Казалось бы, время все расставило по своим местам: самбо Ощепкова, родившееся из дзюудо, живет и процветает, система джиу-джицу Спиридонова забыта более полувека назад. Но самое обидное в этой истории для Мастера другое. Увлекшись разработкой новой борьбы, новой системы рукопашного боя, пропагандируя ее в высоких кабинетах и на борцовских коврах по всей стране, привыкнув к японскому происхождению этой системы, Василий Сергеевич забыл о главной «мелочи» — о названии. Как только не именовали ее он сам, его ученики и их противники: «дзюудо», «вольная борьба советского стиля», «борьба дзюудо по системе Ощепкова» — все это было не то — не то, что нужно. А нужно было короткое, броское, емкое слово, которое сразу же запоминалось бы, отличало бы новую систему и от японской дзюдо, и от американской или французской борьбы, наконец, от спиридоновского «САМ». По злой иронии судьбы, уже после смерти Василия Сергеевича, борьба, которую он сконструировал и апробировал, выстрадал долгими годами напряженной работы, получила название, придуманное тем, с кем он боролся последние четыре года своей жизни. Спиридонов трансформировал название своей системы «САМ» в «Самоз», а затем — в САМБО.

Первая ощепковская пятилетка в Москве завершалась непросто. Стартовавшие с необыкновенным взлетом в 1929–1932 годах развитие дзюудо и преподавательская карьера Василия Ощепкова вдруг затормозились под влиянием не зависящих от него факторов. Особенно трудным оказался 1934 год, когда конфликт со Спиридоновым обострился настолько, что отразился на самочувствии нашего героя. Ощепкову перевалило за сорок, и здоровье Василия Сергеевича резко пошатнулось. Это заметно даже сегодня, если внимательно рассматривать фотографии тех лет: запечатленный чаще всего в окружении учеников, Василий Сергеевич выглядит усталым, каким-то отрешенным. Одутловатое лицо, расслабленные, опущенные плечи. На групповом снимке выпускников ГЦОЛИФКа 1935 года, там, где портреты преподавателей сделаны одиночными и расставлены веером над карточками учеников, фото Ощепкова привлекает внимание не тем, что человек на нем не смотрит в камеру (он и на более ранних снимках почти всегда отворачивался от объектива), а тем, что наставник откровенно устало и даже с каким-то осуждением глядит в сторону.

Настоящий русский богатырь внешне, Василий Ощепков страдал серьезнейшим заболеванием — стенокардией, которую в старые времена называли «грудной жабой». Болезнь, которую провоцируют чрезмерные эмоциональные и физические нагрузки, то есть то, что сегодня называют стрессом, плохие условия жизни, ударила Мастера как финский нож, и против нее в арсенале Ощепкова не оказалось контрприема. Безрадостное сахалинское детство, невероятная психологическая нагрузка во время учебы в семинарии и Кодокане, работа в разведке, смерть любимой жены, конфликт со Спиридоновым — все это копилось годами, а обрушилось на Василия Сергеевича в один день. Обрушилось так, что ни вздохнуть, ни охнуть, ведь во время приступа стенокардии резкая, острая боль разрывает левую половину груди человека — там, где сердце. Незадолго до своей кончины страдавший тем же недугом Николай Японский писал: «Прескверное состояние, когда чувствуешь, что дышать почти нечем; выходил наружу и открывал рот во всю ширину, глотая воздух до дна легких, как рыба, которая задыхается в воде, лишенной воздуха»[321]. От нехватки воздуха возникают невыносимые боли, а единственное лекарство — нитроглицерин под язык да снижение нагрузок.

С последними было проще. Чтобы вернуть учителю свободное дыхание, с 1935 года основную тяжесть в проведении тренировок и даже в организации соревнований начали принимать на себя лучшие ученики: Галковский, Сидоров, Жамков, Рубанчик, Сагателян, Васильев, Школьников и др. В московском Дворце спорта «Авиахим» на Ленинградском проспекте преподавал Анатолий Харлампиев, к нему же приехал из Ленинграда выдавленный из местного «Динамо» Спиридоновым чекист Щеголев. По воспоминаниям их общего ученика — Андрея Будзинского, Харлампиев, которого в зале добродушно называли «Харлашей», Валерича-Щеголева заметно побаивался и на ковре, и в жизни, отчего в секции фактически царило двоевластие, не мешавшее, однако, работе, тренировкам, подготовке и участию в состязаниях.

