А надо было идти на менгеровский перепелино-трепанговый сабантуй и всю ночь изображать чудовищную радость на физиономии…

– …Только что поменял краник отопителя, и, представляешь, все равно не герметично, капает. Печка греется. И как раз бабье лето, жара. Страдаю. – Вася Чукин живописал Егору мучения с техобслуживанием своей «Нивы-21213». Вася принципиально не пересаживался с отечественной машины на иномарку, считая «Ниву» оптимальным вариантом для эксплуатации на отечественных колдобинах.

Стручок держал в руке бокал мартини со льдом и был ослепительно хорош в черном смокинге. Он фальшиво улыбался – с другого конца зала, просвечивая сквозь фонтанные струи люминесцентно-желтым платьем с дурацкими перьями, из живописной толпы однокурсниц высовывалась настойчивая Зося и махала ему оголенной до отказа рукой.

– Егор, ты только глянь, – заволновался вдруг Василий, – Ксения-то! О!

Под высокой аркой-входом появились Сапфира и Ксения. Они только что приехали. Сапфира была, как обычно, экстравагантна, и Ксения тоже была экстравагантна, но не как обычно, а наоборот. Что резко выделяло ее из нарядной компании прелестных слушателей института экономики и бизнеса.

Ксюшу Губкину привыкли не замечать. Она была стопроцентно хорошенькой, но чересчур скромна, бледно (хотя и со вкусом) одета, неэнергична и неуверенна. В отличие от других девушек, никогда не делала себе паблисити, не занималась саморекламой – это давало основание предположить, что рекламировать ей было нечего.

Но сегодня Ксюша поразила институтский бомонд. С нее – пурпурно-красное платье, высокий разрез, в котором мелькало идеально-стройное бедро, высокая прическа, декольтированные белые плечи и смелый макияж – не сводили глаз.

Вновь прибывшие дамы поздравили хозяйку бала, и Сапфира тихонько подтолкнула Ксению в сторону Стручкова:

– Давай топай и начинай, как я тебя учила. Ты в центре внимания, все обалдели, смотри, Чукин сейчас рухнет в фонтан, Анищенко уже навострил лапти в нашу сторону – будет брать тебя приступом, а Осеев срочно разводится с Людкой – тоже ради тебя. Ты произвела фурор. Стручков ждет. Он под наркозом, замер, не шевелится. Можно брать голыми руками. Иди.

– Боюсь, Сапфирочка!

– Иди, я тебе сказала! Твой шанс!

На ватных ногах великолепная, пурпурная Ксения медленно двинулась к Стручку, словно к эшафоту.

– О, Ксения! – восторженно начал Вася Чукин, забыв и про возлюбленную «Ниву», и про недопитый джин-тоник, и про друга Стручкова. – Где ты была раньше? Если бы я подозревал о твоем существовании, то ни за что бы не женился. И не говори, что мы уже два года учимся вместе, – я тебе не поверю…

– Егор, я давно хотела спросить, – начала с разбегу Ксюша, не обращая внимания на Чукина и даже оттесняя его плечом от драгоценного Стручка. Она боялась растерять боевой задор и поэтому говорила быстро. – Какой автомобильной сигнализации ты отдал бы предпочтение?

– Спроси у меня, лапочка! Я гений сигнализации, у меня машины угоняли четыре раза! – взмолился Чукин, бесцеремонно обнимая Ксению за царственно-белые плечи. – Ты что, тележку покупаешь?

Но Ксюша ловко вывернулась и бросила на Васю взгляд, пропитанный ядом кураре. Чукин хотя и общался в основном с «Нивой» и видеомагнитофоном («Мордобой в Гонконге», «Чан Пэй – железный кулак», «Кровавая разборка» и т.п.), но еще не совсем отупел и поэтому понял: ему нужно исчезнуть. Отхлебнув хвойно-терпкого джин-тоника, он направил стопы к Сапфире Азизовой, всей в прозрачном «металлическом» кружеве, которая уже пять минут призывно семафорила ему бутербродом с семгой. Преданная Сапфира хотела расчистить операционное поле для своей подруги.

Стручков заливался виртуозной трелью влюбленного соловья. Компания Губкиной была менее обременительна, чем общество нимфоманки Зоей Менгер, а предложенная собеседницей тема для импровизации (противоугонные системы) спасала от необходимости выслушивать женский бред.

