Что я могу сказать о девушке, с которой вынужден был делить купе и более того, на людях изображать супружескую пару? Много чего мог сказать и далеко не всё можно писать на бумаге. Неприлично изображать на ней виртуозные матерные загибы. Идейная, больше и добавить нечего. На людях вполне пристойно изображала из себя супругу молодого, состоятельного коммерсанта, полностью довольную нынешним положением, любительницу развлечений, красивой одежды и дорогих украшений. Но это на людях. Наедине же смотрела на меня с явной неприязнью, причём даже не давала труда скрывать мотивы такого вот своего поведения.

Причина… ехала в соседнем купе и звалась Яковом Серебрянским. «Товарищ Яша» изволил пооткровенничать со своей помощницей-воспитанницей относительно моих не слишком соответствующих его понятиям о правильном черт характера, и теперь Светлана Кожина изволила изображать ледяную отстранённость. Дескать по работе сотрудничать необходимо, а вот в обычной жизни желания разговаривать нетути. Да ии бес с ней! Самой же, хм, хуже будет. Могла бы скрасить ту лёгкую меланхолию, которая поневоле накатывает, когда сидишь и смотришь на проносящиеся за окном деревья, дома, поля… Хотя может Светлане меланхолия чужда по определению, ведь все мы индивидуальны. Даже те, кто всеми силами пытается слиться с человеческой массой.

А спустя пару часов после отправки поезда к нам в купе заявился «дядюшка».С точки зрения кого угодно со стороны – обычное дело сей визит родственника. Право слово, не одному же сидеть человеку, если хочется пообщаться, а в вагон-ресторан идти покамест недосуг. На деле же Серебрянский припёрся не просто так, а по существу. Захотелось ему проверить, всё ли мы помним о том, что и как предстоит делать по прибытии в Берн.

Если «товарищ Яша» хотел к чему то придраться, то у него не вышло. Впрочем,сомневаюсь я, что дело в такой мелочи. Скорее уж проверял не нашу память, а общий настрой. Мне то что, а вот Кожина пусть немного, но нервничала, что не укрылось от опытного взгляда руководителя группы. От моего, кстати, тоже. Поэтому когда инструктаж – проверка явно подходил к концу, я предложил:

- Дядюшка Матиас, а не выкурить ли нам по сигаре? Только не в нашем с Аллой купе, вы же знаете, как чувствительна она к табачному дыму. Даже дома вынужден курить, лишь удостоверившись, что её нет поблизости из-за опасений по поводу её драгоценного здоровья.

- Понимаю тебя, Виктор. В моём купе есть только я, потому дым от сигар лишь обрадует. Пойдём… А Алла пока может отдохнуть от мужского общества. Или поискать компанию в вагоне-ресторане.

Алла-Светлана, судя по всему, предпочла остаться в купе, в то время как мы с Серебрянским перебрались в соседнее. Естественно не сигар ради, хотя их раскурили по вполне понятной причине. Затем начался разговор, пусть и не повышая голоса. На немецком, используя временные имена.

- Что случилось, Виктор?

- Алла. Она немного нервозна. Это нехорошо.

- Это не помешает ей выполнить необходимое, Виктор.

- Надеюсь на это, - криво усмехнулся я. – Только вот ваши, дядюшка, высказывания в мой адрес, наверняка допущенные при разговорах с ней, не способствуют нормальной атмосфере в нашей группе. Это непрофессионально.

Каблуком тебе, да на больную мозоль, да со всей силы. Личными выпадами такого как «товарищ Яша» не уязвить, у подобных индивидов быстро вырабатывается иммунитет. Зато потоптаться коваными сапогами по душе, уничижительно отозвавшись о профессионализме – это совсем другое дело. Особенно если не на пустом месте, а по делу. Сейчас именно что по делу. Вот кто заставлял Серебрянского поливать грязью одного подчинённого перед другим? Никто. Пользы для дела с этого ноль без палочки, а вот вред мог случиться.

- Я только ответил члену своей группы, с которой работаю не в первый раз, о качествах прикреплённого к нам, в том числе моральных.

- И сделали это так, что она на меня волком смотрит. Ну-ну… Давайте уж тогда раскроем карты. Чем моё присутствие так уж вам не угодило, дядюшка Матиас? Вы руководите группой. Я лишь наблюдатель и возможный советник в случае возникновения трудностей.

- Ты не наблюдатель, ты контролёр, Виктор. Не приказываешь, а советуешь, смотришь, запоминаешь. И если с тобой что-то случится, меня будут подозревать. Ты, племянник, как гадюка в сточных водах: скользкий, ядовитый и готовый впрыснуть яд в любого, кто окажется рядом. Ты чужой!

