Он ничего не сказал.

Я тоже молчала, хотя меня распирали отборные слова, которые мне хотелось бросить в его сторону. Вместо этого я сосредоточилась на осмотре салона его грузовика. Старая модель. В хорошем состоянии, чистый до одержимости. Нигде не валялась обертка от шоколадного батончика или пивная банка. С другой стороны, если посмотреть на его бицепсы и живот, Сент не пил много пива и не ел шоколадных батончиков.

Я бы сказала, что он любит виски. Или же мне просто хотелось, чтобы между нами было что-то общее, помимо нашей темноты.

— Почему ты чувствуешь ответственность за меня? — выпалила я, забыв об обете упорного молчания, который обещала себе сдержать.

Я была не из тех, кто нарушает данные себе обещания, особенно когда дело касалось мужчин. Точнее, мужчин, считавших, что они могут контролировать меня.

Хотя Сент не пытался контролировать меня. Он дал мне выбор. Сбежать. И если правильно оценила ситуацию — а я знала, что оценила правильно, — то ему хотелось, чтобы я сбежала. Я не была его пленницей. В какой-то степени это он был моим узником.

Мне понравилась эта мысль. Я получила от нее наслаждение. И я была жадной, мне хотелось большего. Хотелось знать причины. Хотелось, чтобы он назвал их.

Сент долго молчал.

— Потому что я сделал выбор не проходить мимо тебя в том лесу. Сделал выбор помешать судьбе или еще чему-либо и изменил ход твоей жизни. Продлил ее. Я не человек чести, так что дело не в этом. Но даже у меня должен быть кодекс, по которому я должен жить.

Он не смотрел мне в глаза и меня это раздражало. Мне было все равно, что мужчина был за рулем и подвергнул бы нас обоих опасности, если бы посмотрел на меня, чего я безумно жаждала.

— У тебя есть кодекс? — повторила я, стараясь показать свое недоверие. — Нет. Дело не в нем.

— Ты считаешь, что знаешь меня достаточно хорошо, чтобы сделать подобный вывод? — спросил он со смутным раздражением в голосе.

Приятно.

— Да, я знаю тебя достаточно хорошо, чтобы сделать этот вывод, — ответила я.

Сент пристально смотрел на дорогу.

— Ну, рано или поздно ты поймешь, что ошибаешься. Иногда, Магнолия, жизнь — это не гребаная история. Не одна из твоих книг. Иногда вещи просто таковы, какие они есть. Без приукрашивания. Без всякого дерьма.

Он удивил меня настолько, что я молчала всю дорогу домой. Он читал мои книги? По крайней мере, Сент знал, что я — автор. И какого рода автор. Но это не было откровением. Любой человек, подключившийся к интернету, мог это выяснить.

— Вон, — скомандовал он.

Я слегка вздрогнула от его тона. От агрессии в нем.

Мы были у моего дома. Сент смотрел прямо перед собой, не глуша машину. Он не сделал ни малейшего движения, чтобы выйти или спросить, не нужна ли мне помощь.

Мне это понравилось. То, как он, не задумываясь, вышвыривал меня из своего грузовика.

Я открыла дверь и посмотрела в сторону дома.

— Ты прав, Сент, — сказала я, не глядя на него. — Иногда люди бывают простыми. Без всякого дерьма. Но поверь мне, малыш. Ты не так прост.

Затем я вылезла из грузовика и приложила огромные усилия, чтобы не споткнуться, не прихрамывать и не оглядываться, когда шла к своей двери.

«У нее был мужчина. Тот, что ходил по ночам в лесу. Он приходил к ней. Он не заботился о ней. Нет, он ни о ком не заботился. Он мог бы стать проблемой, если бы о ком-либо беспокоился. Он мог убить меня так же легко, как дышит. Но он бросил ее. Беззащитной. Ждущей меня»

— А я волновался, что ты не собираешься пить свой послеобеденный виски, — сказал Дикон, откладывая свою книгу — мою книгу — когда я села на ставшее уже моим место.

К тому времени, как я положила сумочку на табурет рядом с собой, он уже наливал мне стакан.

— Я — писательница с дедлайном, без книги и тысячами пропущенных звонков от агента. Что заставляет тебя думать, что я не приду днем в местный бар, чтобы выпить? — рявкнула я.

