Возможно, что это утверждение справедливо только для 1932 года, ведь в коротком списке источников будущего самбо начисто отсутствуют национальные виды единоборств народов Советского Союза. Вроде бы тот же киноролик показывает, что, помимо большой аналитической работы по осмыслению и адаптации к авторской системе самозащиты европейских и американских видов борьбы, Институт физкультуры дал Василию Сергеевичу огромный простор для анализа национальных видов борьбы Советского Союза.
Сложно сказать сегодня, насколько был прав Михаил Николаевич Лукашев, когда писал, что среди «нацкадров» студентов, поступивших в Институт физкультуры, «едва ли не каждый был хорошо знаком с искусством борьбы своего народа»[312]. Скорее всего, это сильное преувеличение — свое отношение к «национальным истокам» ветераны самбо, первые ученики Ощепкова, еще выскажут через полвека. Но тогда, в предвоенные годы, аргументы об истинно советском происхождении самбо активно приводились свидетелями по понятным политическим мотивам — с целью вывести на задний план роль японского дзюдо и выпятить сугубо советские источники в становлении самбо. В условиях неприятия всего иностранного в Советском Союзе 1930-х годов это было естественно. Связь с Японией автоматически закрывала дорогу борьбе, основанной на дзюдо, а указание на местное, советское, происхождение, да еще укрепляющее дружбу народов, наоборот, могло обеспечить успех новой системе. Тем более что не во всех случаях национальные виды борьбы упомянуты совсем уж из конъюнктурных соображений. Вот что вспоминал ученик и коллега Василия Сергеевича Николай Галковский о хранителях национальных традиций в ГЦОЛИФКе: «Эти любители борьбы обменивались опытом со специалистами из других видов единоборств. Мы специально практически изучали элементы техники из этих видов борьбы, в которых нас особенно привлекали приемы с действием ногами. Эти приемы были особенно хорошо разработаны в грузинской народной борьбе “Чидаоба”. Аналогичные приемы имелись также в татарской, узбекской, казахской, киргизской, туркменской и других видах борьбы»[313].
Армянин Сагателян вторил Галковскому: «В. С. Ощепков занимался изучением национальных видов борьбы, о чем часто говорил на наших учебных занятиях. В тренировочных занятиях по приглашению Ощепкова принимали участие нацмены, которые учились в институте. Многие из них знали вид борьбы, в котором применялись подножки. Это были студенты, знающие грузинскую борьбу чидаоба или азербайджанскую гюлеш или узбекскую кураш»[314]. Другой ученик Василия Сергеевича — Анатолий Харлампиев вспоминал, что Ощепков специально устраивал товарищеские схватки своих кружковцев с «нацменами», а ученикам, поступившим в московский институт с окраин советской империи, тому же Сагателяну, поручал привозить с каникул фотографии приемов национальных единоборств.
В любом случае, результатом особого внимания преподавателей ГЦОЛИФКа, прежде всего самого Ощепкова, к вопросам туземных единоборств стало появление в нормах комплекса ГТО II ступени возможности замены сдачи ощепковской системы дзюудо национальной борьбой, если таковая вообще практиковалась в какой-то определенной местности. Пожалуй, это действительно тот случай, когда можно говорить о реально существовавшем пролетарском интернационализме и даже о своеобразной спортивной демократии и ни капли не кривить душой при этом. Однако о том, как этот борцовский плюрализм осуществлялся на практике (если такое вообще имело место в истории), убедительных свидетельств пока не найдено.
Для самой ощепковской системы 1932–1934 годы стали новым витком развития, очередным этапом подъема к вершинам совершенства и популярности, и короткий фильм оператора Бориса Бурта (по мнению Льва Матвеева, его дипломная работа во ВГИКе) сохранил для нас экспресс-репортаж этого подъема. Из него ясно видно, как изменилась структура ощепковского дзюудо, как оно шагнуло из Кодокана в море новой системы единоборств, где безопасные волны спортивного раздела соседствовали с боевой техникой, работа над которой проходила в том числе в условиях реальных столкновений. Теперь оставалось немногое: запустить эту систему в плавание, обозначив фарватер буйками правил, выставив лучших учеников как издалека видные маяки и организовав четкую систему подготовки новых капитанов, штурманов, лоцманов: чемпионов, тренеров, преподавателей.
