— У вас ведь есть еще младшая сестра, — напомнил Кейт.

— Да, Шарлотта. — Кейт улыбнулась, представив себе красивую и своенравную любимицу всей семьи. Уж Шарлотта по крайней мере твердо стоит на ногах. — Она в школе. Весной ее пригласили провести лето с ее близкой подругой Маргарет Вилтон, единственной дочерью барона и баронессы Вилтон.

— На вас это произвело впечатление?

— Меня это обрадовало, — строго сказала Кейт, реагируя на презрение, прозвучавшее в его словах. — Она может сделать приличную партию.

— Она может сделать приличную партию, а вы при этом сидите здесь, в открытой повозке рядом с весьма неприличным спутником. Это как-то несправедливо, а? Вас, наверное, это возмущает.

Кейт не ответила. Макнилл вызывал у нее беспокойство. Ее будоражило все: его рост, мужской запах, ширина плеч, грубая щетина на подбородке и щеках, легкость, с какой он правил лошадью. Кейт слишком остро ощущала его присутствие.

Овцы, пасшиеся на крутом склоне, подняли головы и проводили их взглядами. Кейт ухватилась за возможность сменить тему разговора:

— А мне уже начало казаться, что здесь нет ничего живого.

— Это овцы породы шевиот, — сказал Кит. — Иногда их называют четырехногими горцами.

— Почему? — изумленно спросила Кейт.

Он пожал плечами:

— Это арендаторы у помещиков. Их единственные арендаторы. Чтобы освободить для них место, выгоняют людей.

— Всех людей? — недоверчиво переспросила Кейт.

— Большую часть. Вы видели «Белую розу»? — Шотландский акцент в его голосе усилился. — В прошлые времена там был центр маленького городка, пока не приехал лорд Росс.

— И он выгнал целый город? Куда?

Макнилл уставился на дорогу.

— На берег моря. Одни стали собирать водоросли, другие попытались заняться рыбной ловлей. Но оказались неприспособленными для этого и уехали. Уплыли на запад, в Канаду.

— Но… почему же они так поступили?

— Видите вот эту огромную жирную овцу, уставившуюся на вас? Акр за акром отдают этим арендаторам, требующим куда меньше внимания, чем несколько стариков, разводящих скот. — Его голос просто источал иронию. — И они приносят больше прибыли, — закончил Кит. — Это происходит по всему нагорью, скоро в Шотландии не останется шотландцев.

— Это не правильно — все отбирать у людей.

— Все не отберешь, — возразил Макнилл с кривой улыбкой. — Можно забрать у человека землю и лошадь, можно запретить носить плед и играть на волынке, но нельзя украсть душу человека, а в душе шотландца — гордость и верность. Вот почему шотландские полки так храбро сражались за вашего короля, миссис Блэкберн. Мы дали клятву, и мы будем верны ей до смерти. — Глаза его потемнели и стали непроницаемы. — И будь проклят тот, кто нарушает клятвы!

После этого Кит замолчал и больше не произнес ни слова.

Спустились сумерки, похолодало. У Кейт не было одежды, подходящей для путешествия в открытой повозке, а башмаки ее и вовсе остались от другой жизни, когда она была модной молодой леди и гуляла по травянистым садовым аллеям, а не по заиндевевшим камням. Она закрыла глаза и заставила себя задремать, чтобы по возможности не чувствовать ледяной хватки сумерек.

— Приехали.

Кейт сразу же очнулась, подняла голову и огляделась из-под капюшона.

— Куда? Я ничего не вижу, — сказала она, пытаясь разглядеть огни, свидетельствующие о близости деревни.

Макнилл остановил лошадь и легко спрыгнул на землю. Он подошел к повозке с той стороны, где сидела Кейт, и не мешкая снял ее с сиденья — она даже не успела ничего сообразить — и, поставив на землю, снова повернулся к повозке.

Привыкнув к полумраку, Кейт увидела, что они остановились рядом с грубыми каменными хижинами, маленькие окошки которых зияли как темные провалы, а двери оставались полуоткрытыми. Все это были брошенные жилища.

