Вечером того же дня, отстав ровно на одни сутки от своих спутников, молодой аристократ прибыл в свою сестрорецкую «вотчину». И почти сразу понял, что что-то в ней неладно. Предположение превратилось в уверенность, стоило только увидеть вытянувшуюся по стойке смирно охрану на проходной и виновато-печальный вид главного инспектора.

– Ну?!

– Герта избили. Сильно.

– Ваше сиятельство, прошу заранее меня извинить, но я попросил бы объяснить действия ваших фабричных сторожей. Мне поступило с дюжину донесений от околоточных надзирателей о творимых бесчи… гм, противоправных действиях. Как то: незаконное проникновение в частное жилище, драки, вернее будет сказать, избиения их хозяев. Ну и прочее.

– Если есть какие-либо письменные жалобы, я прошу незамедлительно передать их мне для самого строгого разбирательства. Виновных в перегибах и неправильном понимании моих приказов я непременно накажу и, разумеется, достойно компенсирую все доставленные ими неудобства. Ну или же решим дело через суд. А объяснение простое, господин полицмейстер. Вскоре ожидается визит на фабрику младшего сына государя-императора, великого князя Михаила, и я желаю заранее исключить возможность любого неприятного инцидента. Или у вас другое мнение о том, как следует готовиться к встрече члена августейшей семьи?

Как оказалось, мнения собеседников полностью совпадали. В конце концов, вламывалась фабричная охрана исключительно в притоны и ночлежки, где находили приют не самые законопослушные личности, да и заявлений от них так и не поступило – солдаты-отставники были ОЧЕНЬ убедительны, когда просили извинения. Попробуй таких не извини и накатай жалобу, мигом появятся снова: ага, каяться и уговаривать простить их, неразумных. Ногами и руками да с применением подручных средств. Так что мир и любовь с чиновником от полиции были опять восстановлены, и расстались они в самых лучших чувствах: полицмейстер получил заверения фабриканта в том, что больше погромов не предвидится, а промышленник просто радовался тому, что у него есть хотя бы один настоящий виновник. Следовательно, вскоре найдутся и остальные – а он так хотел с ними познакомиться! Проводив своего гостя до первого этажа фабричной управы, Александр вопросительно посмотрел на одного из присутствующих там «экспедиторов», молчаливо спрашивая того о новостях из особого подвального бокса. Получил столь же молчаливый и отрицательный ответ и направился проведать так некстати «заболевшего» начальника станкостроительного производства. Три дня назад, когда князь подошел к его койке в лазарете, то испугался. Испугался не того, что увидел, хотя поработали над Гертом от души. Голова распухла, двух зубов как не бывало, а лицо перекосило так, что можно было снимать для какого-нибудь фильма ужасов. Причем без всякого грима. Остальные части тела тоже особой красотой или здоровьем не отличались, но ничего нового для себя отставной штаб-ротмистр не увидел. Столь непривычная для князя эмоция была связана с тем, что Иммануил Викторович занимал очень важное место в его обширных планах на будущее. Причем настолько важное, что даже заменить его кем-либо было очень трудно. Подчиненные, которым ты можешь доверить самостоятельное серьезное дело, вообще очень редки, да и в любом случае – пострадал его человек, за которого он отвечает! За одну минуту растерянность переросла в злобу и ярость, а те, в свою очередь, в почти нестерпимое желание кого-нибудь убить. И это желание весьма отчетливо просматривалось во всех его жестах и словах во время небольшого инструктажа-напутствия охране.

Как следствие, очень сильно пострадали все «деловые» люди курортного города Сестрорецка. В их «резиденции» вламывались без спроса, не разделяя по половому признаку, роняли мордой в пол, а затем начинали задавать вопросы, попутно «нечаянно» спотыкаясь каблуками и носками сапог о лежащие вповалку тела. Попытка малейшего сопротивления или запирательства приводила самое меньшее к переломам костей. И бежать было некуда – на вокзале и на выездах из города прогуливались мордовороты в фабричной униформе, околоточные больше интересовались размером занесенной им «благодарности за содействие», а по другим адресам их неизменно встречали приветливые мужчины с явной армейской выправкой, одетые все в ту же черную фабричную форму.

