Пряча глаза, чтобы, не приведи Вселенная, не посмотреть ещё раз на городского тёмного, Ким кое-как поднялся. Ерик выглядел донельзя, просто гомерически огорошенным: он сидел на полу у ног Томина и часто моргал. Едва шевеля непослушными ногами, Ким потянул его за лямку майки и мотнул головой в сторону дверей.

Выходя из зала, он слышал, как Ли даёт старшим девушкам показательные по балансу. Баланс… С ним-то у Кима сегодня и вышла недоработочка.

Изолятор располагался на отшибе; Ким бывал в нём пару раз, и налитые бетоном тугие квадрицепсы врали, что идти туда несколько километров. В сером помещении диаметром два метра не было ничего, кроме крошечной ниши за шторкой для естественных надобностей. Ерик прошёл вперёд и остановился подбоченясь.

– И что? – Великолепный апломб возвращался к дикарю стремительно.

– И всё. Будем сидеть здесь, – Ким подождал, пока за спиной закроется дверь, а потом с облегчением съехал спиной по стеночке.

– До когда?

– Пока не отпустят.

– Ты же сам дверь открыл. Обратно никак, что ли?

– Как, – Ким прислонился затылком к пластику– Но смысл-то какой?

Ерик без лишних слов прижал чип к сенсору, стал на пороге и выжидающе посмотрел на него.

– Слушай, приятель, – Ким вздохнул. – Тут тебе не лес. Тут Коллектор. Он маленький. Везде камеры. По чипу видно каждого. Посылают в изолятор – ты идёшь и сидишь в изоляторе, ясно? Тебя и силой посадить могут, но так больше возни и дольше срок.

– Слушай, приятель, – дикарь до ужаса противно скопировал его голос– Ты всегда делаешь только то, что тебе велят, а?

Ким начал раздражаться:

– Ну знаешь ли, уж на Томина, по крайней мере, мне бы не пришло в голову бросаться. Он тебя, дурня, мизинцем мог перешибить!

– Потяжелее он меня маленько, да, – признал дикарь и отошёл от двери. – Кушает хорошо. Но это и я могу, только дайте, что. Невелика заслуга.

– Томин – мастер, – сказал Ким, пристраивая ноги поудобнее. – Он не от балды нас учит, он сам учился годами, и опыта у него – о-го-го. Тебе бы за ним хвостиком ходить и каждое слово ловить, технику боевой разбирать.

– Техника? – едко переспросил Ерик. – Когда на тебя рысь прёт, ей не технику надо показывать, а нож! А от градины с кулак знаешь что бывает? Ты её техникой, да?

Что-то здравое в словах дикаря было – Ким не мог этого не признать. И правда, зачем их учат боевым искусствам? На Открытой земле какой от них толк? Разве что внутренним силовикам, которые в Городе следят за порядком, нужны. Только что за ним следить, если там и так всё в порядке?

– Ты-то чего полез? – Ерик перебил течение его мыслей. – Я говорил, что их уделаю?

– Ты бы не уделал, Ерик, – терпеливо объяснил Ким. – Проверка боем – это такая особая, уж извини, техника. Против тебя системно применяют болевые приёмы, чтобы сломить волю: один контролирует, второй измывается, а ты сопротивляешься. Не противнику сопротивляешься, понимаешь? А себе. Это можно тренировать, есть такие специальные методики. Но ты-то их не знаешь.

Вот это уже Ерика зацепило:

– У вас что, и такому учат?!

– Профильников. Учат стойкости. По ходу, конечно, немного учишься и как противника доставать, чтобы ничего не повредить, а просто сделать побольней. Отбросить атакующего, типа того, – Ким опять почувствовал гнев. – Только для Фарида это не «по ходу», а на самом первом месте. А Ли… Он вообще-то не хотел тебя на это подписывать, но пришлось.

– Откуда ты знаешь?

– В изолятор с компанией не сажают – вот откуда. Он нам порядочную поблажку сделал, и с чего бы, спрашивается? А с того, что на него комиссия давила, но ему это совсем было не по душе.

Ерик выгнул спину, уперев руки в поясницу, потом встряхнулся всем телом и улёгся на живот.

– Что им надо-то было, комиссии? – лениво поинтересовался он.

Действительно, что же им было надо?

– Бывает, перед назначением на стажировку из какого-нибудь городского подразделения приезжают человека себе присмотреть, – медленно начал Ким. – Но эти… Знаешь, эти были какие-то не такие. Они смотрели что-то другое.

