Глава кооператива ловцов омаров, Лемюэль Смит, направил свою лодку к моторке Клея и бросил кранцы. Два суденышка стояли рядом, толкая друг друга бортами, дождь стучал по палубе. Клей наклонился над планширом. Волосы прилипли у него к черепу, придавая священнику особенно мрачный вид.

— Пришло время отступить, ваше преподобие, — крикнул Смит, держась за борт своей лодки. — Скоро начнется настоящий ураган. Быть может, когда закончится лов макрели, мы попытаемся еще раз.

— Но тогда будет слишком поздно! — стараясь перекричать ветер и дождь, ответил Клей. — Дело будет сделано, ущерб непоправим.

— Мы высказали свою точку зрения, — мрачно отозвался Смит.

— Лем, этого мало, — возразил Клей. — Я промок насквозь, и мне так же холодно, как тебе. Мы должны принести жертву. Мы должны их остановить.

Смит покачал головой.

— В такую погоду мы никого не остановим, ваше преподобие. В любом случае ураган сделает это за нас. — Смит посмотрел на небо, потом повернулся к далекой земле — синяя полоска исчезала за пологом дождя. — Я не могу рисковать своей лодкой.

Клей молчал. «Я не могу рисковать своей лодкой». В этих нескольких словах и была заключена вся суть. Они не понимали, что некоторые вещи важнее лодок или денег. Возможно, они никогда не поймут. Он вдруг ощутил, как у него защипало в глазах, и понял, что плачет. Не имеет значения — еще несколько слезинок в океане.

— Я бы не хотел, чтобы из-за меня кто-то потерял лодку, — отвернувшись, сказал он. — Возвращайтесь, Лем. А я останусь.

Смит колебался.

— Было бы лучше, если бы мы вернулись вместе. Можно бороться с этими людьми, но невозможно сражаться с океаном.

Клей махнул рукой.

— Может быть, я высажусь на острове и поговорю с Нейдельманом… — Он замолчал, пряча лицо и делая вид, что занят лодкой.

Смит наморщил лоб и с тревогой посмотрел на священника. Клей был не слишком хорошим моряком. Но давать мужчине советы относительно его лодки — непростительное оскорбление. Кроме того, Смит углядел на лице священника отчаянное безрассудство и понял, что уговаривать бесполезно.

Он похлопал ладонью по планширу лодки Клея.

— Тогда нам в разные стороны. Я буду следить за диапазоном десять и пять на случай, если вам понадобится помощь.

Клей держался за леер «Цербера», двигатель его лодки работал на холостом ходу. Священник наблюдал за оставшимися лодками, поворачивающими к берегу, порывы ветра доносили до него шум работающих двигателей. Он плотнее запахнул плащ и попытался занять более устойчивое положение на палубе. Рядом вздымался мощный белый корпус «Цербера» — казалось, волнение не оказывает на него ни малейшего влияния.

Клей механически проверил лодку. Трюмная помпа продолжала работать в нормальном режиме, отправляя тугие струи воды за борт; двигатель уверенно урчал, топлива оставалось еще много. Теперь, когда положение изменилось и он остался один — лишь Всемогущий был его спутником, — Клей ощутил странное удовлетворение. Быть может, он совершил грех высокомерия, ожидая многого от жителей Стормхейвена. Ему нельзя было рассчитывать на них — но на себя он вполне мог положиться.

Он немного подождет, а затем поплывет к Рэггиду. В его распоряжении лодка и вполне достаточно времени. Все время мира.

Клей долго смотрел, как остатки его флота возвращаются в гавань Стормхейвена. Скоро они превратились в далекие призрачные тени на сером фоне.

Клей не видел, как от берега отчалил катер «Талассы», волны тут же набросились на небольшое суденышко, которое упрямо направлялось к противоположному от Клея борту «Цербера».

Донни Труитт лежал на диване, его дыхание стало спокойнее — начал действовать лоразепам, который ввел ему Хэтч. Труитт смотрел в потолок и терпеливо моргал, пока доктор его осматривал. Бонтер и профессор перешли на кухню, где приглушенно беседовали о том, что произошло.

— Донни, послушай меня, — сказал Хэтч. — Когда у тебя появились эти симптомы?

