— Это целый большой кедр?.. — разочарованно протянули ребята. — Мало…

— Считайте, считайте. Арифметика только начинается. На гектаре растет двести кедров. Сколько с гектара масла да пряников получается?

Все завозились, наклонившись над бумажками.

— Двести килограммов масла! Пятьсот килограммов пряников! — удивились ребята.

— Эге! Уже не мало? Но это еще не всё! Кедрача на моем хребте не меньше пяти тысяч гектаров. Ну-ка, сколько с пяти тысяч получается?

Тут ребята задумались. Арифметика оказалась нелегкой.

— Миллион килограммов масла! А пряников два с половиной миллиона!

— Видите, куда шагнули? До миллионов добрались. А сейчас так. Переведем всё на коровушек. Сколько коров колхозникам надо поить, доить, сена на них косить, чтобы столько же масла взять? Понятно, никакое коровье масло с моим не сравнится — где ему! Ну, да так и быть: скидку сделаем… А пряники-то знаете из чего делают? — отвлекся дед Михеич. — Масло из орешков выжмут, а остается сбойня — по-нашему так называется, — из нее-то пряники и пекут и чаек ими вместо молока белят… Ну-ка, считайте. Положим, что наша забайкальская коровенка может дать пятьдесят килограммов масла в год. Сколько коров мой хребет заменяет, а?

— Двадцать тысяч! — первым подсчитал Женя. — Двадцать тысяч коров!

— Хе-хе-хе… — не меньше ребят радовался дедушка Михеич. — И ни сена, ни пойла, ни пастухов — ничего не нужно, приглядывай да собирай — и делу конец. А зверей забыли? Белок, медведей, лисиц, соболей? А рябчика, тетерева, глухаря? Всем им тут пищи от кедра хватает! Разве не золотой хребет? Вот какой я сторож! А вы говорили: не надо жить здесь.

В самом деле, хребет оказался кладовой бесценного богатства. Железнодорожный состав великолепного масла, около трех составов печенья, десятки тысяч белок, сотни медведей, бессчетное число птицы! А сама древесина кедрача — прочная и красивая, какой нет нигде равной!

Дедушка Михеич показался ребятам настолько значительным человеком, что даже Паша почувствовал робость. — А как вы его охраняете? — спросил он.

— Как? Очень просто. Иду, к примеру, сегодня. Глядь, следы! Стоп, Михеич, смотри в оба! Кто в хребет прошел? Какой человек? Оно, конечно, иди, пути не заказаны, а только мне знать надо, потому что главный враг у моего хребта — огонь. Сгори кедрач — и орешки, и звери, все пропало. Нахожу, стало быть, след и смотрю: что за человек, не заронит огонька? Сегодня глянул: друг Сережа проходил, а с ним ребятишки — вы, значит. Ну и идите. Где Сережа — тут дело надежное. А попадись незнакомый след, я ему наперерез, да сразу после «Здравствуй!» и говорю: «Гулять-то, мол, гуляй, коль душа захотела, а с огоньком не балуй. Смотри, под землей найду!» Да не я один охраняю. Не один. Самолет пожарный видели? (Ребята действительно каждый день видели самолет, летающий над тайгой.) Он с высоты оглядывает: не появится ли где дымок? Обязанности у нас будто разные, да все к одному. Мое дело — не допустить пожара, а его, коль уже загорелось, быстрее помочь потушить. Так все лето и работаем…

Одно плохо, друг Сережа, — обратился он к дедушке, — вечерами тоска заедает. Раньше из тайги годами не выходил, уголь на богатеев жег, и ничего. А тут в городе пожил да грамоте обучился — и не могу. На кровать лягу, глаза закрою, за окном лес шумит, а мне представляется, будто я в кино или в театре; электричество горит, людей вокруг много, и музыка играет. Встану и как подумаю, что один я на весь хребет, кругом — на сколько верст! — ни человека, ни жилья, и так засосет под сердцем, так засосет! Хуже всего — читать нечего. Газеты больше месяца в руках не держал. Прямо без чтения невмоготу. В библиотеку перед уходом сюда пришел, а меня на смех: «Нельзя, папаша, на полгода книги, только на десять дней даем». Хорошо хоть от колхозников одна книжица осталась. Так я, знаешь, как сделал? По пять страничек распределил. Приду, повечеряю да на закуску — право, как дитятко малое конфетку, — и прочитаю их. Вечер-то весело с вами провел, так не читаю. Зато завтра — сразу десять страничек! Видишь, я и про новости, что на белом свете делается, не спрашиваю: утречком расскажешь. Мне и хватит на весь день.

