В самом деле, яйца оказались совсем свежими. Видимо, утка почему-то поздно свила гнездо.
Но скоро ребята перестали интересоваться утками и гнездами. Каждый следующий шаг давался все труднее. Болото точно не хотело пускать людей: прогибалось под ногой, засасывало ее и не отпускало обратно. Не пройдя и километра, ребята уже чувствовали, какой тяжелый они избрали путь. Посоветовавшись с дедушкой, Женя приказал идти молча, не говорить. Все уже знали, что это значило. Надо беречь силы, не тратить их даже на разговоры.
Дедушка с Федей шли впереди, выбирая дорогу, Федя оказался прав. Там, где была трава, болото оттаяло неглубоко: погрузившись до колен в податливую, всасывающую зыбь, ребята ощущали под ногами твердое дно. Казавшаяся надежной черная предательская земля попадалась часто. В нее палка погружалась легко, как в воду, до конца. Такие места осторожно обходили.
Умный Савраска шел позади, ни разу не отступив с проложенной людьми тропы.
Ребятам казалось, что прошло много часов утомительного пути, но лес впереди почти не приблизился. Присесть оказалось в самом деле негде — ни кочки, ни коряжины. Приходилось на каждом привале устраивать «скамейку», предложенную Женей.
Сидели, отдыхая по двое, молча. Молча поднимались и шли дальше. Слышалось только тяжелое, учащенное дыхание да бульканье воды.
Первым сдал Алик. Не прошло и получаса после очередного привала, как он остановился, пошатываясь, растерянно озираясь.
— Давай, Алик, ружье, — сказал Женя. Он шел позади него.
— Я сам… сам… — ответил Алик. — Не говори ребятам. Наташа и то не устала.
— Ты не заболел? — Женя внимательно посмотрел на побледневшее лицо Алика.
— Нет, что ты! Пошли…
Алик двинулся дальше.
— Привал! — крикнул через минуту Женя. — Устал я, дедушка, — пояснил он.
Заметив, что Савраска идет сравнительно легко, дедушка приказал ребятам по очереди садиться на него верхом. Пока Алик, закрыв глаза, покачивался на лошади, Женя тихо переговорил с ребятами.
Алик ехал с полчаса. Остальные проехали минут по пяти, потом снова сел Алик.
Даже по солнцу было видно, что идут они долго. Над болотом поднялись комары. Они выматывали у людей последние силы. Прошли едва четвертую часть пути. Невдалеке над травой что-то чернело. Дедушка с Федей повернули туда. Это были засохшие кустики карликовой березы. К счастью, под ними оказалась небольшая твердая, сухая площадка. Метрах в ста виднелось длинное извилистое озеро.
Экспедиция решила остановиться здесь на ночлег.
Ребята кое-как нарвали травы, сняли мокрую одежду и повалились на постель.
«Поджарить яичницу надо. Поедят — лучше будет», — подумал Боря. Но глаза сами собой слипались — он мигом погрузился в сон. «На разведку к озеру сходить. Может, рыба есть», — подумал Федя и тоже уснул. Задремал и дедушка. Запах дыма и потрескивание сала на сковородке разбудили его. Солнце еще стояло высоко. На крошечном огоньке кипел чайник и жарилась яичница. Около костра сидел один Женя.
— Дедушка, — зашептал он, заметив, что тот смотрит на него, — Федя сегодня устал, я на разведку к озеру ходил. Хаток ондатр много, а рыбы нет. И еще какие-то звери ходили. Все кругом истоптано. Следы, как у коров, только очень большие. Куда больше, чем у изюбра. И, видать, они в озеро заходили. Везде на берегу тина валяется. Федя бы точно определил, какие звери, а я не мог.
— О-о! — Дедушка приподнялся, смущенно посматривая на готовый ужин. — Чудеснейших зверей ты, Женя, разведал. Сохатые, значит, это озерко облюбовали… А ты уже успел ужин приготовить?..
— Сохатые? Лоси? Мы не увидим их?
— Должны бы увидеть. День сегодня жаркий был — придут. Буди-ка ребят, только потише, звук на болоте далеко слыхать. Подкрепимся да ждать будем.
— Дедушка, разбудите вы, — попросил Женя потупившись. — Будто вы ужин приготовили. И Феде не говорите про разведку.
— Что ж ты, Женя, так? Товарищей заменил да вроде стесняешься.
