Андреа был наслышан о кладбище, на котором хоронили умерших каторжников. Их трупы зашивали (а иногда и не зашивали) в холстину, складывали в повозку, а после сваливали в широкую яму и присыпали негашеной известью. Там не было ни могильных плит, ни памятников, ни надписей. Ходили слухи, что кое-кого по ошибке зарывали еще живыми. Именно на этом кладбище обрел последнее пристанище Жорж Рандель.

— Кто ваш отец? — прошептал Андреа. Он не удивился бы, если бы это воздушное создание ответило: «Господь Бог».

— Врач. Моего отца хорошо знают в городе. Он содержит здесь за свой счет несколько коек для бедных, — сказала Аннета и встала. — Вам нужно принять лекарство. А еще я принесу вам поесть. Вы должны восстанавливать силы.

Андреа не выдержал:

— Чтобы вернуться на каторгу?!

— Не беспокойтесь, — тихо сказала она, — я сделаю все для того, чтобы вы задержались здесь как можно дольше.

Он проводил ее взглядом, полным страстной тоски. Заметив это, сосед сказал Андреа:

— Только не вздумай в нее влюбиться! Хотя эта участь не миновала ни одного из нас. Мадемуазель Моро в самом деле очень умна и красива. Я слышал, она хотела изучать медицину, но для женщины этот путь закрыт. Ей придется пойти проторенной дорожкой: выйти замуж и посвятить себя мужу и детям.

Сердце Андреа невольно упало.

— У нее есть жених? — выдавил он.

— Еще спрашиваешь! Конечно, есть.

— Кто он?

Сосед пожал плечами.

— Говорят, сейчас он в отъезде, но скоро вернется. Тогда она уже не сможет сюда приходить.

Андреа вздохнул. К легкому аромату духов, который оставила после себя Аннета, примешивались другие, резкие и неприятные запахи.

— Чем ей нравится это место, место, где столько страданий и боли?

— У нее есть способность делать людей счастливыми, и она об этом знает, как знает способ заставить нас бороться за свою жизнь. Я наблюдал за тобой и могу сказать, что ты выкарабкался только благодаря ей.

Андреа закрыл глаза. Теперь он понимал, что одно мгновенье любви способно искупить годы жестокости.

Когда Аннета вернулась, он посмотрел на нее другими глазами. Отныне ее окутывала тень принадлежности кому-то другому, пронизывали сердечные тайны, в которые ему не было доступа. Андреа понимал, что должен смириться с этим и чувствовать себя счастливым хотя бы оттого, что Аннета Моро существует на свете.

— Хотите, я почитаю вам вслух? Перескажу начало романа, а что будет дальше, узнаем вместе.

— Очень хочу, — искренне произнес Андреа и, помолчав, признался: — У меня был друг. Он погиб. Незадолго до смерти он тоже стал пересказывать содержание книг. Рассказывал только начало, а продолжать не хотел, сколько бы я ни просил. Он говорил, это для того, чтобы когда-нибудь я захотел прочитать их сам.

— И что это за истории?

— Про Рене, которого воспитал народ, называемый начезами, про приключения Кандида, которого прозвали Простодушным.

Андреа замер, вспоминая слова, которые врезались в память, потому что, казалось, были сказаны о нем: «Склонность к уединению увлекала Рене вглубь лесов; он проводил там целые дни в одиночестве и казался диким между дикими».

— Эти истории придумали Шатобриан[6] и Вольтер[7], — добавил он.

В голубых, как небо, глазах Аннеты впервые промелькнул подлинный интерес.

— У вас хорошая память. Вам известно, что на каторге существует школа для тех, кто хочет научиться читать и писать? Ее создали монахи.

— Нет.

— Вы можете ее посещать.

— Не думаю, что меня примут. Ведь я совершил побег.

— Мой отец похлопочет за вас. Я его попрошу.

Андреа увидел отца Аннеты через несколько дней. Это был холеный, холодный на вид господин, с какими юноше не доводилось разговаривать. Он пристально смотрел на Андреа, словно наблюдая и изучая, потом задал несколько вопросов, но не прикоснулся к нему. Аннета тоже держалась сдержанно, хотя в ее взгляде сквозили глубокое уважение и любовь к отцу. А Андреа втайне молился о том, чтобы господин Моро позволил своей дочери и дальше ухаживать за ним.