- Вам, дядюшка? – провоцирую Серебрянского на ответ, хотя и не уверен в успехе. Однако уровень его раздражения чересчур высок, он вполне может перебороть обычную осторожность. - Но глава нашего концерна ценит и вас, и меня. И точно не допустил бы проникновения людей конкурента.

Пристальный взгляд и улыбка, больше напоминающая оскал. А ведь он такими темпами начнёт меня открыто ненавидеть.

- Ты озабочен лишь собой, а не предприятием, Виктор. Глава концерна об этом знает, его это устраивает. Считает, что другие не предложат того, что может дать он.

- И это так. Мне невыгодно пытаться переметнуться. Но ваше отношение мне понятно. Только… относитесь к этому проще. Любить меня не следует, а вот взаимовыгодно сотрудничать стоит. Цели общие, да и исходящие от меня советы могут оказаться полезными, план по поглощению конкурента, как ни крути, по большей части разработал я.

Вроде как градус неприязни чуть понизился, потому как Серебрянский пробурчал что-то невнятное, но от дальнейших шпилек в мой адрес воздержался. Потом и вовсе взял себя в руки. Более того, признал, что погорячился и добавил, что постарается вразумить нашу спутницу, потому как не дело, чтобы внутри группы была столь явная неприязнь.

Как же, прямо взял и поверил. Скорее уж временно унял свою искреннюю ко мне нелюбовь, поняв, что этим только вредит делу. Зато эта не столь и длительная беседа дала мне пищу к размышлению. Серебрянскому явно намекнули, что моё невозвращение с операции будет воспринято очень, чрезвычайно плохо. А уж как умеет намекать глава Иностранного отдела я себе хорошо представлял. И очень вероятно, что Менжинский поверит именно Артузову, а вовсе не Серебрянскому. Это, в свою очередь, чревато для последнего большими проблемами.

Нет уж, пакостей во время этой операции ждать от Серебрянского не стоит. Зато после… можно было бы и опасаться. Только смысла в опасениях нет и быть не может. Кто сказал, что выживание этого самого Серебрянского вообще мной предусмотрено? Мне нужен не только труп Троцкого, но и его архив. Что-то в оригинале, что-то можно и в копиях. Я человек разумный, а потому понимаю – большую часть по любому придётся предоставить чекистам. Но не ранее, чем будут сняты фотокопии всех без исключения документов. Сотворить это при живом Серебрянском… Извините. тут не романы Беляева или графа Толстого! Тут самая что ни на есть суровая реальность. Именно посему «товарищ Яша» обязан помереть во время операции по ликвидации Льва Давидовича или сразу после неё. Иных вариантов просто не предусмотрено.

Впрочем, это должно было произойти в будущем, а не сиюминутно. Пока требовалось продолжать изображать из себя аналитика, отправленного исключительно с целью наблюдать за исполнением плана. Вот я и делал это, не выходя из проработанной на этот случай роли. Разговор… он тоже был естественным для второго слоя моей личины. Пусть «товарищ Яша» продолжает считать жадным до хорошей жизни карьеристом. От таких ждут неприятностей одного типа, ну а мы с другой стороны заходить станем.

Дальше было легче. Серебрянский и впрямь вправил мозги Светлане. Она перестала изображать оскорблённую невинность и даже пыталась изображать дружелюбие. Изображать, конечно. потому как на деле её отношение к моей персоне ничуть не поменялось. Но я с ней дружить и не собирался. На кой ляд мне эта фанатичка коммунистической идеи? Такая, завидь тень измены коммунистическим идеалам, собственных родителей в ОГПУ сдаст и ни мгновения жалеть о таком поступке не станет. Чего там. она даже свою нынешнюю личину ненавидела. Её раздражала красивая одежда, косметика, дорогие украшения… Светлана считала это «буржуазными пережитками» и не более того. Видел я и подобное. Более того, такой подход прямо таки вколачивался в головы народных масс по указанию сверху, формируя женщин страны советов исключительно на ударный труд ради светлого будущего, которое неведомо когда наступит. Угу, светлое будущее… ради которого в стране вот-вот мог разразиться такой голод, от которого многим областям долгие годы придётся оправляться. Вот только «товарищей» из ЦК это ничуть не заботило. Они готовы были положить в могилу большую половину населения, дабы продолжать коммунистические эксперименты с теми, которые останутся. И так до бесконечности. Знаем, видели, проходили.