Рэм наклонил голову:

— Вы слишком добры.

— Я хочу, чтобы ты научил меня управляться с этими воображаемыми шпагами.

— Я перед вами в долгу, — сухо сказал Кит.

— Верно, но я не видел у тебя ничего такого, что мне хотелось бы. Пока что.

— Брось, Кит. — Рэм пожал плечами. — Дай и мне тоже поразвлечься! Это хоть избавит нас от скуки между побоями.

— Ладно, — недовольно сказал Кит. — Но когда-нибудь я с ним расплачусь.

Кит еще крепче сжал пальцы, и каблуки Ламонта забили по доскам пола. Трактирщик, бывший свидетелем бог знает скольких драк, незаметно удалился. В последний момент Кит разжал руки и уронил задыхающегося Ламонта на пол, как зачумленную крысу.

Со звуком, выражающим отвращение, горец перешагнул через своего давнишнего спасителя. Кит Макнилл всегда помнит о долге: только по этой причине мерзавец еще дышит. Но если он когда-нибудь снова посмеет угрожать Кейт — намеками, словами или действием, — ему не жить.

Кит равнодушно посмотрел на лежащего без сознания человека, вглядываясь в его лицо. Он не узнавал его. Все они были тогда небриты, в блохах, болячках и грязи. Но у него есть рапира, а это задело в Ките какую-то струну. Кто может уметь обращаться с рапирой, кроме Рэма и его ученика? Кит нахмурился. Может, Рэм послал его сюда?

Горестный женский вопль оторвал Кита от смутных размышлений.

Перепрыгивая через ступеньку, он плавным смертоносным движением вытащил на ходу палаш из ножен, висевших на спине. Дверь в комнату Кейт была открыта, а сама она лежала, скорчившись, на полу, закрыв лицо руками. Ее темно-синий плащ сполз с обнаженного плеча. Сердце у него гулко забилось. Если кто-то прикоснулся к ней…

Он захлопнул дверь и скользнул мимо Кейт, окинув взглядом комнату. Спрятаться в ней было негде; они были одни. Кит снова повернулся к Кейт.

— Посмотри-ка на меня, девочка, — напряженным голосом велел он. — Что с тобой случилось?

— Ничего.

— Он прикоснулся к тебе?

— Нет. — Она потрясла головой, ее чернильного цвета пряди заструились, ловя и отбрасывая свет свечи. — Зачем кому-то понадобилось сделать это?

«Сделать это»?.. Он огляделся и только тогда заметил, что творится в комнате. Повсюду валялись осколки фарфора и стекла, расщепленное дерево и разорванные бумаги. Кто-то привел в негодность почти все содержимое сундука Кейт.

Но сама она была невредима.

— Вы уверены, что с вами все в порядке?

— Я даже никого не видела. — Кейт подняла голову, по ее бледным щекам текли слезы.

Кит успокоился, немедленных действий не требовалось, и палаш скользнул обратно в ножны. Узнав, что она невредима, он вздохнул с облегчением, но вместе с тем мало-помалу начал сознавать, в каком она виде. Ему страшно хотелось, чтобы это было не так. Не думать о ее теле еще было возможно, когда она куталась в свой темно-синий плащ и в толстую шерстяную монашескую сутану. Но теперь от ее движения плащ соскользнул с плеч, а тонкая сорочка совсем не скрывала тела. Кружево кокетливо трепетало у нее на груди, и белая атласная ленточка соблазнительно падала в ложбинку между грудями. Сквозь тонкую белую ткань соски сияли, как запоздалые бутоны под первым снегом. Во рту у Кита пересохло от желания.

— Тогда почему вы плачете? — Говорил он грубо и укоризненно, хотя на самом деле упрекать мог только самого себя. Какое же он животное, что так быстро переходит от страха к похоти!

Ее рука упала на платье, лежащее рядом на полу, пальцы слабо сжали его.

— Они погибли, все погибли.

«Платья?» — подумал он, не понимая. Все эти слезы из-за какого-то дурацкого платья?

— Это всего лишь платье.

— Нет. — Она отчаянно затрясла головой. — Нет, это мой единственный шанс спасти положение.

Шанс спасти положение. Она совершенно не представляла себе всей глубины раны, которую нанесла ему этими скупыми словами.

— Неужели это так невыносимо — не быть богатой? — Кит не смог скрыть своего презрения. — Не иметь красивых платьев?

