И вот она наконец заветная цель — холм посреди открытого пространства между двух дубрав и изгиба реки. Воины смогли попадать на листву и отдохнуть — зелья зельями, заклятья заклятьями, но беспрерывный четырехдневный забег дался нелегко каждому из них. Лишь вождь и несколько его ближайших соратников не последовали примеру остальных, а осторожно прокравшись к краю принявшей''пасть'' дубравы, внимательно уставились на то, что открылось их глазам….

Любой взгляд сразу же приковывал к себе укрепленный на вершине холма флагшток — широкое полотнище с расправившим крылья красным драконом на фоне золотого солнца трепетало на ветру. Дагаркхалу стоило больших усилий немедленно не бросится вперед и лишь стиснутое до хруста древко знало, как близко он был к способному погубить и себя, и детей, и верных воинов поступку. Но вождь не зря стал вождем — он все-таки совладал с собой и, разжав посиневшие пальцы, продолжил смотреть… пока только смотреть. Помимо флагштока невысокий и пологий холм уродовало шесть жердяных платформ, что торчали из него как козырьки, на каждой из платформ находилось не меньше двух вооруженных луками людей. Нет, не людей, гораздо хуже — эльфов, а ведь каждая из платформ могла принять до двадцати стрелков. 120 стрелков-эльфов — страшная сила, способная заставить считаться с собой даже личную ''пасть'' вождя. Если бы вместо эльфов были люди, а у его воинов большие щиты, то еще можно было бы о чем-то говорить, но у них есть только легкие щиты из двух слоев кожи — в прямой атаке на открытом месте 120 эльфов перестреляют их за пару минут. Вождь с надеждой взглянул на шамана — мудрый карлик без слов догадался, о чем хочет спросить его вождь, и отрицательно покачал своей большой головой:

— У них не меньше восьми магов и 3–4 друида, все друиды сильнее меня — я не смогу сделать проход, — шаман имел в виду живую стену, что окружала воинский стан. — Маги тоже сильнее — я не смогу защитить вас и от стрел. —

— А что ты можешь!? — несколько грубовато спросил вождь, его можно было понять — его дети, его кровь, вот они, только руку протяни, но он все так же не может прижать их к груди.

— Я могу сказать, что кроме живой стены есть и еще ловушки в земле перед ней, везде кроме двух мест, где можно пройти, одно из них выводит к реке. Могу сказать сколько там эльфов: их не 120 как ты решил по количеству платформ, а не меньше 300 (шаман посчитал всех: эльфов-стрелков, спецназовцев, игроков) и почти столько же людей и других (заготовки-кавалеристы, заготовки-универсалы, орки-игроки, фейри, Белки).

Вождь едва не застонал — призрачный шанс отбить детей силой исчезал-растворялся с каждым словом шамана, а значит детей придется выкупать и надеяться, что названная Драконами цена не окажется непомерно велика. Между тем задетый тоном вождя карлик продолжал:

— Могу сказать, что твои дети точно там (Дагаркхал встрепенулся при этих словах), они живы, здоровы и им не причиняют боль. И еще, я могу сказать, что те кто в лагере знают что мы здесь, и МЫ на опушке, и вся ''пасть'' в лесу. -

— Удивил, — пробормотал один из сотников. — Это ведь ЭЛЬФЫ — конечно они знают. -

Дагаркхал кивнул на мудрые слова, смирил свой гнев и поблагодарил шамана, а затем задумался, и никто не посмел побеспокоить его в этот момент — он ведь не только вождь, но и отец и ему, и только ему, решать как все произойдет.

— Я пойду к ним и буду с ними говорить, — через несколько минут принял единственно верное решение вождь. — Вам, — вождь взглянул на друзей и шамана, — ничего не предпринимать, даже если меня убьют или будут пытать. -

— Но как же так? — немного по-детски спросил Кургхат и непроизвольно почесал абсолютно лысую испещренную шрамами голову.

— Может напасть ночью? — деловито спросил сотник, что сказал мудрые слова про эльфов.

