вяху зверьскымъ образомъ, живуще скотьскы: и убиваху друг друга, ядуще все нечисто, и браченья у нихъ не быша, но умыкаху уводы (т.е. «умыкали уводом». - А.Н.) девица» [Ип., 10]. Единственное, о чем здесь можно говорить с уверенностью, так это о роли «краеведа-киевлянина», провозгласившего, что его герои «бяхуть бо мудре и смыслени, и нарицахуся поляне, от них же суть поляне въ Кыеве [вар. - кияне] и до сего дни» [Ип., 7]. Другими словами, загадка «полян», упоминаемых за пределами этого панегирика, как можно охарактеризовать «легенду о полянах», помещенную в недатированной части ПВЛ, в собственно летописце сводится к тому, что ими «обладает» Олег (ст. 6393/885 г.), их теперь называют «русью» (ст. 6406/898 г.), и хотя они называются «полянами», но говорят на словенском языке (там же), их взял с собой Олег под стены Константинополя (ст. 6415/907 г.), их берет в поход Игорь (ст. 6452/944), после чего они навсегда исчезают со страниц ПВЛ.

Представляется излишним доказывать фантомность этнонима "поляне" в приведенных примерах, поскольку в большинстве случаев они оказываются названы в ряду других племен-статистов, объявленных данниками Киева, но не более. Подтверждение их чужеродности славянскому миру проявилась лишь однажды в пояснении «краеведа», что «аще и поляне звахуся, но словеньская речь бе; полянми же прозвашася, занеже в поле седяху, а языкъ словеньскыи бе имъ единъ» [Ип., 20]. Всё это заставляет предположить, что истинное происхождение киевлян для автора первой половины XII в. оставалось неизвестным, и этот пробел в истории был им восполнен путем адаптации текстов, способных ввести киевлян (потомков готов-грейтунгов?), во-первых, в семью славянских народов через «полян-ляхов», и, во-вторых, подвести их к главному событию их действительной истории - превращению «словен» в «русь» («а словенескъ языкъ и рускыи один: оть варягъ бо прозвашася русью, а первее беша словене» [Ип., 20]). При этом исследователь данного вопроса не должен упускать из виду, что построения древнерусского историографа основаны не на местных преданиях, как, например, предание о Кие и его родственниках, вызвавшее у «краеведа» полемику со своим предшественником, а на текстах, повествовавших о событиях какой-то иной историко-географической реальности, например, Среднего и Нижнего Подунавья, на что указывает постоянное упоминание «болгар», «угров» и самого Подунавья.

С успехом разрешив задачу «прививки» киевлян-полян к древу всего славянства и тем самым, определив им место в истории распространения христианства, автору ПВЛ пришлось решать не менее сложную задачу - объяснить, каким образом они