Несмотря на такую одновременно неоднозначную и обычную для эпохи Гражданской войны биографию, Плешаков был человеком, которому Ощепков доверял безраздельно. Доверял, очевидно, зная о нем, о его человеческих и профессиональных качествах, что-то такое, о чем нам неизвестно до сих пор. Не случайно Владимир Плешаков оказался именно тем, кого Ощепков включил в план действий в Токио восьмым пунктом еще до инцидента с «Декабристом»: «Наладить связь с Плешаковым… через которого была единственная возможность сдавать материалы для отправки во Владивосток или Харбин». Стало быть, Василию Сергеевичу было доподлинно известно, что его старый семинарский друг — здесь это слово следует употребить без всяких кавычек — работал на советскую разведку.
Начавший работать на красных вместе с друзьями- семинаристами, официально Владимир Плешаков был оформлен агентом разведотдела штаба округа в сентябре 1923 года — тогда же, когда и Ощепков. Не исключено, что и переводчиком полковника Хондзё он стал не по своей инициативе, но на этот счет никаких подтверждений пока не получено. В любом случае, Василий Сергеевич знал, что Митрич с конца 1923 года служит под прикрытием должности переводчика конторы «Центросоюза» в городе Хакодатэ на самом северном японском острове Хоккайдо и время от времени бывает в Токио. Ощепков всерьез рассчитывал на Плешакова и даже пытался добиться его перевода в японскую столицу, в торгпредство СССР, чтобы обеспечить устойчивую связь с Центром, минуя Хакодатэ[227]. Возможно, он думал, что, живи его старый друг в Токио, встречи однокашников не привлекали бы такого внимания японской полиции? Особенно если приглашать на эти встречи японских «товарищей»-семинаристов из контрразведки? Может быть, в этом и была своя логика, но пока при каждом визите советского переводчика с Хоккайдо поднималась на ноги вся полиция по маршруту его следования.
В архивном отделе МИД Японии, где ныне хранится фонд тайной политической полиции — токко, сохранилась часть донесений агентов наружного наблюдения, филеров, которые вели «подозрительных русских», как называли в донесениях Ощепкова, Плешакова и многих других. Вот пример такого рапорта от начальника столичного полицейского управления Масахиро Ота на имя министров внутренних и иностранных дел — Вакацуки Рэйдзиро и Сидэхара Кидзюро, а также губернаторов префектур, по территории которых пролегал маршрут Плешакова:
«Совершенно секретно, № 725. 1 апреля 1926 г.
О выезде подозреваемых русских граждан из Токио.
Переводчик отдела “Центросоюза” в Хакодатэ Владимир Плешаков жил в гостинице “Маруноути” в районе Кодзимати.
О приезде этого человека в столицу вместе с членом отделения “Центросоюза” в Хакодатэ Лышковым (Рыжковым (?) — А. К.) уже сообщалось в секретном донесении № 649 от 25-го числа прошлого месяца. В префектуру Ибараки сообщено по телефону о выезде этого человека из Токио со станции Уэно в сторону Хакодатэ вчера в 10 часов вечера с тем, чтобы там на него обратили внимание.
Во время пребывания в Токио он постоянно посещал офис торгового атташе в посольстве и общался с Роктиным (Локтиным (?) — А. К.) — представителем “Синдиката” во Владивостоке, живущим с ним в этой же гостинице. Высказывался о прибывающем писателе Пильняке и президенте “Синдиката производителей масел и жиров” Попове.
После пребывания в Токио обсудил вопрос продолжения сотрудничества с Янсоном в “Центросоюзе” в Хакодатэ и одновременно искал возможность перейти на работу в офис “Доброфлота” по личным мотивам, однако так и не смог решить оба вопроса…
Мы обратили внимание на вышеуказанного человека в связи с телеграммой с Хоккайдо. В 9 часов 58 минут утра он приехал в Цуруга поездом из Токио. Зашел в местное консульство и отдыхал. В 3 часа дня отправился на Владивосток на судне “Каги-мару”. Пронес с собой 5 сумок и 4 чемодана. Ничего подозрительного обнаружено не было. Однако, секретное расследование, учиненное по случаю его отъезда, установило, что его отозвала штаб-квартира в Хабаровске по причине изменения статуса организации “Центросоюз”, и ему не известно следующее место назначения»[228].
