– Так сердишься или нет? – не унимался он.

– Не знаю, – ответила я, все еще раздираемая противоречивыми чувствами. – Ты ее тоже поцеловал?

Келлан приоткрыл рот, в глазах отразилась борьба. Врать он умел не хуже, чем петь. Имели удовольствие наблюдать. Это одна из причин, по которым наши отношения так долго не налаживались. Трудно ужиться с человеком, если тому столь легко дается двуличие. Однако не мне было сетовать, а потому я всячески старалась не обращать этот факт против Келлана. Мы оба оказались способны на чудовищные вещи. Именно поэтому нам было важно пестовать в себе честность.

– Обожди секундочку, – попросил Келлан и сжал губы в тонкую линию. Мой взор затуманился, и он затараторил: – Я набрался, она застала меня врасплох. Все получилось машинально. Я двинул губами, самую малость, но только один раз. Потом оттолкнул, едва сообразил, что происходит, но свет уже погас! – Он заломил руки. – Гриффин добился бы большего от меня! Но я обещал быть честным и говорю «да».

Мне очень хотелось разозлиться всерьез, но я слишком хорошо понимала его, а к тому же гордилась такой откровенностью – мелкая ложь далась бы ему куда легче, чем болезненная правда. Шмыгнув носом – я все же немного расстроилась, – я обняла его за шею и притянула к себе.

– Все хорошо, – шепнула я ему на ухо. – Я сержусь не на тебя. Я злюсь на нее.

Его тело обмякло.

– Я тоже.

Не знаю, как долго я уже находилась в пути, но кочевая жизнь становилась привычной. Засыпать поначалу бывало трудно: меня будила сама езда, особенно на поворотах и при торможении. Однако теперь я едва это замечала. Автобус мог резко остановиться, свалив меня на пол, и я не проснулась бы. Впрочем, от этого, вероятно, смогла бы.

Обычно, когда я открывала глаза, автобус находился в движении. На разборку сцены после выступлений Сиенны уходило довольно много времени – декораций и оборудования было гораздо больше, чем в скромном турне Джастина, – а потому автобусы трогались в путь поздно вечером или рано утром. Кое-кто из звезд и обслуживающего персонала предпочитал урвать несколько часов сна в отеле, но нам с Келланом нравилась наша автобусная конурка, и мы, если могли, оставались в ней.

Взглянув на мир, пролетавший за широким задним окном, я осознала, что рассвет едва наступил – небо только начало розоветь. Игрушечный двухдверный автомобиль, который я подарила Келлану на прошлое Рождество, катался взад-вперед по полочке, сообразуясь с маневрами автобуса. В постели я оказалась одна, что тоже было типично для утра. Келлан отжимался на полу. Если он просыпался раньше меня, то первым делом выполнял отжимания и приседания. Он заявлял, что хочет быть в форме, но я считала, что это освежает и голову. Келлан спал не всегда хорошо. Когда он занимался гимнастикой, я обычно смотрела сны, но иногда мне случалось услышать, как он встает, и сонно подглядывать за ним. В таком полудремотном состоянии меня нередко посещали весьма причудливые сновидения.

Поглядывая с постели, я без устали улыбалась и мысленно повторяла все выпуклости обнаженной спины Келлана. Он плавно перемещался вверх-вниз на подрагивавших руках. Интересно, долго ли он уже так? Иногда он буквально изматывал себя, как будто в наказание.

Я надеялась, что его нынешнее усердие не было связано с Сиенной. На сцене она его больше не целовала, но любительские снимки того памятного эпизода мелькали повсюду. Часто с подписью: «Истинная любовь, скрепленная поцелуем». Желтая пресса собирала богатый урожай, коль скоро Келлан с Сиенной разъезжали на пару. Я сбилась со счета, находя новые и новые истории о том, как «они не вынесли разлуки». От заголовков вроде «Келлан Кайл прерывает гастроли с командой „Уходя от расплаты“ ради возлюбленной» уже рябило в глазах. Все были воодушевлены этим фактом, хотя Келлан и отрицал их связь, правда не слишком убедительно: казалось, что Келлан не может прожить без Сиенны и дня.

– С тобой все в порядке? – шепнула я, усомнившись в благополучии Келлана.