— Не стесняюсь я… — Женя смущенно поерошил рыжеватые волосы. — Да ребята могут застесняться.
А они сегодня очень устали. Я, дедушка, меньше устал.
— Меньше?.. — Дедушка неловко погладил его по голове.
Ребята, узнав, что к озеру придут звери, торопливо поужинали. Освеженные сном и вкусной яичницей, они почувствовали себя намного бодрее. Но дедушка велел спать. Может, зверь придет еще не скоро.
Савраска, взойдя на сухое место, тоже лег, уткнувшись мордой в землю.
Ребята проспали, пожалуй, около часа, когда дедушка осторожно разбудил их. Солнце вот-вот готовилось закатиться. С пурпурового неба лился мягкий красноватый свет. Как будто невидимая рука опустила прозрачный розовый полог, и сквозь него выступили в несвойственной им окраске далекие горы, широко раскинувшееся болото и виднеющийся за ним лес.
— Тише, герои, тише… — шепотом повторял дедушка. — Идет сохатый. Только тише…
Ребята услыхали хлюпанье. Они привстали и увидели странное животное. Величиной оно было с большого быка. На голове широкие, лопатообразные рога с большим числом отростков. Морда вытянута, верхняя губа далеко выступает вперед. Под мордой — борода, на загривке — несуразный горб. Туловище зверя в сравнении с длинной массивной головой казалось коротким. Ноги для такого большого животного — несоразмерно тонкие, похожие на ходули. В отличие от изюбра — стройного и легкого, — сохатый поражал своим грубым, топорным видом.
— Ну и страшило!..
— Постой, постой, что ты болтаешь, Паша? Ишь ты, «страшило»! — зашептал дедушка. — Посмотри, вышагивает-то как. Будто лебедь. А грудь, а рога! Красавец что надо, а ты такое сморозил… Это самец. Самки, они меньше и без рогов.
— У него, дедушка, рога — тоже панты?
— Ну, панты! Чего захотел, чтобы у каждого панты… Рога у сохатого ничего не стоят: кость и кость. Каждому зверю дано свое: пантов у сохатого нет, зато мяса — гора. По тридцать пудов самцы бывают. Целому полку на обед!
— По тридцать пудов? Полтонны!.. А в этом, дедушка, сколько?
— Да, пожалуй, около того.
— А как по болоту легко идет, легче Савраски.
— У него ноги такие. Копыта раздвоенные, широкие, между ними перепонки, как у утки. Вот болото его и держит, словно он на лыжах.
Сохатый остановился на берегу озера и, вытянув длинную морду, замер. Ребята залюбовались его могучим видом. Какая-то своеобразная красота исходила от этого таежного великана. Он был похож на грубое каменное изваяние, поражающее своей массивностью и мощью.
Сохатый постоял, прислушиваясь, прядая ушами. Не услышав ничего подозрительного, вошел в озеро. Сначала он вел себя осторожно: срывал водоросли, растущие у поверхности воды, и, поедая их, оглядывался и водил ухом. Потом, войдя во вкус, начал погружать свою морду глубоко в воду и, вытаскивая водоросли, так фыркал и хлопал ушами, такой поднял шум и плеск, точно купались сразу все монгонские ребятишки.
Зверь находился в озере долго. Ребята забыли усталость и жадно смотрели. Наконец сохатый вышел на берег, отряхнулся, сбросив с себя тину, и неторопливо направился к лесу.
Ночью, сквозь сон, ребята слышали такой же шум: к озеру еще приходили сохатые.
Алик тихо стонал и бредил. Женя, пересиливая сон, заботливо накрывал его одеялом.
Под утро Женя от холода проснулся. Было почти светло. Заря разлилась по всему небу. Над болотом стлался редкий туман. Птичий гомон стоял в воздухе. Крякали крякуши, попискивали и посвистывали чирушки, где-то мирно гоготали гуси. Перекрывая все голоса, протрубили журавли.
Не замечая проснувшегося Жени и поеживаясь от холода, вылез из-под одеяла Федя. Он снял тужурку и набросил ее Алику на ноги, но, увидев Женю, смутился, что-то сердито буркнул, нахлобучил на глаза картуз и залез обратно в постель.
— Женя, это ты? — не поднимая головы, спросил он через минуту.
— Я…
— А мне показалось, что Пашка… Женя, заболел, наверное, Алик, стонет все время.
— Заболел… Может, ничего, Федя, поправится быстро.