Она подняла на него глаза, блестевшие от слез.

— Да! — выкрикнула она. — Именно невыносимо. Вам это кажется недостойным? — спросила она. — Ну а я устала до смерти извиняться за то, что не желаю быть бедной, как будто в этом нежелании есть что-то трусливое и чудовищное, а терпеть бедность благородно и добродетельно. Ничего благородного в бедности нет, Макнилл, — продолжала Кейт. — Бедность безнадежна и тревожна. Она стоит рядом и смотрит, как людей режут надвое, и не смеет вмешаться. А потом она душит вас за то, что вы уцелели.

Кит нахмурился, не понимая истоков ее негодования, но сознавая, что дело не в погубленном платье. Он протянул руку, чтобы помочь Кейт подняться, но она отпрянула, сердито отмахнувшись от него.

— Я мечтаю вернуть то, что у меня было раньше. Я больше не желаю жить в страхе. Я не хочу смотреть, как убивают человека, и ничего не делать, чтобы помешать этому. Потому что я понимаю, как ей было страшно!

«Ей»? О ком это она?

— Кейт, мне очень жаль, что вы…

— Нет! Не смейте меня утешать!

Кейт прижала распластанные ладони к полу.

— Я не согласна прожить так всю жизнь, как будто я устроила заговор против своей страны или должна нести наказание за какой-то грех.

Кейт оттолкнулась от пола и встала рядом с ним. В ее темных глазах были возмущение и вызов. Плащ упал на пол.

— Это он умер, а не я!

Так она говорит о своем отце? Кит наконец все понял.

— Я была не готова. Не предполагалось, что я стану вдовой и сиротой. — Голос у нее сорвался, и возмущение внезапно сменилось болью. — И я хорошо знаю, что есть такие, кому пришлось претерпеть еще более мрачную участь, чем моя, и что нужно благодарить за то, что все не обернулось еще хуже. Но я не так благородна, чтобы радоваться крохам! Я так устала бояться, какой очередной вызов бросит мне новый день. Бояться того, чего я, возможно, не вынесу.

— Понимаю.

— Неужели? — прошептала она.

Кейт мрачно взглянула на него, и он, конечно же, утонул бы в ее глазах, потерялся бы там так, что никогда не смог бы найти дорогу обратно. Кит обхватил ее лицо руками. Он не имел никакого права целовать ее. Он обещал и ей, и самому себе, что не станет этого делать.

Он солгал.

Минуло почти четыре года с тех пор, как прикосновения мужчины вызывали в Кейт возбуждение, с тех пор, как она выгибалась, лежа под мужем, инстинктивно призывая его. Почти четыре года прошло с тех пор, как она испытывала и вызывала желание.

Все это нахлынуло на нее с такой быстротой, что закружилась голова, в ней проснулись дремавшие инстинкты. Это произошло так же молниеносно, как падает бревно на зверя, попавшего в западню. Колени у нее задрожали, Кит подхватил ее и, опустившись вместе с ней на колени, крепко обнял за талию. Он так и не оторвался от ее губ.

Свободной рукой он обхватил ее подбородок, приподнял ее лицо и не отпускал, словно боялся, что она отвернется. Но это было ни к чему. Кейт ответила на его поцелуй, открыла рот, чтобы касаться его не только губами, но и языком: вкус у него был острый, мужской, соленый и пряный.

Кит слегка отодвинулся, положил руку ей под поясницу и медленно привлек ее к себе, прижав к своему восставшему естеству. Глаза у него уже не были светлыми и холодными, но темными и бездонными.

— Мне не следовало так поступать, — сказал он, но не отпустил ее. — Не следовало мне опять целоваться-с вами. Я ведь поклялся не делать этого.

— Я хочу, чтобы вы меня целовали, — отозвалась она. Желание сокрушило ее скромность.

— Нет. — Он покачал головой, с трудом поднимаясь на ноги. Лишившись его поддержки, она опустилась на груду своих испорченных платьев. — Не прошло и двух дней, как я поклялся, что никогда больше не прикоснусь к вам.

Она подняла руку и положила ладонь ему на живот. По телу Кита пробежала дрожь. Он посмотрел на ее руку, его глаза были ужасны от раздиравших его противоречивых стремлений, они проклинали ее, умоляли, жаждали.