— Я тебе, Михеич, подарок маленький захватил, — сказал дедушка, доставая пачку газет.

Дедушка Михеич, не спуская с них глаз, на цыпочках, точно боясь кого-то спугнуть, подошел к Сергею Егорычу. Осторожно взял один номер. Лицо его стало серьезным, почти сердитым. Торопливо шарил он по карманам. Наконец нашел завернутые в тряпицу очки, надел их, нащупал ногой табуретку и, вцепившись глазами в газету, сел.

Прошло много времени. Дедушка Михеич читал. Он забыл обо всем. Не пропуская ни строчки, он прочел первую страницу.

Никогда ребята не видели ничего подобного.

Оторвавшись на минутку от газеты, несмело спросил:

— Может, друг Сережа, ты и книжку какую принес, а?

— Книжки, Михеич, не принес, — виновато ответил дедушка. — Признаться, есть с собой одна, Жюля Верна. Только она не моя, почтальона, и дал я слово ее прочитать. Не больно нравится — охотник я больше до жизненного, — да слово дал, надо прочитать. Обратно пойдем, тогда уж отдам.

— Ну-ну… Ты меня извини… — Михеич принялся снова за газету.

Сергей Егорыч подошел к ребятам и сел с ними.

— А вы, герои, радовались: хороший, мол, дом, — заговорил он. — Не такие дома сейчас нужны тайге. Железные кровати, даже аптечку привезли и, должно быть, решили: очень хорошо. А поживи-ка месяц-другой без газеты да книги! Об этом-то забыли. Забыли, что не прежний дикий таежник в тайге живет. Он Чайковского и Глинку слушать хочет. Ему книгу да газету свежую на досуге почитать хочется. Он не только в кино, он и в балете разобраться может. Да… А подумаешь, и обвинять некого. Тысячи таких домиков в тайге. К каждому почтальона не пошлешь, если идти до домика три дня. И театр сюда, к одному человеку, не поедет. Да и библиотеку в каждом домике тоже не сделать. Не хватает еще, герои, у нас на всё рук…

Дедушка задумался, наклонив голову и посасывая трубку.

Ребята, забравшись на кровать, заговорщически перешептывались. Скоро у каждого, кроме Алика, появилось по книге. Самые любимые, которые собирались читать по вечерам у костра.

Алик, со стороны наблюдавший за ребятами, вдруг шагнул к ним, но, встретив холодные взгляды, остановился.

Женя что-то зашептал. Ребята согласно закивали головами. Нет, они не отдадут книги сейчас. Утром, когда дедушка Михеич уйдет на работу, они положат их на стол, на самое видное место. Поздно вечером усталый дедушка Михеич вернется домой, зажжет лампу и остановится, пораженный.

«Книги!» — прошепчет хозяин Золотого хребта.

А пока каждый на своем подарке, на первом чистом листе написал: «Дедушке Михеичу и колхозникам-охотникам от пионеров Монгона».

В освещенное окно билась, трепеща бархатными буро-серыми крылышками, бабочка — капустная совка, и тянулись, точно погреться просились, лохматые ветви кедров.

Ребята нырнули под одеяла, очень довольные своей выдумкой.

— На север! Через гольцы, через вечные снега! Пойдем по дороге великих героев-партизан! — размахивал руками Паша.

— «Великих, великих»! — передразнил дедушка. — Что за болтушка ты, скажи пожалуйста. Посмотри на Борю: человек как человек — делает дело да помалкивает.

Дедушка был чем-то с утра расстроен и хмуро сосал трубку.

У ребят все было собрано к выходу. Они тепло распростились с дедушкой Михеичем. Тот, едва встало солнышко, оглядываясь и. помахивая тюбетейкой, скрылся в кедраче, даже не подозревая, какой подарок ожидает его вечером.

Экспедиции оставалось навьючить Савраску.

— «Великие»… — ворчал дедушка. — Попрошу я тебя, герой, вот что, — обратился он к Алику: — замени, будь добр, меня — поймай Савраску. Надо напоить его. В общем, все как следует сделай и сюда приведи. Мне вроде нездоровится… Сможешь?