Окончание процесса и торжественное вынесение приговоров, по большей части расстрельных, планировалось пятнадцатого числа. Всё шло гладко и ровно по мнению организаторов, но тут… случилось десятое число. И пришедшая утром новость о том, что в девятом часу утра в Ленинграде возле собственного дома выстрелом из винтовки убит первый секретарь Ленинградского обкома, член Политбюро Киров.

Стоило ли удивляться тому, что известие оказало эффект внезапно разорвавшейся бомбы? Как по мне, не стоило. Совсем. Появление в стенах ОГПУ Вячеслава Рудольфовича Менжинского, ради такого форс-мажорного случая пересилившего свою болезнь, и вовсе воспринималось как нечто само собой разумеющееся. Всем было понятно, что одна винтовочная пуля изменила очень и очень многое. Дело даже не в том посту, который занимал Киров. Не только в этом. Убитый был верным другом и соратником Сталина-Джугашвили, тем, кому абрек доверяя и с чьей стороны не боялся предательства. Таких людей можно было перечислить по пальцам даже не рук, а руки.

Реакции Сталина, вот чего боялись все, даже в стенах ОГПУ. Непредсказуемой реакции, ведь человек, правящий СССР, был склонен проявлять жестокость даже там, где для неё не было никаких предпосылок. Более того, проявлять внезапно, до самого последнего момента демонстрируя полнейшее расположение и давая любые обещания. Слова для Джугашвили всегда были всего лишь словами, а про понятие честь этот спустившийся с гор бандит и вовсе не имел ни малейшего понятия. Разве что чисто теоретическое. Хотя нет, он с охотой использовал честь как слабость своих врагов, но не более того.

Все начальники отделов, а также некоторые их заместители были вызваны «на ковёр» к Менжинскому. Не для ругани и начальственного разноса, даже не для упрёков, ведь Председатель ОГПУ был умным человеком и понимал, что сейчас не до претензий. Требовалось в самые сжатые сроки представить Сталину хоть что-то, близкое к версии, равно как и уверить в скорейшем раскрытии имен пусть не исполнителей, но уж точно организаторов убийства. И словами «троцкисты» и «террористы» отделаться не получится.

Я был рад, что Артузов не потащил меня с собой на эту внеочередное совещание. А в обязательном порядке меня, несмотря на недавно полученную шпалу в петлицы и звание начальника горотдела, туда приглашать точно не собирались. К лучшему это. Там не «раздачу слонов» проводить собирались, а скорее обрисовывать довольно мрачноватую и страшноватую перспективу. Сталин в ярости – это, я вам скажу. их действительно пугало. Тут многие могли полететь с должностей. Как ни крути, обвинить в некомпетентности можно было каждого из собравшихся. Особенно с учётом того, что в верхах расползалась всеобщая подозрительность и откровенная паранойя.

Я шёл по коридору, гоняя в голове разные мысли, когда меня остановил возглас:

- Алексей, постой!

Обернувшись, я увидел одного из своих так называемых друзей, Михаила Каганова из Секретно-политического. На нём действительно лица не было. Белый как мел, лицо периодически подёргивается в нервном тике, руки и то трясутся. Тот ещё вид, особенно для «бесстрашного сотрудника ОГПУ».

- Да, Миша?

- Пойдём, покурим, - затравленно озираясь по сторонам. предложил он. – Курево есть?

- Найдётся. Ко мне в кабинет?

- Не-не! – замахал тот руками, аки ветряная мельница. - На улицу! - видя, что мне не очень-то хочется спускать по лестнице. Он посмотрел на меня щенячьим таким взглядом и заныл. – Алексей, ну надо, очень надо..

- Кому?

- Обоим. Это по ТОМУ делу, самому важному.

- Ну-ну… посмотрим, чего там такого нужного скажешь. Пошли уж.

В конце концов, отлучиться на некоторое время мне положение позволяло. Начальство давненько не требовало неукоснительного соблюдения рабочего графика, понимая, что эффективность работы в моём случае с этим совершенно не связана. А этот самый Миша Каганов, раз уж так суетится, может и нечто дельное сказать. Хотя тут бабушка надвое сказала, знаю я этих, кхм, сотрудников.

