Вскоре Дан понял главное – заблудиться в северной части Индаина, раскинувшейся на полуострове между катящим ленивые волны Ангским морем и левым рукавом Индаса, сложно. Через сползающие к набережной узкие улочки постоянно проглядывали водная гладь, крепость или далекий правый берег, о котором Баюл отозвался пренебрежительно: мол, живут там только княжеские служки, трусливая ангская дружина, да еще мытари и таможенники. Здороваясь чуть не с каждым вторым встречным, Баюл призывал не таращиться по сторонам, а следовать за ним да карманы оберегать, потому как рассеянный элбан может прийти вечером домой и обнаружить, что не только лишился кошелька или кармана, но и штанов, к этому карману имеющих самое непосредственное отношение. Настроение у банги портилось на глазах. Сначала этому помог сам Лукус, переплативший, по мнению Баюла, покрытому плесенью наглецу пять медяков. Потом гравер Сливиус, оказавшийся по причине беспробудного пьянства в холщовом мешке для трупов, о чем с видимым облегчением сообщила его хозяйка-салмка, добавив, что сожалений об утрате своего самого древнего постояльца не испытывает никакого. Затем и Красус-пекарь, которого на Рыбной улице вовсе не оказалось, зато отыскалась толпа возмущенных кредиторов, попытавшихся выяснить у Лукуса, куда делся его соплеменник, отчего уже неделю пекарня закрыта и кто вернет им занятые деньги. Дело едва не закончилось тумаками, если бы Баюл не вскочил на ступени заколоченной пекарни и не заорал на всю улицу:

– Плохие ваши дела, граждане кредиторы славного Индаина! Белу, которого вы только что пытались разорвать на мелкие клочки, прибыл из Заводья вчера с одной только целью – взыскать с паршивца Красуса полварма золотых старых, неоплаченных долгов. Согласно законам Индаина, невозможность взыскания иска может заставить его обратиться к учетчикам индаинского князя для ареста всего имущества, оставшегося после постыдного бегства Красуса. Не лучше ли собрать по нескольку монет, чтобы дать ему возможность спокойно вернуться в Заводье и огорчить дальних заимодавцев, чтобы не увеличивать огорчение ближних?

Кредиторы расступились, не успев дать волю кулакам, и принялись торговаться с Баюлом на меньшую сумму, который в итоге махнул рукой, сказав, что белу пробудет в Индаине до конца недели, и пообещал вернуться с ним к пекарне через три дня. Лукус оправил помятую куртку и мрачно прошипел Дану, что, если бы не пришлось ему оставить в слободке клинок, половина этих толстых свиней сейчас бы лежала с распоротыми животами. Дан участливо кивнул. Очередное падение авторитета белужского племени окончательно испортило Лукусу настроение.

– Ну вот, – откашлялся, выбираясь к друзьям, Баюл, – чуть голос не сорвал! Если довести дело до конца, есть возможность сорвать с этих заимодавцев пару золотых. С другой стороны, лучше исчезнуть из города раньше. Эти ростовщики могут и убийцу нанять, лишь бы сэкономить несколько медяков!

– Нечего было встревать! – огрызнулся белу.

– Ага, – кивнул Баюл. – Я уже боюсь угадывать, кого мы встретим на маяке!

До маяка пришлось прогуляться. Баюл уверенно, отругиваясь от надоедливых попрошаек, вел друзей по узким улочкам, на которых почти эйд-меровские башни перемежались высокими шинскими зданиями и еще какими-то причудливыми строениями.

– Не тот стал город, – бормотал банги вполголоса. – Смеха не слышно на улицах, музыки, народу мало, много незнакомых.

– Как же так? – удивился Лукус, уже, кажется, радуясь, что навстречу не попадаются его соплеменники. – Ты же раскланиваешься с каждым вторым!

– Вот это ты точно подметил, белу! – поднял палец Баюл. – Только с каждым вторым! А что еще ты заметил? Давно не был в Индаине?

– Давно, – кивнул Лукус. – Много закрытых лавок и запертых ставен на окнах. Мало парусов на открытой воде.

– Паруса в гавани должны быть. Судам запрещено в город проходить, чтобы таможню не миновать, – махнул рукой Баюл. – А вот что заметил я. Из той оравы побирушек, что крадутся за нами, двое ничего не клянчат, но не отстают от самой конторки Сиргаста. Меняются через квартал, но я их приметил. И это не воровская гильдия!

– Какая гильдия? – не понял Дан, невольно оглядываясь.

