Алик помолчал. Потом неуверенно заговорил:

— Мама говорит, что я должен быть знаменитым артистом или знаменитым профессором. Тогда мы уедем из Монгона. «Разве здесь место для интересной жизни? — говорит она. — Скучно. Даже выйти некуда». Мы уедем в Москву или Ленинград.

Алик неуверенно посмотрел на растерянные и вместе с тем напряженные лица ребят, потом торопливо перевел свой взгляд на дедушку.

Тот тоже смотрел на Алика. Седые усы его сердито шевелились, а глаза испуганные… очень испуганные, но добрые. Алик потупился.

— Так говорит мама. Я очень люблю маму. Она хорошая, вы не думайте, — прошептал он и снова заторопился. — Только… она, может быть, отсталая… немножко… Она говорит, что физическая работа отупляет и для здоровья вредна. А я с Борей верстак у Базыра делал и землю копал — так хорошо! Вы не думайте… Ужин ведь я уже сам варил. Боря только показывал иногда. Очень интересно, когда ничего нет — пустые котелки и кастрюли, — но вот сам разжег костер, сходил за водой, положил мяса, крупы, начистил картошки, и ничего не было, а получился суп! Все наелись… Я хочу всякую работу научиться делать. Мне, дедушка, давно хотелось, вы не думайте! Я очень хотел к ребятам, чтобы работать с ними, играть…

— Постой-ка, Алик, — тихо перебил дедушка. — Ну и пошел бы к ребятам, играл бы, работал…

— Да! Попробуйте, дедушка! А мама?.. — Алик вдруг осекся и так же, как в тот день, когда его нашли, словно затравленный зверек, посмотрел на всех. — Мама… она хорошая! — с вызовом крикнул он.

Настолько неожиданно было все сказанное Аликом, что ребята не сразу пришли в себя. Дедушка пощипывал свой колючий ус.

Федя первый опомнился и вскочил:

— Нет, твоя мать… неправильная!

— Стоп, герои!.. — поднялся дедушка. — А ужин у тебя, Алик, получился на славу. Кончим на сегодня разговор. Давайте-ка спать, завтра пораньше встанем.

— Женя, не спишь? — позвал Паша.

— Нет…

— О чем думаешь?

— Об Альке… Как мы раньше не могли узнать, почему он такой? Не дружил ни с кем, задавался, втихую вредил нам. Два раза я его бил… А ты о чем?

— Тоже о нем… И о «Кислом» еще. Куда завтра идти? Ты, Женя, думаешь?

— Конечно!

— Женя, Алька, правда, сам ужин сварил… Не врет! А продуктов уже на четыре дня перерасходовали! Что будем делать? — нашептывал с другого бока главный повар.

— Ничего, завтра или послезавтра изюбра убьем. Тихо… Ночь… Потрескивает костер.

— Федька, ты чего ворочаешься? — подал голос Паша.

— Ничего! Тоже, скажешь, об Альке думаю? Нужен он мне! Мало я ему наподдавал…

— Тебе только бы поддавать… — прошептала Наташа.

Сухие сучки давно прогорели. Полусырые толстые кряжи едва светились. Звезды, которых до этого словно отпугивало яркое пламя, сейчас ниже опустились над темным лесом. Позвякивал колокольчиком Савраска. Похрапывал дедушка, протянув к костру босые ноги.

Дохнуло влажным холодком. В озере продолжали плескаться ондатры.

— Ну, герои, трогаем! Все в порядке, ничего не оставили? — спросил Сергей Егорыч и оглядел покидаемый табор.

Костер тщательно потушен и окопан. В вырытую ямку закопаны пустые консервные банки, обрывки бумажек, объедки. Снята палатка, навьючены на Савраску вьюки. Завязаны рюкзаки. Можно отправляться в путь.

— Пашка-то… — подходя к дедушке и указывая глазами, таинственно прошептал Боря.

— Что с ним? — удивился дедушка.

— Молчит… — тем же таинственным шепотом ответил Боря. — Встал — молчал, ел — молчал. И сейчас молчит. Я сразу подумал, что такой план сочиняет, от которого всем плохо будет. Женя ушел к озеру, так вы, дедушка, осторожнее. Не со мной только, а и с вами беда может случиться. — Боря еще раз подозрительно оглядел Пашу, почесал затылок и, пятясь, отошел подальше. — Такого сроду не бывало, чтобы Пашка все утро молчал.

Федя с Наташей тоже заметили необычное поведение главного штурмана. Прислонившись к валежине, призакрыв глаза, он шевелил беззвучно губами и, должно быть, не видел и не слышал ничего.

