Когда он проник в Тори и утолил ее жажду, она поняла, что будет всегда желать его, что не сможет быть счастлива с другим мужчиной. Все страхи и тревоги, месяцы неопределенности и пустоты начали отступать. Ник обнимал Тори, двигался внутри ее, шептал, что любит, что она божественно красива, что он скучал по ней…

Как жаль, что все это закончилось, с грустью подумала Тори и вздохнула. Син уехал так скоро, этим утром его пароход покинул гавань Сан-Франциско. Она вспоминала, как он, улыбаясь ей, поднимался по трапу.

В ее ушах продолжали звучать его последние слова: «Гораздо лучший выбор, Тори. Тебе требуется вызов…»

Она поняла, что он имел в виду. Наверное, он был прав. Питер Гидеон свел бы ее с ума своей борьбой за улучшение общества. Да, она интересовалась женскими правами, была сторонницей трезвости, но обнаружила, что нечто другое кажется ей более важным.

– Корабль твоего кузена уже отплыл, querida!

Тори подняла голову и улыбнулась сквозь слезы.

– Да. Син отправился в Бостон. Я не могу поверить, что это время пролетело так быстро. Он провел здесь три месяца, показавшихся мне несколькими днями.

– Ты жалеешь, что не поплыла с ним в Бостон?

Он обнял девушку, поднял согнутым пальцем ее подбородок. Солнечный свет ослепил Тори, и она заморгала. Они находились в гостиной небольшого дома, построенного Ником на его земле в Сьерре среди старых сосен и кедров, ветви которых рождали при ветре чудесные мелодии.

Улыбнувшись, она покачала головой:

– Нет. Я не хочу расставаться с тобой.

Это было правдой. Ник Кинкейд, ее красивый муж с янтарно-золотистыми глазами и опасной улыбкой, от которой ноги Тори начинали дрожать, значил для нее буквально все. Она любила прикасаться к нему, смотреть на него, ощущать вкус его кожи. Ничто не могло изменить ее чувств и тех ощущений, которые он пробуждал в ней. Она встала на цыпочки и поцеловала его в губы, ликуя оттого, что он прижал ее к себе так крепко, словно не собирался отпускать.

– Те llevo en el alma… eres toda mi vida…[52]

Когда его хриплый шепот стих, он отпустил Тори и, улыбаясь, скользнул взглядом по ее лицу.

– А как насчет преподобного Гидеона? Ты говорила ему, что он твоя жизнь?

– Нет – только тебе! Конечно, я никогда не говорила ему этого. Не знаю, почему я думала, что люблю его. Я уверена, он не удивится и не испытает сильного разочарования, когда Син вернет ему кольцо. Я отдала его Сину и попросила передать Питеру, а еще сообщить, что я встретила другого человека. Конечно, кузен обрадовался этим переменам.

Взгляд Ника стал насмешливым.

– Син действительно сказал об этом один или два раза, хотя мне определенно показалось, что он еще не обрел полной уверенности в том, что ты поступила правильно – даже после того, как напился на нашей свадьбе и отключился во время обеда. Кузен невесты, спящий в нашей гостиной во время брачной ночи, – это нечто новое в моей жизни.

– Джесси организовала для нас чудесную свадьбу, однако Диего никак не мог смириться с происшедшим. По-моему, Син старался нейтрализовать своей любезностью враждебность Диего. Думаешь, мой брат когда-нибудь простит тебя?

Пожав плечами, Ник улыбнулся:

– Со временем. Ведь он сам предложил дать в суде показания в мою пользу.

– Да, я не забыла это. Я испытала облегчение, потому что ты был готов самостоятельно разрешить эту проблему и застрелить глупцов, желающих завладеть твоей землей. Какая наглость – попытаться украсть твою землю, подделав документы. Хорошо, что Диего располагал бумагами, подтверждавшими продажу тебе этой земли, судье осталось лишь подтвердить твои права на участок. Мы можем остаться здесь навсегда.

Он посмотрел на нее, и выражение его глаз изменилось, они стали беспокойными; у Тори защемило сердце.

– Ник, в чем дело? Что-то случилось?

– Нет, все в порядке. Господи, Тори, дела идут лучше, чем когда-либо. Прииски дают золотоносную породу, инвесторы обивают мой порог. – Он замолчал, нахмурился. Тори попыталась справиться с охватившим ее беспокойством. – Черт возьми, это совсем не то, что мне нужно.

Должно быть, она издала какой-то звук, потому что он привлек ее к себе, тихо чертыхнулся и снова поцеловал. Его губы стали более требовательными, почти неистовыми. Потом он запустил пальцы в волосы Тори, откинул назад ее голову и посмотрел ей в глаза.

– Просто я никогда не имел склонности к бизнесу, не любил бумажную работу и арифметику. Что ты скажешь, если я возьму в партнеры твоего брата? Диего разбирается в таких вещах, а я смогу заниматься тем, что мне действительно по душе.

– Чем именно? – Господи, неужели он хочет отправиться в экспедицию с Фремонтом? Она знала, что ему предлагали стать проводником, но он постоянно отказывался. Может быть, он хочет вернуться в Техас и снова стать рейнджером? Он несколько раз говорил об этом – всегда с тоской в голосе. В последнее время Ника охватило какое-то беспокойство. Она думала, что брак поможет ему пустить корни, даст ощущение стабильности. Возможно, она ошибалась. Он посмотрел на нее, прищурившись из-за проникающего через окно света, и вздохнул.

– Когда-то мой отец отправил меня в Европу. Наверно, он хотел, чтобы я получил представление о мире, а потом вернулся и начал работать. Я был слишком молод, чтобы оценить это. Теперь я хотел бы предпринять новую попытку. Что скажешь, Венера? Ты могла бы выступать в защиту прав женщин по всей Европе. Это будет весьма забавным. Ты была когда-нибудь в Италии? Франции? Ты сможешь отшлифовать твой ужасный французский…

Испытав облегчение и радостно засмеявшись, она зашептала французские фразы, которые слышала от Колетт. Ник тоже засмеялся, лаская Тори. Она уже привыкла к этим прикосновениям и нуждалась в них.

– Ты знаешь, о чем только что попросила меня, Венера? Она не стала признаваться, что не знает этого, и лишь небрежно повела бровью:

– Конечно.

Он усмехнулся:

– Хорошо. Тогда пойдем, дорогая, и займемся этим. Лишь когда они разделись и легли в постель, он напомнил Тори о ее словах, и она поняла свою ошибку, вспомнила, где слышала эти французские фразы – это произошло в тот день, когда Колетт встретила Ника в лесу перед прибытием в Сан-Франциско.

В глазах Ника заиграл знакомый блеск, и техасец хрипло прошептал:

– А теперь, детка, сделай то, что я делаю с тобой… медленно, сначала только языком…

Вспыхнув, она посмотрела на него. Ник начал ласкать Тори, пробуждая в ней острое желание, и она протянула руку к его естеству. Закрыв глаза, Ник застонал. Ухватившись за ее волосы, хрипло произнес:

– Я люблю тебя, Тори, avec tout de mon coeur, mon amour, pour eternite…

Ее школьных познаний хватило на то, чтобы понять, что он любит ее всем сердцем и будет любить вечно.