После введения в 1934 году в Институте физкультуры специализации по дзюудо и начала подготовки профессиональных тренеров началось строительство федераций. Именно на их фундаменте должна была покоиться вся эта система. В 1935 году были созданы Московская городская секция дзюудо (Н. М. Галковский) и Ленинградская секция борьбы вольного стиля (И. В. Васильев), открылись новые кружки в этих городах, были проведены первые межгородские соревнования по «вольной борьбе дзюудо». Начал работу кружок в Харькове, и в том же году в Москве, в Бауманском детском доме культуры, Валентин Сидоров открыл первую в СССР детскую секцию дзюудо — в 1940-х годах первое поколение советских дзюудоистов должна была сменить молодежь…
Изучение, конструирование, разработка методики нового вида борьбы, ее преподавание, обучение тренеров, агитация, пропаганда и реклама — все это было поставлено на ход одним человеком, которому беззаветно верили и которому помогали, не жалея своих сил, его ученики. И только в одном пропагандистском моменте Василий Сергеевич допустил роковую, фатальную для его наследия ошибку. Вопрос, который казался ему тогда, возможно, не слишком важным, не насущным, стал определяющим для сохранения памяти Мастера на много десятилетий вперед.
Глава двадцать третья
СХВАТКА БУЛЬДОГОВ У БОРЦОВСКОГО КОВРА
Приехав в Москву в конце 1929 года, Василий Сергеевич с его системой дзюудо оказался не первым, кто предложил поставить экзотическую японскую борьбу на службу обществу. Да, Ощепкову едва ли не мгновенно удалось завоевать авторитет и популярность с помощью высокого личного мастерства, оценить которое мог любой желающий, построения грамотной рекламной кампании и благодаря команде — замечательным ученикам, в которых он вкладывал душу. Речь идет в первую очередь о тех самых ути-дэси — ближнем круге его воспитанников, ставших в будущем мастерами и ведущими тренерами по самбо. Но вообще учеников у Василия Сергеевича было много и, как ни парадоксально это может показаться на первый взгляд, не все изначально были «ощепковцами». Динамовец В. С. Харитонов рассказал много десятилетий спустя Михаилу Лукашеву, что вместе с несколькими товарищами он был специально заслан в кружок Ощепкова в ЦДКА с разведывательной миссией по заданию своего истинного на тот момент наставника — Виктора Афанасьевича Спиридонова.
Спиридонов считается сегодня еще одной, возможно, даже не менее легендарной личностью в истории самбо, чем Василий Ощепков. Виктора Афанасьевича и поныне многие, очень многие считают подлинным создателем борьбы самбо или, во всяком случае, «одним из основоположников». При этом реальная биография Спиридонова мало кому интересна, ибо обросла мощным панцирем мифов и легенд. К тому же, в отличие от Василия Сергеевича, у Виктора Афанасьевича не осталось после его смерти преданных последователей, не только сохранивших веру в него и в историю своего учителя, но и донесших до нас хотя бы обрывочные, но подлинные свидетельства о его жизни, отчего степень современной мифологизации здесь еще выше[315]. Но в общем и целом эта своеобразная спиридоновская мифология базируется на трех китах.
Кит первый: будущий мастер овладел японским «джиу-джитсу» на фронтах Русско-японской войны, где, воюя с самураями в конной разведке, проявил себя истинным героем, вернувшись домой с двумя (иногда указывают — с тремя) орденами. Есть даже отдельная, совсем уж былинная история о том, что Спиридонов (в разных вариантах: гренадер, гвардеец, полковник) попал к японцам в плен и, отстаивая честь русского офицерства, показал такую силу и волю к победе, что оказался допущен в святая святых японских единоборств, познал секреты клановых школ и вернулся из плена натуральным ниндзя[316]. Документы же, способные пролить свет на события далекой поры, якобы были уничтожены в 1941 году НКВД как особо секретные.