И внезапно, при взгляде на Ерика, у Кима появилась догадка – что именно. Точнее, кого.

До сих пор дикарь был сплошной обузой и докукой, и Ким как-то упустил из виду, что Ерик-то у них – уникум. Ребёнок с Открытой земли, музейная редкость. То-то этот тёмный так уставился…

– Ерик, – медленно начал Ким. – А что там вообще, снаружи? В смысле… как у вас там?

Дикарь перевернулся на бок и окинул Кима взглядом спокойного превосходства.

– А что рассказывать? Видеть надо.

«Да… – подумал Ким, вспомнив Ерикову психограмму. – Такое надо увидеть».

Он прикрыл глаза и постарался вообразить себе траву: какая она на ощупь, как пахнет, насколько далеко и широко может расстилаться. Огромное, невообразимое пространство. Горизонт… Как вообще выглядит горизонт? Конец Земли, над которым… что? На какой высоте воздух превращается в небо? И на какой высоте небо превращается в пустоту космоса?

– Значит, град, ураган, ливни – это всё не самая жопа, это, считай, по нескольку раз в день, – деловито начал дикарь. – Самая жопа – это Магнитка или пыльник. Тут всё одновременно, куда бежать, не знаешь. Справа песок в воздухе стоит, слева разряды бьют, впереди воронка, сзади, глядишь, уже камни летать пошли, а на месте стоять – раздавит к едрене матушке. И ещё всё это вертится, так что либо закапывайся кротом, либо крылья отращивай. Крылья – не поможет, потому что наверху ветер унесет стопудово.

Потом. Рыси здоровущие, – растянувшись на спине, Ерик подложил руки под голову– Дерут так, что будьте-нате. Я-то их валил, а вашего Томина порвали бы, зуб даю. В три минуты. Они ведь как: на деревьях любят ныкаться, пока глаза на тебя не вылупят, не заметишь. Поэтому в лесу наверх все часто смотрят. И вниз тоже, потому что болота. И по сторонам, опять-таки, потому что волчары. Волчары – они стаями, а рыси поодиночке; но волчар, в случае чего, на дереве пересидишь, а рысь… Ну ты понял. Да, и самый финиш – это клещ и мошка. Ох, мошка-а… До костей обгладывает. Потом…

– Ерик, – просительно перебил Ким. – А хорошее там что-нибудь есть, а?

Дикарь подумал:

– А то! Рыба жирнючая, если знать, где ловить. На решётку её, да шишек в уголья несколько штучек кинуть… Да, шишки. Орехи в них. Пару дней про держаться можно, хотя с кабанцом, конечно, не срав нить – ох, друг, кабанец с корочкой, да с редькой, да со слизуном, это… Рысей тоже жрать нормально, только сухо и жёстко: ты их сперва в лопухи давленые и закопай, а дней через пять…

– Блин, а кроме жратвы?!

Ерик неприязненно посмотрел на Кима и пожевал губами. Он явно полагал, что тема жратвы раскрыта не полностью.

– Свои там, – пробурчал он, откидываясь обратно на спину– Вот самое хорошее что. Не ваши, мутные, а нормальные.

И больше из него ни слова было не вытянуть.

В изоляторе пришлось просидеть ровно сутки. Как предположил Ким – до отъезда комиссии. Вечером Гриша Ярцев принёс нарушителям сухой паёк. Хоть это и было против правил, на пороге он задержался и сочувственно протянул:

– На самом деле перегнул Ли, конечно.

– Всё справедливо, – отозвался Ким. – Нарушение дисциплины – изолятор.

– Да не, это-то ладно, – Гриша замялся. – Я про проверку боем. Ты по делу возник, в общем-то. Нечестно это было. Только с чего ты так на того мужика насыпался?

– Не знаю, – буркнул Ким: он не привык к одобрению и почувствовал себя неловко. – Понесло.

На самом деле всё он прекрасно знал, но делиться этим ни с кем не собирался. Никогда. Нет, надо срочно брать под контроль эти подарочки, которые преподносит ему собственный мозг… Только как?

С утра пораньше в изоляторе ожил динамик и приятным голосом сообщил, что их ждёт пропесочивание. Ерик был отправлен к Томину, и Ким посоветовал ему со всем соглашаться. А сам двинул к Бэлле.