Стручок выложил Ксении все, что знал об автомобильных сигнализациях, не давая девушке шанса открыть рот и втянуть его в обсуждение институтских сплетен. Грустно резюмировав: «Если твой автомобиль кому-то приглянулся, его ничто не спасет», Егор с надеждой посмотрел на Ксюшу – не оставит ли она теперь, удовлетворенная таким подробным объяснением, его в покое.

Но ярко-красная Губкина, немножко осмелевшая за время стручковского монолога, подкинула новый вопрос: правда ли, что «Лексус-LS400» признан венцом японского автомобилестроения?

Егор впервые, с удивлением для себя, заметил, что у Губкиной голубые глаза, чудный носик и какие-то невероятно привлекательные крошечные ушки. И вся она, Ксения, обтекаема и закругленна, как автомобиль «рено-лагуна», разбитый им три месяца назад. И ослепительно-красным цветом своим она, Ксюша, похожа на его любимый «мерседес»кабриолет…

Зося Менгер с тихой ненавистью наблюдала, как незаметная (прежде) скромница Губкина, в неимоверном платье, на глазах превращает холодного и недоступного Егора в двойную порцию обжигающего мексиканского салата. До Зоси – она проделывала опасные для жизни пируэты на близком расстоянии от увлеченных собеседников, тщетно пытаясь обратить на себя внимание, – доносились непонятные и скучные фразы о газонаполненных амортизаторах, электрозамках дверей, масляном фильтре, подушках безопасности, встроенном усилителе сигнала, переднеприводной компоновке, керамических клапанах и т.д. В отчаянии именинница объявила «белый» танец, но не успела она домчаться до заветного Стручка, как тот уверенным движением обхватил противную Губкину, задвигал смокинговыми плечами, и разговорчивая парочка отдалась танцу, не прекращая, однако, заумной болтовни.

Громкое веселье продолжалась до утра. Участники бала подзаправлялись топливом, которое щедро заполняло длинные столы вдоль стен: кроме перепелов и трепангов Зося порадовала гостей и другими изысканными блюдами. Были индейка в лимонном соусе с эстрагоном и баранина по-провансальски, грибные рулетики с паприкой и шпинатом и крабовые волованы, восемь сортов пикантно плесневелого сыра – только что из Парижа, шарлотка из цыплячьих грудок с цуккини и морковью, японские деликатесы из свежей рыбы, кофе и шоколадные конфеты, ванильный торт и брусничный шербет в вафельных корзинках. И конечно, штормовое море разнообразной выпивки.

Зося четыре раза уходила менять наряды. В очередной раз появившись у фонтана в новом платье, опять же со страусиными перьями (у девочки положительно было какое-то болезненное влечение к перьям), она с волнением обнаружила исчезновение Егора.

– А он повез Губкину домой, – подтвердила страшное подозрение Зоси ее нежная подруга Настя. – Какой идиот говорил, что Егорушка не любит женщин? Если бы я знала, что он такой мягкотелый, давно бы сама его склеила…

***

Егор и Ксения прощались у подъезда. Такси ожидало, пока автомобильный Ромео договорится о новой встрече со своей Джульеттой.

– Завтра познакомлю тебя с моей красавицей, – горячо и крепко обнимал Егор единомышленницу, влюбленную так же, как и он, в автомобили. – Она набирает сто с места за десять секунд! Триста восемьдесят лошадиных сил! Двенадцать цилиндров! Ты понимаешь?

– О! – восклицала Ксения. – Двенадцать цилиндров!

Четыре бокала мартини в анамнезе и близость полуобнаженной девушки делали свое дело: Стручков чувствовал себя бесконечно влюбленным. С восторгом он думал, что девочки – это совсем не так противно. Обнимая Ксению, он даже ощущал почти такое же небесное наслаждение, словно мчался по ночной трассе на новом «БМВ», выжимая из машины предельно возможную скорость. На уровне подсознания будущая супруга рисовалась Егору этаким урбанистическим мутантом – автомобильной кентаврессой с бездонными голубыми глазами, цилиндром внутреннего сгорания вместо сердца и воздушным фильтром в роли легких, с роскошной грудью и ногами Синди Кроуфорд, которые росли из рельефно очерченного полированного бампера. И каждый год супруга рожала Егору крошечных автомобильчиков – розовых, беспомощных, отчаянно клаксонящих. Со временем они трансформировались в шикарные «мерседесы», «кадиллаки» и «форды».