Его надежды сбылись, и Аннета сдержала свое обещание. Она рассказала Андреа начало романа, с которым не расставалась все это время, а потом стала читать вслух. То была история женщины по имени Дельфина, написанная дамой, которую звали Жермена де Сталь[8]. Аннета искренне восхищалась этой женщиной, которую, к изумлению Андреа, Наполеон изгнал из Парижа и Франции.

— Почему? — спросил он.

— Он считал ее безнравственной. Она говорила, что человек может достичь счастья, независимо от Божьей воли. Считала, что страсть побуждает людей к изменению своей судьбы. Может ли быть безнравственной женщина, которая написала такие строки: «Мы перестаем любить себя, когда перестают любить нас»?

Последние слова были очень близки и понятны Андреа, и он рискнул рассказать Аннете свою историю. Про мать и сестру, навязчивые мысли о вендетте, дом, похожий на расшатанный старый зуб, про родной остров, с его причудливыми берегами, пугавшими жителей материка своей дикостью и безмолвием, нарушаемым лишь плеском волн и криками птиц. О корсиканцах, чья жизнь подчинялась порывам, налетавшим внезапно, как бешеный ветер, и, случалось, оставлявшим кровавые следы.

В конце Андреа сказал:

— Я убил человека. От отчаяния, от безысходности. Жаль, что я никогда не смогу его увидеть и сказать, что сейчас мне, живому, ничуть не лучше, чем ему, лежащему в земле.

— Когда-нибудь все мы обязательно встретимся на Небесах, — сказала Аннета и вдруг спросила: — Хотите, я предскажу вам судьбу? Меня научила одна цыганка.

Она взяла его ладонь в свою — мгновение, за которое Андреа охотно отдал бы с десяток лет своей жизни! — посмотрела на линии и промолвила:

— Все сложится хорошо. Вы женитесь на красивой женщине, и она родит вам детей. И… вы будете очень богаты, Андреа, вы поможете многим несчастным. Вы сумеете прямо смотреть в глаза всему миру. За годы страданий Господь вознаградит вас годами счастья.

Богатым — он, нищий корсиканец! Счастливым — каторжник, изгой?! Судьба более невероятная, чем у самого Бонапарта.

Андреа не поверил, но все же спросил:

— Когда это случится?

Аннета нахмурилась.

— К сожалению, не в этом десятилетии.

— Да, — сказал он, — ведь мне придется пробыть на каторге еще семь лет.

Аннета выпустила его руку.

— Вы не должны отчаиваться. Каким бы странным не показалось вам то, что я скажу, но постарайтесь… мечтать.

— Сейчас я мечтаю только о том, чтобы болеть вечно, — сказал он, и Аннета улыбнулась.

Андреа впал в состояние, которое было сродни наваждению. Вокруг него сменялись люди — он ничего не замечал. Он видел и слышал только Аннету. Ему не хотелось думать о том, что за порогом больницы у нее существует другая, богатая событиями жизнь, жизнь, в которой ему не было места.

Андреа ненавидел свое тело, к которому неуклонно возвращались силы. Он больше не мог притворяться больным и занимать койку, в которой нуждались другие больные. К тому же Аннета была уверена в главном: его душевному состоянию больше ничего не угрожало. Потому она без колебаний решилась сказать ему правду:

— Вам придется покинуть больницу, Андреа. Завтра за вами придут жандармы. — И, словно желая его утешить, сказала: — Меня здесь тоже не будет.

Андреа нашел в себе силы спросить:

— Вы выходите замуж?

— Да. Мой жених — врач, как и отец. Надеюсь, я стану ему помогать, но приходить сюда, где так много мужчин, я уже не смогу.

Они говорили о ее замужестве первый и последний раз. Подробностей Андреа знать не хотел. Он молчал, стараясь сдержать слезы; видя и понимая его состояние, Аннета сказала:

— Если хотите, я подарю вам «Дельфину». Правда, у вас могут быть неприятности: эта книга числится среди запрещенных.