Драгоценная книга лежала в сумочке, болтавшейся на руке Колетт, – эта мера предосторожности должна была защитить девушку в том случае, если «госпожа пожелает совершить подлость и обмануть бедную Колетт».

Тори отчаянно хотелось столкнуть служанку в одну из ям с грязной водой. Но она боялась привлечь к себе излишнее внимание – на девушек и так постоянно поглядывали. Одни мужчины вежливо прикасались рукой к своим шляпам, другие пялились на них так, словно никогда не видели женщин. Да, местные дамы выглядели более скромно, но и одежда Тори не была слишком смелой. Она надела простое синее платье из бархата с оборками на лифе; оно плотно облегало грудь и талию, а ниже расходилось вширь красивым широким колоколом. Тори извлекла его из седельного мешка, где оно сильно помялось за время путешествия. Платье нуждалось в тщательной утюжке, но Кинкейд и Гарсиа могли заглянуть к девушкам в любую минуту, разглаживать складки не было времени. И все же оно выглядело сносно.

Банк находился на углу Монтгомери-стрит, возле площади. Это здание не было впечатляющим, казалось, что его возвели наспех. Повсюду шло строительство, рабочие сколачивали леса, по улице катились грохочущие повозки. В самом банке царил безупречный порядок. Тори это удивило и обрадовало. Возможно, отец поступил правильно, положив деньги сюда. Девушка увидела кабинки кассиров, стол, несколько расположенных в глубине кабинетов. Она сразу же направилась к двери, за которой, судя по табличке, находился президент.

Вскоре мистер Кэролл, президент банка, выражал свою радость по поводу встречи с красивой дочерью важного клиента. Конечно, он помнит ее отца, прекрасного человека. Как печально, что он умер так рано. Президент погладил пальцем короткие густые усы, улыбнулся Тори и украдкой скользнул взглядом от шеи девушки к ее груди.

– О, в столь скорбное время я сделаю для вас все возможное, мисс Райен. Хотя ваш отец пользовался нашими услугами недолго – всего три месяца, – он был весьма желанным клиентом.

Тори улыбнулась с подобающей грустью, опустила глаза, подумала, что на самом деле желанными были папины деньги, и пробормотала слова благодарности. Подняв голову, она успела перехватить взгляд мистера Кэролла, изучавшего ложбинку между ее грудями. Президент покраснел, и Тори снова улыбнулась:

– Надеюсь, мистер Кэролл, вы отнесетесь с пониманием к тому, что я вынуждена забрать деньги из вашего банка. – Вздохнув, она поднесла к глазам уголок носового платка. – Это вынужденная мера.

– Моя дорогая мисс Райен… – Он помолчал с растерянным видом, потом прочистил горло и улыбнулся. – Я понимаю, что вы нуждаетесь в средствах, но забрать такую большую сумму… конечно, речь идет только о ее части?

– О нет. Речь идет обо всем вкладе. Конечно, я знакома с правилами выдачи денег, у меня есть все необходимые номера счетов. – Она придвинула лежащую на столе книжку к мистеру Кэроллу и подалась вперед. – Тут все записано. Это ваши инициалы – Л. К.?

– Да, мои. – Он с несчастным видом забарабанил по столу. – Понимаете, подготовить такую значительную сумму непросто. Я ведь не держу наличные в сейфе. Деньги используются, разумно вкладываются в новые предприятия, разбросанные по всему городу. Ваш отец понимал это.

– Означают ли ваши слова то, что если бы мой отец приехал сюда и попросил вернуть ему деньги, которые он отдал вам, вы бы отказались это сделать?

– Отказался бы? Нет-нет, я бы не хотел, чтобы у вас сложилось такое впечатление. Я не отказываюсь. Я лишь объясняю, что для сбора средств потребуется время.

– Очень хорошо. – Тори услышала, как Колетт что-то пробормотала себе под нос. Она бросила на служанку суровый взгляд и снова повернулась к мистеру Кэроллу: – Я даю вам время до завтрашнего утра.

– До завтрашнего… Мисс Райен, боюсь, вы все еще не понимаете меня.

– Нет, мистер Кэролл, боюсь, это вы меня не понимаете. Это деньги, оставленные моим отцом, – вот подтверждающие это документы, – и я приду за ними завтра утром.