– Ну как он, доктор?

– Уже значительно лучше, ваше сиятельство. Отеки я более-менее убрал, внутренние органы в порядке. Почти, но это пройдет. Остальное, я думаю, недели две-три – и все эти синяки и ссадины сойдут без следа, так что здоровью больного абсолютно ничего не угрожает. Но тем не менее для быстрейшего выздоровления ему показан покой и никаких нервических волнений.

– Благодарю вас. Я могу с ним немного побеседовать?

– Пять минут, ваше сиятельство.

Сам больной умирающим уже не выглядел, но и красавчиком назвать его было очень трудно – весь в сине-желто-багровых пятнах синяков и с забинтованным лбом, он страдальчески морщился, но мужественно отхлебывал горячий бульон, коим его с ложечки поила жена. При виде посетителя она без лишних слов отошла в сторонку, не забыв тихо поздороваться с работодателем своего мужа.

– Как вы, Иммануил Викторович?

– Благодарствую, неплохо.

– Это радует. Я хотел бы извиниться перед вами за то, что не принял всерьез ваше предупреждение насчет владельцев «Илис-Блитц».

– А что, это они?

– Больше просто некому. Но это неважно – более такого не повторится, я даю вам в том свое слово. А пока как вы смотрите на то, чтобы поправить свое здоровье в Ницце или на Ривьере? Или на другом курорте, по вашему выбору. Думаю, месяц-другой отдыха явно пойдет вам и вашим родным только на пользу. Разумеется, за счет компании.

Послушав неуверенные протесты больного и поглядев на навострившую ушки жену Герта, Александр подавил любые сомнения и возможность отказа простой фразой:

– Иммануил Викторович, как ваш работодатель я приказываю вам провести два месяца на любом заграничном курорте. Мы договорились? Вот и хорошо, не буду отвлекать вас от лечебных процедур.

Вернувшись к себе в кабинет, до раннего вечера князь разгребал поднакопившиеся за время его отсутствия бумаги, слегка обновив свою коллекцию фотокарточек в безымянной папке и полностью заполнив вместительную корзину для канцелярского мусора.

Донн-донн…

Куранты напольных часов пробили семь раз, напоминая хозяину сразу о двух вещах: первое – рабочий день у него ненормируемый; второе – пришло время для небольшой прогулки. Вернее, для очередной деловой встречи.

«Хорошо еще, что идти недалеко. Скорей бы уже Луцкой свою эпопею с движком закончил да показал хоть какой-нибудь приемлемый самобеглый результат. По такой пылюге или лужам лучше уж плохо ехать, чем хорошо идти».

Еще полгода назад небольшой двухэтажный особнячок в Сестрорецке ничем не выделялся из недлинного ряда своих соседей по улице – слегка обшарпанные серо-коричневые стены, нещадно скрипевшие ступеньки крыльца и окна, добрую половину которых открыть было просто невозможно – до того перекосило фрамуги. Все изменилось буквально в два дня – дом покрасили свежей краской нежно-зеленого цвета, разбили небольшой палисадник с цветами и привели в порядок все, что только можно было привести. А что нельзя, то просто заменили. Те, кто знал скуповатого домовладельца, совершенно не ожидали от него такой заботы о своей собственности (да он и сам от себя не ожидал, если честно), но только так он смог заполучить себе хороших квартирантов – и то пришлось изрядно побегать в фабричную управу. В Сестрорецке все заинтересованные лица давно уже знали условия, на которых князь Агренев снимает для своих сотрудников жилье, и так же давно организовали негласную, но от этого не менее свирепую конкуренцию – больно уж выгодно было сдавать жилье именно фабричным служащим. Не торгуются, имущество не портят и не скандалят из-за пары дополнительных копеек истопнику или дворнику, плата поступает без напоминаний и в срок. Что еще надо хорошему домовладельцу для счастья? Ну разве что небольшой такой пожар у конкурентов.