– Воровская, – поморщился Баюл. – Поверь мне, парень, в каждом городе есть воры, грабители, чеканщики фальшивых монет, разорители склепов. Индаин в этом не исключение. Здесь столько намешано народов, что воровское дело, пусти его на самотек, могло бы нанести городу непоправимый ущерб. Я презираю всякого, кто живет обманом и насилием, но воровской тан принес Индаину и некоторую пользу.

– Какую пользу может принести воровская гильдия?! – возмутился Лукус.

– Малую, но значительную, – повысил голос Баюл. – Первое, в городе жестко пресекается торговля людьми. Второе, никаких убийств. Внутри своей гильдии воры могут поубивать друг друга, но жизни обычных граждан Индаина неприкосновенны!

– Понял! – усмехнулся Лукус. – А если кого и убили ненароком, он все равно никому ничего не расскажет.

– Может быть, – кивнул банги. – Неплохо бы расспросить воровского тана, но никто не знает его в лицо.

– Он важная персона? – поинтересовался белу.

– Говорят, что его слово крепче камня Индаинской крепости, – кивнул Баюл. – Но не это самое удивительное!

– Что же? – спросил Дан.

– Я, понимаешь, я, Баюл, – каменщик, который наизусть знает половину камней Индаинской крепости, который полдюжины лет провисел в люльке под индаинскими мостами, укрепляя древнюю кладку ари. Который и теперь знает почти каждого индаинца, а раньше знал каждую индаинскую собаку – я не знаю воровского тана!

– Удивительно, – кивнул Лукус.

– Вот скажи! – Баюл остановился у отсекающей гавань от города крепостной стены, возле которой опять маячили серые воины, злым шипением отогнал попрошаек и повернулся к Лукусу. – Вот скажи, как ты думаешь, в тех деньгах, что мы взяли на лерре, есть моя доля?

– Конечно! – кивнул Лукус. – Правда, у нас такое правило, пока мы делаем общее дело, и деньги у нас общие.

– А если я хочу потратить приличную сумму на нужное нам всем дело? – поинтересовался Баюл.

– Я немедленно развяжу кошель! – отозвался Лукус.

– Тогда идем в трактир! – торжественно провозгласил банги.

Никаких труб, барабанов и прочего в сборном легионе не оказалось. Все заменял грозный рык Ррамба, поддержанный не менее громкими, пусть и не столь внушительными, выкриками командиров когорт. Удивительным образом, но то ли под действием громогласного внушения, то ли из-за расторопности вновь назначенных дюжинных, но когда край диска Алателя показался над горами, шатры были собраны, погружены на немногочисленные телеги, а сами когорты построены и готовы к походу.

– Отлично! – заметил Тиир, с трудом прилаживая заскорузлые кожаные латы. – Уж чего я не ожидал, так это передвижения налегке. Хлипкий фартук, меч, жестяной шлем, способный спасти голову только от дождя, да мешок с куском сушеного мяса и фляжкой воды. Не знаю, как в бою, а для перехода очень неплохо.

– Подожди, – хохотнул Римбун, доспех на котором не доставал и до пупка. – После первой же схватки появятся и латы, и оружие окажется получше, да и в мешке припасов прибавится. Главное – не зариться на золото, лучше сразу отдавать Маргу. Он найдет ему лучшее применение.

– Это точно, – кивнул, возясь с мечом, Варк. – Из нашей деревни многие уходили воевать за императора, да немногие возвращались. И никто из них не принес с собой ни одного золотого.

– Ну уж и нас набирали не для того, чтобы мы обогатились, – буркнул Свам. – Я, по крайней мере, на богатство не рассчитываю. Одна надежда, что божественный ограничится восстановлением границ. Надо выбить раддов за крепостную стену в проходе Шеганов и смотреть, как воюют салмские короли.

– Не тебе советовать императору, салмский выкормыш! – рявкнул над ухом Свама Марг. – Лучше задумайся, как заслужить воинскую честь. Воины! – Он поднял коня на дыбы и щелкнул бичом. – Никакие вы пока не воины. Но у вас, как и у всего нашего легиона, будет возможность ими стать. Четыре дня! Император дает нам четыре дня, чтобы очистить от северной мерзости священные земли. Сегодня к вечеру мы достигнем реки Лечи. Радды захватили мост и крепость, немногим больше этой. Их придется выбить оттуда. От Лечи до прохода Шеганов – три дневных перехода. Там нам придется схватиться по-настоящему. Тех, кто сумеет отличиться, ждет милость императора. Если кому повезет и он вернет светильник Эла, воин, его семья и все его потомки на дюжину колен будут пользоваться милостью императорского дома.