Кажется, милая вдова пыталась сервировать спагетти на ушах доблестного сыщика. Очаровательный образ Виолы рассыпался на глазах, она стремительно переставала волновать сердце Пряжникова, но давала больше материала уму.

– Отлично. А не могли бы вы рассказать мне об Алене Дмитриевой?

– Кто она? – Виола недоуменно пожала плечами

Андрей вздохнул: собеседница нанизывала одну ложь на другую, как бусы ожерелья. Андрей был точно уверен, что Виола прекрасно знает Алену Дмитриеву. Это сообщила ему сама Алена в своем дневнике прошедшей ночью.

– Вы не знаете Алену? Она работает в «Гаранте».

Виола задумалась.

– Да, очевидно, я видела эту девушку, ведь я часто заходила к мужу на работу. Алена Дмитриева. Но я совсем не помню, как она выглядит… Нет, Андрей, я не могу вспомнить Алену, – сказала Виола после паузы. – Если бы вы показали мне ее фотографию…

– Ну да ладно, – покладисто согласился Пряжников. – Какая, впрочем, разница? И позвольте, Виола, я задам вам последний, но очень бестактный вопрос. Как распорядился своим состоянием Глеб Николаевич? Осталось завещание? Конечно, это внутрисемейное дело, я понимаю… Простите, что я спрашиваю вас о завещании так скоро после похорон мужа.

– Глеб оставил все мне. Почти все, – спокойно ответила Виола, и впервые в ее мягком, нежном голосе прозвучала твердая, металлическая нотка. – Я его законная жена. Небольшие суммы и дом в Саратове он оставил своим единственным родственникам – двоюродным бабушке и дедушке, им уже за девяносто. Яхту и коллекцию коньяка – собирал ее всю жизнь – Славе Куницыну. Вот и все…

Первый мужчина, которого очаровала в своей жизни Виола, был акушер, принимавший роды у ее матери. Врач взял в ладони, обтянутые резиновыми перчатками, упругий и скользкий комочек и потерял сердце. Потом он еще несколько раз навещал Виолу в детском отделении, где она лежала в стеклянном корытце – туго завернутая в пеленку и косынку, строгая, спящая, удивительно красивая.

Далее жертвы валились одна за другой, словно костяшки домино. Детский сад, школа и университет стали плацдармом военных действий между воздыхателями кроткой и молчаливой Виолы. Теперь она уже не была так исключительно красива, как в роддоме, но мальчики, юноши и мужчины продолжали сходить с ума. Образование и книги придали ее взгляду некую загадочность, мягкая улыбка в клочья рвала сердца поклонников, а несколько произнесенных тихим, чарующим голосом слов имели тротиловый эквивалент – тела пострадавших можно было убирать бульдозером.

Подруги пытались подражать Виоле, копировали ее манеру говорить, взгляд и позы, но тщетно. Неуловимо обаятельная, женственная, похожая на маленький прозрачный ручей в густых зарослях хвойного леса, Виола каждый день собирала богатую жатву из свежеампутированных сердец, а подруги оставались ни с чем. В конце концов соперницы записали Виолу в необъяснимые природные феномены и покинули ареал ее обитания. С той поры очаровательная Виола напрочь лишилась женского общества. Этот факт не заставил ее страдать и мучиться бессонницей.

Но остаться вне мужского общества для Виолы было равносильно смерти. Хрупкий (внешне) цветок имел разветвленную и прочную корневую систему, которая перерабатывала мужское поклонение и восторг в жизненные соки и строительный материал для Виолиного организма. В отличие от других женщин, менее избалованных, Виола ежедневно нуждалась в дозе трепетного мужского внимания, с детства привыкнув к нему.

От детектива, чья стать, красота и звериная грация напомнили ей Кари, она ожидала большего. Разговор с Пряжниковым ее не удовлетворил. Во-первых, Андрей заставил Виолу соорудить вокруг себя Великую Китайскую стену из вранья, чтобы резвый молодой человек не смел топтать ее внутренний мир своими английскими кожаными ботинками. Во-вторых, сыщик мастерски избежал ее женских чар. Да, сначала (она ясно это видела и чувствовала) он трепыхался, как мелкая рыбешка в сети, бросая на визави огненные взгляды. Но затем, на каком-то этапе разговора, ударил хвостом и ловко вывернулся. Виола успела урвать долю восхищения, но это количество ее не насытило.