— Пашка, ты чего? — тронула его Наташа.

— Я? Я, Наташа, ничего. — Паша попытался улыбнуться.

— Что это, герой, тебя ровно подменили? Не заболел, часом?

— Нет, дедушка. Чтобы я да заболел!

— А не заболел, так и хорошо… Только я очень прошу тебя над планами меньше думать. От них в самом деле заболеть можно. Все собрано, дело за тобой. Разведчик ждет команду штурмана, куда курс держать.

— На… на север… — жалко улыбнувшись, прошептал Паша.

— Что-то ты по-чудному говоришь, — подозрительно сказал Федя. — То орал во все горло, а тут и не слыхать.

— А-а… Значит, запутался? — догадался дедушка. — А ну, говори, в чем загвоздка?

— «Кислый» не могу разгадать, — потупился Паша.

— Гм… Ну, эта загадка не по моей части. Тут вам надо самим подумать.

— Штурман! — сердито взглянул из-под картуза Федя. — Сколько дней прошло, а не мог разгадать. Смотри, а то и отсюда выгоним… Плохо ты думаешь!

— Плохо… — совсем поник Паша. — Уже двадцать «кислых» придумал, ни одно не подходит. Такого кроссворда сроду не бывало… Вон и Женя бежит, скажет.

Женя бегал на место вчерашней охоты на ондатру. Он там потерял карандаш.

— Что ты, Пашка? — удивленно посмотрел он на товарища.

— Не знает, куда курс держать, — ответил за того Федя.

— Что ты, Паша, затвердил: «Кислый» да «Кислый»? Сказано в «Описании» «север… север…» И пойдем пока на север, — сказал Женя.

— Какой ты быстрый! На север нельзя идти, пока «Кислый» не разгадаем.

— Почему нельзя?

— Смотри… — Паша развернул «Описание» дороги. — Сегодня только об этом догадался. Мы сейчас идем все время на север. После «Кислого» написано «запад». Значит, мы должны повернуть. А где будем поворачивать, если не знаем, что такое «Кислый»? Вдруг мимо него уже сегодня пройдем, не заметим, да и будем идти на север… в другую сторону от пади Золотой…

Положение оказывалось в самом деле серьезным. До этого никто не обратил внимания на слово «запад». И только сейчас поняли, что им угрожает. Где-то надо круто сворачивать с прежнего пути. Но где? После этого проклятого «Кислого». Значит, надо искать его. Но как искать, если неизвестно, что искать? Вдруг в самом деле экспедиция уже сегодня минует его и не заметит?

— Нельзя идти на север… — уныло повторил Паша.

— А что делать? Рассядемся и сидеть будем?

— И идти нельзя…

— Расхныкался! — разозлился Федя. — А еще хвастался: «Штурманская наука самая точная»! Он, Женя, во всем виноват.

— Нет, Федя, тут он не виноват, — заступился Женя. — Я тоже думал и тоже не мог… Дедушка, здесь мы никак не можем понять.

— Дай-ка, Женя, документ, — попросил дедушка. Прищуриваясь и пожевывая губами, он внимательно перечитал «Описание». — Гм… И впрямь настоящая загадка…

— Ничего, Женя, не пройдем мимо. Пашка, не хнычь! — сказал вдруг Федя. — Я, как разведчик, так считаю: надо держать курс точно на север, и все, что незнакомое встретится, языком пробрвать. Вот кислое и найдем.

— Гм… — сказал дедушка. — А совет-то в основном дельный. Только, пока вы все рассуждали, у меня такая мысль явилась. Паша натолкнул. Говорит, что в «Описании» все приметы серьезные: широкая падь, озеро, Белая гора. Поэтому каждую-то дрянь языком лизать не надо. Это тоже не дело. Думаю, что мимо «Кислого» не пройдем, сразу в глаза бросится, штука должна быть заметная. Пошли, ребята!

— Курс на север! — повеселев, скомандовал Паша. — Федька, точно держи!..

Продолжалась хвойная тайга. На южных склонах сопок к ней примешивался мелкий осинник, а на северных — березняк. Особенно ребятам досаждали различные густые кустарники — ольховник, бересклет, жимолость, багульник. На северных склонах они образовали труднопроходимые заросли. Местами приходилось браться за топорики и прорубать себе и Савраске дорогу.

Идти по кустарникам было тяжело. Они цеплялись за одежду, царапали лицо и руки, путались в ногах. В обеденный привал Наташа едва справилась с нахлынувшей работой: пришлось наложить до десятка заплат.