— Что это за место? — поинтересовалась она. Макнилл, распрягавший коня, пожал плечами:

— Никогда не слышал, чтобы у него было название. — Он указал на ближайшую хижину:

— Вот этот ничем не хуже остальных. Идите внутрь.

— Туда? — Кейт полагала, что придется заночевать на постоялом дворе, или в конюшне, или по крайней мере на ферме, где можно за деньги получить что-то вроде кровати. Ей не приходило в голову, что она останется ночью в совершенно пустынном месте наедине с Китом Макниллом. — А разве поблизости нет какой-нибудь гостиницы, где можно переночевать?

— На много миль вокруг — ничего.

— Это не страшно. Я не буду возражать, если придется проехать еще немного. Ночь приятная…

Руки его замерли на упряжи, он повернул голову и посмотрел на нее через плечо. На всякий случай Кейт улыбнулась.

— Ночь безлунная, и когда я говорю «много миль», я имею в виду много миль, а это не час и не два. Дорога станет еще хуже, прежде чем мы поднимемся на пустошь, а я не хочу ради вас рисковать ногами Дорана. — Тон его исключал какие бы то ни было возражения. — Стало быть, миссис Блэкберн, лучше выбирайте себе квартиру.

— Понятно. Конечно, если речь зашла о благополучии вашей лошади, мы, разумеется, должны остаться здесь, — сказала она с вымученной веселостью и направилась к ближайшей лачуге.

Это была именно лачуга. Дверь, наполовину сорванная с петель, висела в дверном проеме косо, как пьяная. Узкий вход закрывала занавеска из рваной тряпки, а грязный пол шел под уклон к низкому плоскому каменному очагу под грубым дымоходом. Хижина была пуста, если не считать черепков битой посуды.

Что она должна делать? Мебели нет никакой. Кейт в нерешительности остановилась в дверях, несчастная, озябшая, напуганная.

— Отойдите. — Она вздрогнула при звуке его голоса, раздавшегося у нее за спиной, но Кит притворился, что ничего не заметил, и прошел мимо нее с охапкой дров. Он сложил их в очаг, вынул из кармана коробочку с трутом, разжег огонь. Потом выпрямился. — Я принесу ваш сундук.

— Благодарю вас.

Он исчез и вскоре вернулся с ее багажом и корзиной, которую им дала служанка в «Белой розе». Присев на краешек очага, Кит подбросил в огонь еще поленьев, после чего достал из корзины кувшин с элем.

«Господи, сделай так, чтобы он не напился! Не знаю, что я буду делать, если он опьянеет». Кейт подвинулась ближе к двери, приготовившись бежать. Только вот куда?

Кит зубами вытащил из кувшина пробку и выплюнул ее в огонь, а потом поднес горлышко кувшина к губам. Запрокинул голову и, как показалось Кейт, ужасно долго вливал в себя эль. Наконец он вытер рот рукавом и протянул кувшин ей:

— Держите. Согреет лучше, чем вода.

Кейт не хотелось пить грубый эль, но оставить все Макниллу казалось неразумным. Она нерешительно приняла от него кувшин. Его глаза блеснули в свете пламени.

— У вас нет какой-нибудь посуды для питья?

Он спокойно посмотрел на нее:

— Предлагаю воспользоваться ртом.

— Понятно.

Он отломил себе кусок хлеба, глядя, как она пытается повторить его движения, но кувшин был для нее слишком тяжелым и выскользнул, когда она наклонила его, и эль пролился ей на платье.

— Черт побери!

Услышав такое выражение, Кит поднял брови. Но Кейт было все равно. Теперь ей было не только холодно, но и сыро, платье стало липким. Дороге, казалось, предстояло длиться целую вечность, спать ей было негде, и она оставалась один на один с этим высоким, грубым горцем, который, возможно, совратил множество женщин. И что хуже всего, она оказалась здесь по собственной воле. Она была откровенно напугана, а собственный страх у Кейт Блэкберн еще с детства вызывал возмущение.

— Да черт побери! Как можно пить из этой… штуки? — раздраженно прошипела она. — Почему у вас нет стакана? Или это идет вразрез с вашим горским кодексом самоограничения? Ни к чему постоянно устраивать себе трудности, чтобы потом преодолевать их. Немного удобств не лишат вас мужественности! Или «шотландского лоска»!