— Нет! — запретил вождь и повторил: — Ничего не делайте и будьте настороже — эльфы сами могут на вас напасть. —

— Я прослежу, — кивнул шаман и задал вождю вопрос, не мог не задать: — Ты надеешься договориться? -

— Да, между нами нет крови — им не за что лишать меня жизни, ни меня, ни моих детей, а если я буду мертв или попаду к ним в плен, никто не заплатит им выкуп — в союзе выберут нового вождя, и он обязательно отомстит за меня и моих детей. —

— Отомстим, обязательно отомстим, не сомневайся, брат, — положил руку вождю на плечо Кургхат. — Нас будет больше чем листьев в этом лесу, и никакие луки, никакие маги не помогут им избежать нашей мести! -

— Я знаю, — вождь улыбнулся идущим от сердца словам и встал, — пойдемте к остальным — я буду с ними говорить. —

Спустя полчаса вождь лишь с двумя воинами эскорта вышел на открытое место и медленно без угрозы направился к лагерю Драконов: вот он достиг живой стены, вот стена расступилось перед ним, вот сомкнулась за ним и двумя сопровождающими — потянулись казавшиеся вечностью минуты и часы. ''Пасть'' застыла в напряженном ожидании, закатил глаза шаман, пытаясь расслышать сказанные за щитами и живыми стенами слова, а где-то далеко-далеко собиралось ополчение Лесов Заката.

Около трехсот километров к югу от города Ожившей Бабочки, условная граница между степью и лесостепью.

Сотенный отряд степных орков.

Старый битый жизнью и сталью орк привстал в седле, пытаясь увидеть край-конец болота, в которое превратился когда-то вполне проходимый лес, и не увидев желаемого, грузно хлопнулся обратно в седло. Сплюнул в жидкую грязь под копытами коня (скорее даже под брюхом), подумал, выругался на семи известных ему языках, сплюнул еще раз и поворотил узду.

Сотнику было обидно: по всему выходило зря он загнал своего Огонька в вонючую грязь, осторожно объезжал многочисленные коряги и подозрительные места, проверял дорогу перед собой копьем, постоянно ожидая нападения различных тварей, обычных обитателей таких вот болот, напрягал глаза и… все это оказалось впустую — дорогу он так и не нашел. Без малого 20 лет тому назад он и несколько сотен воинов из его клана преследовали в этих самых краях обнаглевшую банду: бандиты забыли кто они есть, угнали табун и убили двух пастухов. Расплата была неотвратимой: сброд из изгоев и короткоживущих людей не долго радовался похищенным коням — те кого прикончили сразу отделались легко, другие умирали много дней. Судьбу навлекшей на себя месть банды разделили четыре соседних, а так же местные лесовики-данники всех пяти банд. Орк облизнулся давнему воспоминанию: он тогда хорошо позабавился не меньше чем с полусотней мягких и визжащих баб, аж натер кой-какие места, заодно привез домой целый мешок мехов. Рабов орки не брали — какой толк с лесовиков, тем более лесовиков-людей в степи? Мужчины не выдержат дорогу до рабских рынков, женщины не смогут выносить детей. Что же касается нынешнего болота, то раньше на этом месте рос хороший, светлый и главное легкопроходимый верхами лес, за ним отличный заливной луг и ручей со сладкой, вкусной водой — прекрасное место для временной стоянки, даже ужин можно было подстрелить в том же лесу. А что теперь?! Мерзкое болото, через которое никак не получится пройти даже пешком, не то что провести больше 2-х сотен коней.

Всхрапнул уставший и недовольный конь — орк, забыв о собственных чувствах, тут же припал в седле и несколько минут уговаривал коня потерпеть, гладил гриву, обещал отмыть запачканную шкуру при первой возможности, нежно трепал по ушам и губам и как аванс будущих благ скормил жеребцу кусочек соленого сухаря. Ласка и забота хозяина утешили Огонька, и конь, тяжело вздохнув, продолжил путь, с хлюпаньем переставляя вязнувшие в грязи копыта. Через полсотни метров коню стало полегче: закончилась вода, осталась только грязь, а еще через полсотни метров под копытами застелилась нормальная трава.

На окраине болота сотника ждали: молодой, очень молодой, но талантливый шаман, в недавнем прошлом ученик, и его сестра из девушек, что избрали путь воина, а не хранительницы домашнего очага.

— Только ухмыльнись, щенок! — думал сотник, выбираясь на сухое. У молодого шамана был повод ухмыляться: не более получаса тому назад он предупредил командира о том что болото не пересечь, но знавший эти места сотник решил ''умыть'' мальчишку, а получилось, сам выставил себя дураком. — Ну?! — сотник с нетерпением ждал что-то вроде ''А я говорил'' и в нетерпении поглаживал обернутую человеческой кожей рукоять.