— Примерно неделю назад, — с тоской ответил Труитт. — Но тогда я не обратил внимания. Утром, когда я просыпался, меня тошнило. Пару раз я даже расстался со своим завтраком. А еще появилась сыпь на груди.

— И как она выглядела вначале?

— Красные пятна. Потом они стали какими-то мягкими. И еще заболела шея. Тут, сбоку. И я стал замечать волосы на своей расческе. Сначала понемножку, а сейчас мне кажется, что я мог бы легко выдрать их полностью. Но в нашей семье никогда не было лысых; у всех было полно волос. Честное слово, Малли, что скажет моя жена, если я облысею!

— Не беспокойся. Так мужчины не лысеют. Как только мы выясним, что с тобой, мы тебя вылечим, и волосы отрастут снова.

— Ох, я очень на это надеюсь, — признался Труитт. — После вчерашней ночной смены я сразу же пошел спать, но утром почувствовал себя еще хуже. Никогда раньше не ходил по врачам. Но я подумал, черт возьми, ты же мне друг, верно? Это ведь не то же самое, что пойти в больницу.

— Что еще ты хочешь рассказать о своей болезни? — спросил Хэтч.

Неожиданно Донни смутился.

— Ну, у меня болит где-то в заднице. Наверное, там какие-то болячки.

— Повернись на бок, — сказал Хэтч. — Я посмотрю.

Через несколько минут Хэтч перешел в соседнюю комнату. Он вызвал из больницы машину скорой помощи, но до ее приезда оставалось еще минут пятнадцать. Потом ему придется уговорить Донни сесть в машину. Сельский обитатель Мэна, Труитт панически боялся врачей, а больницы — еще больше.

Некоторые из симптомов его болезни оказались такими же, как у других рабочих, — жалобы на апатию и тошноту. Но были и другие, характерные только для Донни. Хэтч потянулся к потертому справочнику Мерка. И уже через несколько минут смог поставить диагноз: хронический гранулематоз. Широко распространившееся повреждение тканей, гнойные лимфатические узлы, анальные гнойники делали диагноз абсолютно очевидным. «Но это заболевание обычно бывает наследственным, — подумал Хэтч. — Неспособность лейкоцитов убивать бактерии. Почему оно проявилось только сейчас?»

Отложив справочник в сторону, он вернулся в гостиную.

— Донни, — сказал Хэтч, — я хочу еще раз осмотреть твою голову. Нужно разобраться, как именно выпадают у тебя волосы.

— Еще немного, и я буду Юлом Бриннером.

Труитт осторожно коснулся ладонью головы, и Хэтч увидел на его руке уродливую рану, которую раньше не замечал.

— Опусти руку. — Хэтч закатал рукав рубашки, чтобы осмотреть запястье Труитта. — Что это такое?

— Ничего особенного. Поцарапался, когда работал в Бездне.

— Рану необходимо промыть. — Хэтч потянулся к своему чемоданчику, порылся в нем и обработал рану солевым раствором и бетадином, после чего наложил антибактериальную мазь. — Как это произошло?

— Порезался острым ребром титановой трубки, когда устанавливали эту чудо-лестницу в Бездну.

Хэтч удивленно посмотрел на него.

— Но это же было неделю назад, а рана выглядит свежей.

— Я и сам ничего не понимаю. Эта дрянь все время открывается. Честное слово, жена каждый вечер накладывала мазь.

Хэтч внимательно осмотрел рану.

— Заражения нет, — сказал он. — А как твои зубы?

— Странно, что ты об этом спросил. Как раз вчера я заметил, что один из задних зубов начал шататься. Наверное, старость подкрадывается.

Потеря волос, зубов, прекращение процессов заживления. Как у пиратов. Однако у пиратов были и другие заболевания. Но все они имели три общие черты. Как и болезни некоторых рабочих.

Хэтч покачал головой. Это были классические симптомы цинги. Но все остальные экзотические симптомы цингу исключали. Тем не менее что-то во всем этом было чертовски знакомым. Как сказал профессор, забудь о других болезнях, исключи их и посмотри, что останется. Понижение лейкоцитов в крови. Потеря волос и зубов, замедление процессов заживления, тошнота, слабость, апатия…

Внезапно он понял. И вскочил.

— О господи… — начал он.