он выиграет дело.

– Все-таки двадцать процентов лучше, чем банкротство, – заметила Пруденс. – Как бы то ни было, хуже не будет. Нам удалось заполучить лучшего адвоката без особых усилий, и это уже победа.

– Пруденс права, – согласилась Констанс. – Если процесс будет выигран, адвокату заплатит противная сторона. А Пруденс должна забыть о своих чувствах, пока процесс не будет закончен.

Пруденс вздохнула и бросилась на диван.

– Знаю, какие у меня будут чувства, – заявила она. – Было ошибкой вступать с ним в близкие отношения, я знала это с самого начала. Просто не прислушалась к своему здравому смыслу. Мы совершенно несовместимы, у нас полярные взгляды на мир. Итак, я попытаюсь не думать об этом, буду практиковаться, чтобы мое французское произношение не вызвало сомнений. Буду готовиться отвечать на вопросы достойно, какими бы каверзными они ни были.

Они работали до ленча, и Пруденс заставила себя сосредоточиться, но образ Харриет Молверн не покидал ее. Какая изумительная красавица! Разве может кто-нибудь соперничать с ней? Но ведь она не пыталась с ней соперничать, конечно же, не пыталась! И не собиралась продолжать свои отношения с Гидеоном.

Как бы то ни было, эта короткая связь пошла Пруденс на пользу, открыла ей радости секса.

– Пру? Пру?

– О, прошу прощения. На чем мы остановились?

– У тебя были закрыты глаза, – сообщила ей Честити.

– Должно быть, я задремала.

– Скорее размечталась, – заметила Констанс.

– Ну как? Повезло нам? – спросил Гидеон клерка, как только тот вошел в кабинет.

– О да, – ответил Тадиус. – Я нигде не нашел никаких документов о регистрации фирмы и юридическом статусе компании под названием «Граф Беркли и KV Связался с поверенными, составлявшими залоговое письмо на дом на Манчестер-сквер, 10. Конечно, это не та фирма, которую граф использует в деле о клевете... Это те самые стряпчие, что ввели в курс дела сэра Сэмюела. Разумеется, их репутация безупречна. – Он скромно кашлянул в ладонь. – Другая фирма, так сказать, с теневой стороны улицы. Я так бы это назвал, сэр Гидеон.

Гидеон кивнул и закурил сигарету.

– Хорошо, – сказал он. – Продолжай.

– Они неохотно шли на сотрудничество, но я ухитрился убедить их в том, что мой принципал в этом деле сочтет отсутствие готовности сотрудничать признаком того, что дело нечисто, что в их практике есть моменты, не выдерживающие критики... Намекнул, что им могут прислать официальную повестку в суд.

– А это отличный аргумент, Тадиус. – Гидеон откинулся на стуле и выпустил аккуратное кольцо дыма. – Есть в этом документе какие-нибудь зацепки?

Тадиус печально покачал головой:

– Не вполне так, сэр, но если компания, составившая залоговое письмо, нелегальна, то...

Гидеон кивнул:

– Тогда этот документ – результат подлога. Что-нибудь еще?

– Я выяснил, что эта так называемая фирма замешана в нескольких других сделках и все они были заключены в пользу компании «Граф Беркли и К°». У них есть документы, свидетельствующие о становлении компании, но, как я сказал, нет доказательств того, что эта компания зарегистрирована легально. – Он положил папку на стол перед патроном. – По правде говоря, они признались, что не зарегистрировали компанию положенным образом.

Гидеон смотрел на бумаги на столе.

– Значит, эти бумаги были только прикрытием с целью одурачить сомневающихся или несведущих.

– Таково мое заключение, сэр Гидеон.

Гидеон порывисто подался вперед.

– Это хорошо, Тадиус. Как раз то, что нам нужно.

– Благодарю.

Он раскрыл папку, а клерк, пятясь, вышел из комнаты.

Гидеон принялся перелистывать бумаги. Потом нетерпеливым жестом оттолкнул папку. И все это из-за несговорчивых, упрямых женщин. Возможно, Пруденс лучше его знает о взаимоотношениях между матерями и дочерьми, но о собственном отце не знала ничего, пока не порылась в его бумагах. Ни у нее, ни у ее сестер никогда не было доверительных отношений с отцом.

Конечно, появление Харриет было досадным сюрпризом, но факт заключался в том, что его отношение к этому не давало Пруденс оснований выступать в защиту угнетенных женщин. Она была самой несносной, самой предубежденной из женщин, которых ему когда-либо доводилось встречать. По сравнению с ней Харриет казалась самим покоем и отдохновением. Невозможно было представить себе жизнь с женщиной, постоянно раздражавшей его. Если не считать того, что иногда она его не раздражала... Но откуда, черт возьми, явилась мысль о возможности жить с ней?

Выбранившись вполголоса, он потянулся к бумаге и взял перо. Сейчас он был только ее адвокатом и никем иным. Впрочем, он и не хотел быть кем-нибудь иным.

– Ну что там? – спросила Честити, удивившись, что Пруденс так долго читает всего одну страницу, из которой состояло письмо. – Это ведь от Гидеона?

Пруденс зашуршала конвертом и бросила его на стол в холле.

– Да, – сказала она. – Подробное описание предстоящего процесса.

– В таком случае нельзя ли и нам его прочесть? – спросила Констанс, поворачиваясь к сестрам от зеркала, перед которым надевала шляпу, собираясь выйти из дома.

– Конечно, – ответила ее сестра, пожимая плечами. – В нем нет ничего личного.

Она протянула письмо сестре.

– Это ведь хорошо? Не так ли? – спросила Честити неуверенно.

– Да, конечно, – ответила Пруденс довольно раздраженно. – Речь идет только о делах, как мы и договорились.

Констанс не смотрела на Честити, потому что Пруденс могла заметить, как они обмениваются взглядами, а ведь сейчас она стала такой чувствительной, будто лишилась кожи. Констанс считала, что Пруденс очень взволнованна. Но не предстоящим процессом. Впрочем, ее мнения никто не спрашивал.

Она просмотрела письмо от сэра Гидеона.

– Оно выглядит обнадеживающе, если разобраться в юридической стороне дела, – сказала Констанс. – Так называемая компания Беркли не имеет юридического статуса. Поэтому нет юридической базы для того, чтобы требовать от отца платежей. Насколько я понимаю, Гидеон хочет сказать, что почти уверен в успехе.

Она передала письмо Честити.

– Да, у меня создалось такое же впечатление, – согласилась Пруденс.

Честити подняла глаза от письма.

– Он не настаивает на встрече с нами до начала процесса. Тебе нужна дополнительная подготовка, Пру? – Она с беспокойством смотрела на сестру.

Пруденс покачала головой.

– Я знаю, чего он хочет, и он выразил это вполне ясно. Ему нужна нежная, внушающая сочувствие женщина, способная смягчать сердца и умы двенадцати присяжных-мужчин и воздержаться от оскорблений в их адрес при любых условиях. Мне придется хлопать ресницами и без конца бормотать «о-ля-ля, месье».

– Они не увидят, как ты хлопаешь ресницами, потому что твое лицо будет скрыто густой вуалью, – заметила Честити.

– Не увидят, – согласилась Пруденс. – Но я буду размахивать руками и надушенным носовым платком, как это делают француженки, если захочу произвести впечатление подавленной и озабоченной их вопросами жертвы.