На улице шёл снег, будь он неладен! Я скептически так посмотрел на Михаила, когда протягивал ему открытую папиросницу. Дескать, раз уж вытащил меня, человека со всё ещё побаливающей ногой, на мороз, то будь любезен не разочаровывай. Тот трясущейся рукой сначала ухватил папиросу, но тут же выронил. Схватил вторую, с другом донеся до рта, после чего крепко прихватил гильзу зубами. Потом пытался попасть кончиком папиросы в огонёк зажигалки, опять же моей. Мда, нервишки то чекисту лечить надо… желательно посредством пули в затылок. Но это, увы, было бы несвоевременно. Он мне нужен живой, потому как полезен. Конечно же, он думает, что всё совсем наоборот и это я ему буду полезен не только сейчас, но и в будущем. Ничего, пускай витает в розовых мечтах, это наиболее устраивающий меня расклад.

- Итак, Мищ… Для начала ответь, ты чего такой дёрганый?

- К-кирова убили, Сергея Мироновича.

- У нас не первый раз убивают важных людей. Сначала нашим головы отрезали, затем похищение Чичерина. убийство Мехлиса. Прочие события тоже. И чего ты именно сейчас такой, словно тебя в проруби вместе с бельём полоскали?

- Я в Секретно-политическом работаю…

- Ни разу не бином Ньютона. Давай уже, не изображай умирающего лебедя, меня эти паузы в разговоре ни разу не радуют.

Каганов парой затяжек дожёг папиросу. Затем попросил ещё одну, которую и взял и прикурил уже с меньшими проблемами. Похоже хоть самую малость, но успокоился. И снова заговорил.

- Лёш, тут вот что. Моя бывшая подружка, она сейчас… с Георгием Андреевичем общается.

- С Молчаномым?

- Ага, с ним.

- И общается, как я понял, не о рабочих делах, - усмехнулся я. – Надеюсь, ты не из-за страданий по бывшей любовнице такой потерянный.

- Какие страдания, о чём ты, - печально вздохнул Каганов. – До баб ли мне сейчас. Просто я её час назад видел, когда в архив спускался, документ нужно было взять. Она меня по старой памяти и предупредила.

- Так, а вот сейчас стало куда интереснее. О чём?

Чекист переступил с ноги на ногу, поморщился от внезапного порыва ветра, быстро впрочем утихшего. Явно собирался с силами, чтобы даже заговорить. А ведь сам меня сюда притащил. И хочется ему, и колется. Ну-ну!

- Товарищ Сталин в ярости. Он звонил Молчанову в кабинет и так орал…

- Прямо так и орал?

- Сонечка слышала, она тогда была там. Ну ты понимаешь.

Понимаю. Утро, чашечка кофе, любовница прямо на рабочем месте. Может на столе, а возможно что и в кресле. Кресла у начальства, они такие. удобные во всех отношениях. Получается, в этот самый момент звонок, на который нельзя не ответить. И выставить любовницу нельзя, потому как почти не одетая, да выскакивающая в приёмную… То ещё было бы впечатление. Неудивительно, что этой самой Соне удалось услышать то, что для её ушек совсем не предназначалось.

- Почему ты решил поделиться столь важными сведениями со мной?

- Ну мы же друзья… Ай, ладно, - обреченно махну рукой Каганов. – Ты у Артузова на хорошем счету, а к начальнику ИНО у товарища Сталина вроде претензий не было.

- Из разговора прямо так чётко было ясно?

- Куда уж понятнее. Товарищ Сталин кричал, что хоть в Иностранном отделе не всё хорошо, но они хоть что-то делают. Троцкого ликвидировали, врагов хоть в лицах не всегда определяют, но угрозу чувствуют. Настоявшую, а не ту, которую по политическим надобностям. Про охрану руководства партии нелестно отзывался. Головы полетят… если только до конца месяца виновных не найдут. Настоящих, а не назначенных.

- Все по разговору?

- Н-нет, - заикаясь от волнения, помотал головой чекист. Отбросил окурок, вновь стрельнул у меня папиросу и опять продолжил исповедоваться. - Соня вот что дословно запомнила уже к концу того разговора: «…не сможете найти тех, кто Сергея убил, я половину вашего ОГПУ разгоню. Совсем работать разучились, только ордена носить и важно пыжиться можете, прошлыми заслугами прикрываясь».

Сильно сказано. А у горца этого угрозы редко когда остаются словами, он их всегда рад по малейшему поводу в дело воплотить. Сейчас же и вовсе повод и поводов. Ещё чувствовался страх. Джугашвили однозначно стал серьёзно бояться за целостность своей потрёпанной шкуры, вот и бесится. Такое его поведение позволит сделать ещё несколько шагов. Что же до того, кто принёс мне эту очаровательную новость…