Он замер в дюйме от пола и взглянул на меня. Тут его руки не выдержали, и он рухнул ничком.

– Да, все нормально, – пробормотал Келлан, усмехнувшись.

Он поднялся и раскинул руки, затем свел их. Мускулы так и играли.

– Мне не хватало болевых ощущений, и я отжался побольше. Не хотел тебя будить.

Я глянула на его фирменные черные трусы-боксеры:

– Ты и не разбудил. Я уже встаю.

Келлан приподнял одеяло и нырнул ко мне. Кожа у него разогрелась и стала чуть влажной, но не липкой. Впрочем, я все равно отшатнулась:

– Ты потный!

Он со смехом поймал мои ноги в клещи:

– Сейчас и ты вспотеешь, не волнуйся…

Я обняла его за шею и увлекла на себя – меня внезапно и вправду перестала волновать такая мелочь. Губы Келлана припали к моей шее, я глянула на ближайшее окно. Мы неслись по шоссе обычным маршрутом, каким ездят из пригорода в город на службу. Позади нас виднелась машина, и водитель вовсю подпевал радио, как будто это он был солистом рок-группы. Я замерла, усомнившись в непрозрачности стекла. Затененное, но вдруг он увидит?

Келлан занимался своим делом, не замечая, что я отвлеклась. Его пальцы взялись за футболку в намерении стянуть ее с меня. Я застонала и полуприкрыла веки, однако как-то ухитрилась остановить его. Пытливые полуночные глаза уставились на меня, и я, сглотнув, кивнула на окно:

– Келлан, нас точно не видно?

Он взглянул на машину, не слишком заботясь, так это или не так.

– Нет, – ответил он быстро и снова впился в меня губами.

Я поверила и расслабилась. Было нечто исключительно эротичное в том, чтобы заниматься любовью в месте, где тебя, казалось, мог увидеть любой. Машины шуршали с трех сторон, и вид из каждой, когда бы знали водители, открывался отличный. От этого мое тело распалилось до точки кипения.

Дыша тяжело, я помогла Келлану раздеть меня. Едва я оказалась голой под ним, его теплая ладонь легла мне на грудь и чуть сдавила ее. Желая отплатить услугой за услугу, я протянула руку и коснулась его трусов. Он уже рвался в бой. Я провела ладонью вниз, и Келлан прервал поцелуи. Он прикрыл глаза и задышал чаще. Смотреть на него хотелось безотрывно, и я удвоила усилия. Келлан уронил голову мне на плечо, навалился на меня грудью.

– Боже, как я люблю, когда ты ко мне прикасаешься, – простонал он мне на ухо.

От этих слов я испытала томление в самой своей сердцевине и вдруг возжелала большего, чем просто прикасаться к нему. Мне захотелось снова расколотить его вдребезги. Заставить орать, чтобы нас уж наверняка услышали в задней машине. Знание того, что я способна на эти вещи, заставило меня почувствовать себя красивой и желанной. Но не успела я к нему прикоснуться, как он уже отпрянул, оказался вне досягаемости и принялся трудиться надо мной. Его пальцы скользнули меж моих ног, рот сомкнулся на груди. Я вцепилась в подушку и сама заорала криком, которого хотела добиться от него. Когда он руками разжег во мне пламя, я выгнула спину и глянула на катившую за нами машину: водителю было отчаянно скучно. Я застонала и закрыла глаза. Знали бы там!

Келлан быстро пробежался губами по моему животу, порождая по ходу щекотные мурашки. Как только он добрался до пояса, я перешла на лепет, повторяя его имя. В подушку же я впилась с такой силой, что та грозила в любую секунду порваться. Келлан дошел до желанного мне места, но ничего не сделал. Я ждала. Мне показалось, что пришла моя смерть. Он придержал мои дрожавшие бедра и чуть коснулся губами промежности. Я задохнулась и приказала себе не кончать. Для этого понадобилась железная воля.

По-моему, он рассмеялся, но языка не убрал, а потому мне было безразлично, весело ему или нет. Я потянулась и запустила пальцы ему в волосы. Пока я сжимала и разжимала их, Келлан пробовал сделать то так, то этак. Мое терпение иссякло, и я завопила, затопленная восторгом. Келлан бережно отступил, а затем опять оказался поверх меня.