Еще в 1932 году в Москве прошли первые соревнования по дзюудо — открытое первенство членов секции Ощепкова в Институте физкультуры. На следующий год его студенты боролись уже в рамках институтской спартакиады. К 1935 году уровень спортивного соперничества дзюудо- истов вырос уже до первенства столицы. Не отставал Ленинград, а вскоре подтянулся Харьков, где появилась своя очень сильная секция под руководством Романа Школьникова. К 1937-му количество соревнований по дзюудо выросло до полутора десятков.

Спиридонов, когда-то первым в Москве организовавший соревновательные схватки по джиу-джицу, к тому времени совсем отошел от этой деятельности и продолжал секретить свой «САМ», но общение между борцами разных стилей не прекращалось никогда. По воспоминаниям А. А. Будзинского, динамовцы иногда приходили на тренировки в «Авиахим», одетые в форму сотрудников госбезопасности, снимали сапоги и прямо в галифе и гимнастерках выходили на ковер. За характерный запах, издаваемый их прокуренной формой, ощепковцы звали их «махорочниками», но в целом общение с коллегами на рабочем уровне складывалось ровно.

На исходе 1936 года, несмотря на сопротивление Спиридонова, система Ощепкова вышла на всесоюзный уровень. 11 октября была создана специальная секция дзюудо во вновь образованном Всесоюзном комитете по делам физической культуры и спорта при Совнаркоме Союза ССР.

Возглавил организацию с бесконечным названием сам Василий Сергеевич, заместителем председателя выбрали Галковского, секретарем — Сидорова, еще четверо учеников Ощепкова стали членами секции[322].

Одним из них был динамовец, мастер спорта по стрельбе, снайпер и автор нескольких специальных учебников Федор Иванович Жамков. Он относился не к тем ученикам Спиридонова, которые ушли от него к Ощепкову, а наоборот. Учился у Василия Сергеевича еще во Владивостоке, поднимался по карьерной лестнице в Приморье и оттуда был переведен в Москву. Там, неожиданно для своих друзей, занял должность начальника оборонно-спортивного отделения ЦС «Динамо» — того самого отдела, который курировал в том числе и работу секции самозащиты. Позже, во второй половине 1938 года, Жамков решительно, но аккуратно «выдавил» оттуда Спиридонова, находившегося уже в предпенсионном возрасте, подобрав для него должность преподавателя рукопашного боя в одной из частей НКВД. Была ли это месть? Каждый может ответить на этот вопрос по-своему, но Жамков, тесно контактировавший по роду службы и с динамовцами, и с ощепковцами, имел все возможности для сравнения систем. Да, он принял на себя ответственность, которую, безусловно, правильнее было бы возложить на специальную комиссию, но что делать, если эта комиссия год за годом не могла собраться или, собравшись, не могла дождаться выхода на ковер Спиридонова или его учеников? В таком случае и в спорте ведь присваивают победу тому, кто готов сражаться, драться, отстаивать свою правоту. Отказавшийся от поединка получает «баранку»…

Спустя много лет, когда уже ни Ощепкова, ни Спиридонова не было в живых, а борьба самбо набирала после войны необыкновенную популярность, именно Федор Иванович Жамков встретился с начинающим историком борьбы и журналистом Михаилом Лукашевым. Тот был убежденным сторонником версии о происхождении самбо, где основоположником значился Анатолий Харлампиев, но пытался разобраться, какую роль в создании борьбы сыграл Спиридонов. Журналист разыскал ветерана, чтобы услышать от него рассказ, как думал Михаил Николаевич, о выдающемся мастере и пропагандисте Викторе Спиридонове, по отношению к которому молодой историк борьбы был настроен тогда весьма романтически (и потом исполнил свою мечту, написав правдивую книгу о Спиридонове).