Вместе с донесениями о наблюдении за Митричем в этой папке подшиты документы, проливающие свет на личность другого старого знакомого Ощепкова, упомянутого в «плане работы» под пунктом 10: Стефана Сазонова. Материалы эти оказались рядом по причине хронологической последовательности, но, возможно, были причины, неизвестные японской полиции, которые позволят сегодня нам самим объединить деятельность троих бывших семинаристов в Японии: Ощепкова, Плешакова и Сазонова в одно общее дело. Личность последнего из наблюдаемых помогает прояснить аналогичный японский отчет «По поводу проникновения на Восток подозрительных русских»:
«Секретарь генерала Семенова, проживающий в г. Нагасаки, подозрительный русский Сазонов, 32 лет 14 числа сего месяца в 8.18 утра прибыл в Симоносэки на пароме “Каммон”.
Из префектуры Фукуока нас предупредили, что за ним нужно проследить. Во время слежки он немного передохнул на станции в помещении для ожидания, после чего отбыл в направлении Токио на поезде № 8, о чем мы и сообщили властям префектуры Хиросима. Во время слежки вел (с агентом полиции. — А. К.) беседы, записанные ниже, больше ни в чем подозрительном замечен не был.
О вышеизложенном почтительно докладываем.
“1) В качестве секретаря генерала Семенова я на протяжении последних трех лет живу в Нагасаки и, в связи с различными делами генерала, часто езжу в разные уголки страны, но при этом местная полиция устанавливает за мной слежку, чем доставляет мне крайние неудобства, в то время, как я никоим образом не совершаю каких-либо действий, вредных для японского правительства. Сам я в первом году Тайсё поступил в семинарию при соборе архиепископа Николая в Токио и, окончив ее в пятом году Тайсё, занимался проповедью православия и исследованием Японии. Затем я примкнул к войскам генерала Семенова и даже вошел к нему в доверие.
2) Генерал Семенов действительно на днях посещал буддийское сообщество в Киото. Он планирует воодушевить буддийские организации и, объединив их усилия с ламаистскими и исламскими организациями, имеющими многочисленных последователей в Китае, Монголии и по всей Юго-Восточной Азии, общими усилиями дать отпор опасным коммунистическим и экстремистским разрушительным учениям, стремясь к вечному миру на Дальнем Востоке. Из буддийских организаций он в первую очередь рассчитывает на влиятельный храм Нандзэндзи в Киото и на движение Дайдо-данкэцу, являющееся ветвью храма Ниси-Хонгандзи. В будущем, создав толерантную ассоциацию мировых религий, он планирует также заниматься пропагандой в Европе и Америке и, в случае успеха, приветствовать участие европейцев и американцев. В этом смысле и участие представителей Русской православной церкви станет возможно, и эту работу генерал Семенов считает очень большим и насущным делом, так что ушел в него с головой. Я также в этот раз планирую по пути заехать в Киото по этому делу.
В разных местах у генерала Семенова есть еще не решенные проблемы, в частности, судебная тяжба все никак не может разрешиться…”»[229].
Из этого донесения понятно, что Василий Сергеевич правильно оценивал близость Сазонова к атаману, а значит, имел какой-то план относительно Семенова. Какой? Мы знаем, что Ощепков встречался с Плешаковым в Токио, пусть эта связь не была установлена на регулярной основе, и восстановил контакты, очевидно прерванные во время Гражданской войны, с Сазоновым. Из приведенного отчета полиции явствует, что надежды выйти через Сазонова на интересных людей из политического и военного бомонда Японии были бесперспективны — адъютант Семенова не только сам находился под опекой полиции, но и был столь же бесправен в японском мире, как и любой другой белый эмигрант. И все же… могло ли существовать между всеми троими бывшими семинаристами какое-то общее дело, о которым мы до сих пор не знаем? Да, могло, и, хотя пока эта версия выглядит частью конспирологической теории, сбрасывать ее со счетов не стоит.
