— Только не смейся, — попросил Дэниел, сам едва сдерживая хохот. — Сегодня ты избежала, вероятно, худшего общественного мероприятия за год.

Люс не смогла удержаться — она потянулась и щелкнула Дэниела по одной из пуговиц.

— Какая досада, — заметила она, подражая тягучему южному выговору. — А я как раз отгладила лучшее бальное платье.

Губы Дэниела расползлись в улыбке, но затем он вздохнул.

— Люс. Все могло обернуться по-настоящему плохо. Ты понимаешь?

Девочка отвернулась, раздосадованная тем, как внезапно сменилось его настроение. В ответ на нее с дерева уставилась сова.

— Я не собиралась приезжать сюда, — честно призналась Люс.

Кэм едва ли не одурачил ее.

— Я жалею, что приехала, — тихо добавила она, задумавшись, куда делась та тень.

Дэниел стукнул кулаком по рулю так, что она вздрогнула. Он скрипнул зубами, и Люс страшно расстроилась, что он так сердится из-за нее.

— Не могу поверить, что ты с ним связалась, — сквозь зубы выговорил он.

— Но я не связывалась, — возразила девочка. — Я приехала сюда только для того, чтобы сказать ему…

Бессмысленно. Связалась с Кэмом! Если бы Дэниел только знал, что они с Пенн большую часть свободного времени тратят на исследование его семьи… что ж, вероятно, он был бы еще больше рассержен.

— Тебе не нужно оправдываться, — отмахнулся мальчик. — В любом случае это моя вина.

— Твоя вина?

К этому времени Дэниел свернул с шоссе и остановил машину в конце песчаной дорожки. Он выключил фары, и их глазам открылся океан. Вечернее небо приняло темно-сливовый оттенок, а искрящиеся гребешки волн казались серебряными. Прибрежная трава с высоким унылым присвистом колыхалась на ветру. Стая всклокоченных чаек уселась рядком на ограду почистить перья.

— Мы заблудились? — спросила Люс.

Дэниел не ответил. Он вышел из машины и, захлопнув дверцу, направился к воде. Девочка прождала десяток мучительных секунд, наблюдая, как его силуэт уменьшается, тает в фиолетовых сумерках, прежде чем выскочила наружу и последовала за ним.

Ветер швырнул ей в лицо ее же собственные волосы. Волны накатывали на берег и отступали, утаскивая за собой ракушки и водоросли. Воздух у воды казался холоднее. Все вокруг отчаянно пропахло солью.

— Что происходит, Дэниел? — окликнула его Люс, двинувшись вдоль дюны.

Она еле переставляла ноги, бредя по песку.

— Где мы? И что значит — это твоя вина?

Дэниел повернулся к ней. Он выглядел сокрушенным, его маскарадная форма сбилась, а серые глаза смотрели в землю. Шелест волн едва не заглушал его голос.

— Мне просто нужно время, чтобы подумать.

У Люс подступил комок к горлу. Она наконец-то перестала плакать, но Дэниел опять все усложнял.

— Тогда зачем меня спасать? Зачем тащиться невесть куда, чтобы забрать меня, поорать и вовсе перестать обращать внимание?

Она утерла глаза краем черной футболки, и их защипало от морской соли.

— Не то чтобы большую часть времени ты относился ко мне по-другому, но…

Дэниел отвернулся и прижал ладони ко лбу.

— Ты просто не понимаешь, Люс.

Он покачал головой.

— В этом-то все и дело — ты никогда не понимаешь.

В его голосе совершенно не было злости. Наоборот, он звучал едва ли не ласково. Как будто она слишком глупа, чтобы ухватить то, что ему казалось очевидным. Она страшно разозлилась.

— Я не понимаю? — переспросила она. — Я не понимаю? Позволь, я тебе кое-что расскажу. Думаешь, ты такой умный? Я три года получала полную научную стипендию в лучшей подготовительной школе страны. А когда они меня вышибли, я была вынуждена подать прошение — прошение! — чтобы не дать им избавиться от моей академической справки со всеми отличными оценками.

Дэниел отшатнулся, но Люс двинулась за ним, делая шаг вперед, как только он, вытаращив глаза, отступал назад. Вероятно, он испугался, ну и что? Он напрашивался на эту отповедь всякий раз, когда смотрел на нее со снисхождением.