Она взяла телефон и стала набирать номер Славы Куницына.

– Да! – резко, хмуро отозвался Куницын на третьей попытке.

– Это я, Славочка, – прошуршала Виола.

Тон Вячеслава Матвеевича моментально изменился: теперь из телефонной трубки лились потоки нежности и любви:

– Что-то случилось?

– Ко мне приходили из уголовного розыска, – голосом капризного ребенка поведала Виола. Любовь Куницына относилась к вечным и незыблемым понятиям, а сейчас, когда Глеба не стало, Вячеслав Матвеевич отбросил былую сдержанность и не скрывал, что за десять лет Виолиного замужества его чувства не изменились.

– И что? – заволновался Куницын.

– Про Веронику спрашивал. Я сказала, что ни разу ее не видела.

– Что еще?

– Молодой человек осчастливил меня новостью, что Вероника – проститутка.

Куницын безжизненно усмехнулся.

– И про тебя, Славочка, тоже спрашивал

– Да?

– Сказала, что ты лучший и единственный друг Глеба.

– Так оно и есть, – вяло и невесело отозвался Вячеслав Матвеевич.

– Что мы будем делать, Славочка?

– Пока ничего.

– Ты упрекнешь меня в черствости, Слава, но я чувствую себя теперь такой свободной. Началась новая жизнь. Даже сыщик не смог испортить мне настроения. Все-таки твой драгоценный Батурский основательно потрепал мою нервную систему за прошедший год. Встретимся?

– Хорошо.

Оставив телефонную трубку, Виола задумалась. Наверняка они с Вячеславом теперь будут вместе. Он десять лет мечтал о ней, обуздывая свои эмоции из уважения к другу. Он десять лет опутывал свою страсть кожаными ремнями, не давая ей вырваться из-под контроля. И теперь она, Виола, наконец-то достанется ему – с опозданием на десятилетие.

С Куницына мысли Виолы переметнулись на предмет еще более волнующий: деньги. Теперь она фантастически богата. Когда адвокат предъявил завещание, написанное более двух лет назад, – о, Глеб, какой же ты аккуратный, скрупулезный, педантичный, – Виола ощутила сладкую истому. Практически все состояние Глеба Батурского – целое, неразделенное: драгоценности, лимузины, счета в Америке и Европе, акции, недвижимость – все переходило в дрожащие от волнения руки Виолы. Какой умница муж, что всеми силами отбивался от бракоразводного процесса. Не хотел удовлетворить безразмерные денежные притязания жены. А теперь ей досталось все полностью.

Виола бросила взгляд в зеркало и улыбнулась себе. «Я так богата! А что, если сделать пластическую операцию? Где-нибудь в Швейцарии. Так сказать, евроремонт мордашки. Здесь подрезать, здесь подтянуть, носик перепланировать? А, глупости! Я прекрасна, безо всяких ухищрений».

Виола еще раз улыбнулась своему драгоценному отражению и снова потянулась к телефону. Короткий разговор с преданным Куницыным дал необходимую дозу наркотика Виолиному самолюбию: пусть слова были об ином, но его интонации говорили: да, ты прекрасна и любима, ты богиня. Самолюбие ликовало, но тело осталось неудовлетворенным.

Ненасытная потребительница держала трубку у плеча и недовольно слушала длинные гудки. Наконец-то ей ответили.

– Кари, я хочу тебя видеть, – повелительным тоном сказала Виола. – Приезжай. Я выйду. Машину оставь, как всегда, за углом. Поедем в наше убежище.

Новый день нес новые радостные ощущения. Деньги ручьями лились сквозь пальцы Дирли-Ду, когда она покупала на них удовольствия и развлечения. Она их тратила бездумно и расточительно, выбирая самые дорогие рестораны и магазины, кидая купюры направо и налево, наслаждалась властью и беззаботностью, которые дарили ей деньги.

Сейчас она в мечтательной задумчивости двигалась в сторону фешенебельного косметического салона, чтобы подточить свои перламутровые коготки. Дирли-Ду продолжала мечтать об Андрее Пряжникове. Красивый сыщик, внезапно вспыхнувший на орбите новой яркой звездой, никак не зависел от золотовалютного запаса Дирли-Ду. Здесь деньги были бессильны.