В конце концов, мистер Кэролл обещал собрать деньги к послезавтрашнему дню, но не ранее, поскольку для этого ему необходимо продать некоторые ценные бумаги и собственность… может быть, она возьмет только часть… или переведет средства на другие счета?

Тори ушла из банка с пятью сотнями долларов, лежащими в ее бархатной сумочке, – конечно, эту сумму нельзя назвать состоянием, но она позволяла купить билет до Бостона. Если получение денег связано для нее с такими трудностями, то, вероятно, дяде Себастьяну еще сложнее забрать их. В отличие от нее он не располагал бухгалтерской книгой и номерами счетов. Возможно, ее прежние опасения были напрасными, и если она сумеет продержаться необходимое время, то сможет благополучно отплыть из Сан-Франциско с целым состоянием.

Но следовало помнить о разъяренной Колетт. Когда Тори холодным тоном заявила, что ничего не может поделать, француженка возмущенно посетовала на скромность полученной суммы.

– Сотня долларов? Надолго ли мне ее хватит? Мне следовало поступить так, как я собиралась, – рассказать все Кинкейду. Тогда мне досталось бы больше.

– Твою веру в лейтенанта Кинкейда можно назвать весьма трогательной, если принять во внимание, что, по твоим словам, он намеревается похитить все деньги.

Порывистый ветер задрал подол юбки, и Тори придержала его одной рукой, раздраженно глядя на Колетт, стоящую на невысоком каменном крыльце у входной двери банка и с ненавистью смотрящую на свою госпожу.

– Если ты так расстроена, скажи ему. Мне плевать. Но в таком случае не удивляйся, если у тебя заберут даже эти сто долларов.

– Ты дала мне расписку.

– Я выполню свое обещание, когда получу остальные деньги. – Тори гневно посмотрела на служанку. Будь она проклята! Пусть они все будут прокляты! Кошмарная, возмутительная ситуация! Она жалела, что поддалась на уговоры и приехала в Калифорнию.

– Maotresse…

Голос Колетт прозвучал сдавленно, как-то странно, но Тори была слишком рассержена и взволнована, чтобы придать этому значение. Бросив мрачный взгляд на служанку, она повернулась, чтобы шагнуть на дорогу. В городе не было даже дощатых тротуаров, грязь простиралась от порогов лавок и жилых зданий. «Как здесь можно ходить?» – рассеянно подумала Тори, приподняв подол юбки и осторожно обойдя еще дымящуюся кучу конского навоза.

Потом она подняла голову, и ее сердце сжалось. Она увидела приближающихся к ней людей. Дядя и брат со зловещей решимостью пересекали Монтгомери-стрит впереди группы всадников. Тори охватила паника, девушка почувствовала, что страх парализовал ее ноги, сердце отчаянно забилось. Внезапно дядя скрылся из виду за проехавшим по улице фургоном. Тори повернулась и увидела, что Колетт побежала прочь. Под задравшейся юбкой замелькали щиколотки и икры француженки, которая мчалась сломя голову по улице. Тори не подозревала, что Колетт способна развить такую скорость.

Господи, что делать? Она услышала, как Диего окликнул ее, но побежала прочь с единственным желанием удрать от них. Она должна скрыться, иначе ее доставят назад в Монтерей. У нее не будет второго шанса на спасение.

Тори услышала, как ее туфли застучали по каменному крыльцу, потом удары стали приглушенными – она бежала по улице. Девушка слышала свое собственное учащенное дыхание, воздух с шипением вырывался из горла, точно из пароходной трубы. Она ощущала себя жертвой, за которой гонится хищник. Тори подхватила мешавший ей подол платья, заметив краем глаза изумленные взгляды прохожих. Она неслась по наклонной улице, стараясь сохранять равновесие и не попадать в рытвины.

Собранные в пучок волосы рассыпались, упали на глаза, почти ослепили Тори. Ей стало еще труднее бежать по круто уходившей вниз улице. Шум в ушах напоминал грохот волн, в нем тонуло все, кроме страха и неистового биения сердца.

Ее ноги начали уставать, мышцы – слабеть, дыхание стало неровным, тяжелым; она услышала крики, стук копыт, рассерженный, властный голос Диего и поняла, что надежды нет. В боку у Тори закололо, она задыхалась, но не могла остановиться, признать поражение, хотя видела тщетность своих усилий.