— Я знаю латынь и французский, а в средней школе три года подряд побеждала на ярмарке научных проектов.

Люс оттеснила мальчика к ограждению и изо всех сил сдерживалась, чтобы не начать тыкать пальцем ему в грудь. Она еще не закончила.

— Я решаю воскресные кроссворды иногда меньше чем за час. Я отлично ориентируюсь на местности… хотя в ситуациях, касающихся парней, часто веду себя глупо.

Девочка сглотнула и помолчала, переводя дух.

— Когда-нибудь я собираюсь стать психиатром, который действительно выслушивает пациентов и помогает людям. Ясно? И не разговаривай со мной так, словно я тупая, и не тверди, будто я чего-то не понимаю, только потому, что я не в состоянии расшифровать твое непредсказуемое, дикое, то пылкое, то холодное и, честно говоря, — она подняла на Дэниела взгляд и вздохнула, — по-настоящему обидное поведение.

Люс смахнула слезу, сердясь на себя за то, что так разволновалась.

— Помолчи, — велел Дэниел, но произнес это так мягко и нежно, что, к их общему удивлению, девочка послушалась.

— Я не считаю тебя глупой.

Он зажмурился.

— Я думаю, что ты самый умный человек, которого я знаю. И самый добрый. И, — он сглотнул и открыл глаза, посмотрев прямо на нее, — самый красивый.

— Прошу прощения?

Мальчик отвернулся к океану.

— Я просто… так устал, — пробормотал он.

Его голос действительно звучал измученно.

— Отчего?

Он перевел на нее взгляд, такой печальный, словно он потерял нечто бесценное. Это был Дэниел, которого она знала, хотя не могла объяснить откуда. Это был Дэниел, которого она… любила.

— Ты мог бы мне сказать, — прошептала она.

Он покачал головой. Но его губы по-прежнему были непозволительно близко, а в глазах стояло такое выражение, как если бы он сам хотел, чтобы она сделала первый шаг.

Все ее тело содрогнулось от волнения, когда она привстала на цыпочки и подалась к Дэниелу. Люс накрыла ладонью его щеку, и он моргнул, но не отстранился. Она двигалась медленно, так медленно, как если бы опасалась спугнуть его, с каждой секундой все больше цепенея. Наконец она зажмурилась и прижалась губами к его губам.

Только мягчайшее, легкое, словно перышко, касание связывало их, но пламя, которого Люс никогда прежде не ощущала, струилось по ее жилам, и ей хотелось большего — и только от Дэниела. Было бы чересчур требовать от него, чтобы он так же нуждался в ней, чтобы заключил ее в объятия, как во снах, чтобы ответил на ее жаждущий поцелуй еще более пылким.

Но он так и сделал.

Его крепкие руки сомкнулись на ее талии. Он привлек девочку к себе, и она ощутила, как их тела смыкаются без единого просвета — ноги переплелись с ногами, бедра прижались к бедрам, груди вздымались в общем ритме. Дэниел притиснул ее к ограждению, обнимая все крепче, пока она уже не могла шевельнуться, пока не оказалась там, где мечтала. И все это — ни на миг не размыкая страстно слившихся губ.

И тогда он принялся целовать Люс, поначалу легко, едва касаясь ее ушка. Затем дольше, ласковее и нежнее, вдоль контура челюсти и дальше — шею, отчего она невольно застонала и запрокинула голову. Он бережно потянул ее за волосы, и она на миг приоткрыла глаза, увидев, как первые звезды загораются в темноте ночи. Ей казалось, что она ближе к небесам, чем когда-либо в жизни.

И в конце концов Дэниел вернулся к ее губам — приласкал нижнюю губу, скользнул нежным языком за зубы. Люс приоткрыла рот шире, отчаянно желая позволить ему еще больше, наконец-то не боясь показать, насколько истомилась по нему. Мечтая сравниться в страстности с его поцелуями.

Во рту и между пальцами ног у девочки был песок, от соленого ветра она вся покрылась гусиной кожей, но сердце ее наполнялось восторгом.

В этот миг она могла бы за него умереть.

Дэниел отстранился и уставился на нее, как если бы хотел, чтобы она что-то сказала. Люс улыбнулась ему и нежно чмокнула, чуть задержавшись губами на его губах. Она не находила слов, не знала, как лучше выразить то, что чувствует, то, чего хочет.