Дикон не прокомментировал мой тон. Он ожидал от меня подобного. Я не была веселым завсегдатаем бара и не собиралась заставлять себя быть таковой, чтобы ему было комфортнее.

— Думаю, мне следует разместить отзыв на своей странице в Facebook.

Я схватила стакан.

— У тебя нет страницы в Facebook. Если бы была, я бы здесь не сидела.

— Верно, — сказал он, кивая.

Моя машина оказалась у моего дома где-то среди ночи. Я ничего не слышала. Свет фар не разбудил меня. Тот факт, что я настолько крепко спала, что не заметила этого, мягко говоря, беспокоил. Как и должно было быть.

— Сегодня утром моя машина стояла у моего дома, — сказала я Дикону.

— Так и было, — согласился он.

— Ты не имеешь к этому никакого отношения?

Я пришла к такому выводу только потому, что, если только Сент не вернулся в город за моей машиной, а после к себе домой, то машину вернуть мог только Дикон. И хотя Сент выглядел как человек, способный на такие пешие марафоны, он не был похож на того, кто стал бы тратить на меня столько времени.

— Возможно, — уклонился Дикон.

Я вскинула бровь.

— Итак, ты бродил вокруг моего дома в темноте?

Что-то промелькнуло в его глазах. Что-то отличное от того, что я выпытывала.

— Что-то в этом роде, — пробормотал он.

Интересно.

— Ты знал ее?

По тому, как изменилось его лицо, Дикон точно понял, о ком я говорю.

Он внезапно стал рассеянным и с изменившимся выражением лица начал протирать чистые стаканы.

— Конечно. Я здесь вырос. Как и Эмили.

Дикон заставил свой голос звучать небрежно. Грустно, но не слишком эмоционально. Беззаботно, почти.

— Вы были друзьями?

— Почему ты спрашиваешь меня об этом?

Я пожала плечами.

— Я живу в ее доме. Мне любопытно узнать о ней. Похоже, у нее была хорошая репутация. Я этому не доверяю. Никто не может быть полностью хорошим.

Дикон натянуто, недружелюбно улыбнулся.

— Нет, никто не может быть полностью хорошим. Но Эмили была чертовски близка к этому. Она любила своих родителей, уважала их. Была популярна в школе, но никого не задирала. Умная, но не гений. Хорошенькая в том смысле, что вы знали, что когда она вырастет, то станет красивой. Она любила сплетничать, но не в жестокой форме, просто ей нравилось делиться информацией о людях. Хорошими вещами, а не их секретами. Хорошая слушательница. Может быть, она слишком много говорила, но только потому, что ей нравилась жизнь.

— Ты любил ее, — сказала я, сразу поняв это.

Дикон дернулся, как будто я ударила его, и покраснел. Его разозлило мое замечание. То, что я вообще его сделала. Или, может быть, то, что он не смог скрыть свою реакцию.

— Вы встречались?

Я ни за что не остановлюсь сейчас, не тогда, когда была так близка к ответам. Мне хотелось знать больше о призраке в моем доме и обо всех, кто с ним связан.

— Нет, — сказал он.

Одно-единственное слово было жестоким. Полным сожалений, потери и неприятия.

Дикон был не нужен Эмили. По какой бы то ни было причине. Я не считала ее женщиной способной смириться с тем, что он ежедневно обслуживает наркоманов. Но Дикон был в ее вкусе. Он всем нравился. Значит, либо Эмили была лесбиянкой, либо у нее был кто-то еще.

У меня был соблазн задать оба этих вопроса, но я помнила о том, что не могу давить на бармена, иначе он откажется меня обслуживать.

— Тебе не нравится, что я спрашиваю о ней, — заметила я.

Его лицо потемнело, превратившись во что-то уродливое. Сильно отличавшееся от его обычной дружелюбной маски бармена.

— Да, Магнолия, мне не нравится, что ты говоришь о любви всей моей жизни, которая перед смертью трахалась с другим мужчиной.

В его словах был гнев. Горечь. Намного больше обычного. Но опять же, была ли норма у горечи по этому поводу? В любых эмоциях нет определенной дозировки.

Но было и кое-что, что заставило меня забеспокоиться. Когда с него сползла обычная маска, на свет вылезло то, что немного напугало меня. Внутри Дикона таилось насилие, завуалированное так ловко, что даже я его не заметила. А я чертовски хорошо умела видеть насилие в людях.