– А это книга с дарственной подписью Ахматовой, – хвасталась бабушка, но в глазах у нее стояло очень сильное сомнение, что я слышала про Ахматову и вообще умею читать.
– Это та, которая «Мойдодыра» написала, что ли? – гаркнула я прямо в ее ухо и ткнула пальцем в фотографию Пастернака в серебряной окантовочке: – А этого мужика я знаю. У него еще фамилия такая овощная. Баклажан, кажется.
Бабушка побледнела от моего невероятного невежества и стала зачитывать мне что-то наизусть. Тут-то и раздался звонок.
– Ах, это Аллочка пришла, – бабушка встрепенулась, вспорхнула и улетела к двери, а я взглянула на Андрея, он все еще давился от хохота.
– Ну зачем же так про Пастернака, Лариса? Очень грубо! – Он взял мою ладонь и поскреб пальцем по ногтю. – Замазка?
– Ага, ничего лучше не нашлось, – как всегда, от его прикосновения захотелось залезть в ледяную ванну.
– Действительно овощная фамилия, ничего не поделать. А стихи я его безумно люблю, – я отобрала у него руку и, встав, подошла к фотографии, цитируя:
– Великолепно, не правда ли? – Андрей прижал палец к губам и показал мне глазами на дверь. Вошла бабушка и за худосочную ручку ввела за собой эфемерное существо лет эдак двадцати пяти с круглыми восторженными глазами в окулярах огромных очков.
– Аллочка, позволь представить тебе моего внука. Андрей, – Андрей церемонно прижался губами к протянутой дрожащей бледной лапке.
– А это знакомая Андрея, Лариса, – бабушка кивнула в мою сторону, профессионально выразив в этом жесте легкое презрение, смешанное с недоумением по поводу моего существования в мире Ахматовой, Пастернака и белых накрахмаленных скатертей.
– Ну хай, типа, Аллочка, – пробасила я, шмыгнув в очередной раз, и так пожала ее косточки, что она поежилась и стала незаметно тереть ладонь. Так и надо! Нечего совать синюшные руки в лицо моим шотландским сеттерам.
– Садитесь-ка пить чай, дети.
Бабушка разливала свежезаваренный чай по изящным фарфоровым чашкам, а я шепнула Андрею:
– Можно одну грохнуть для пущей правдоподобности?
– Не надо грохать. Обойдемся без материального ущерба.
– А когда же вы сообщите, что я ваша невеста? Жду-жду… Пора бы.
– Подождите немного. Дайте бабушке начать сватовство. Да и чая выпить не мешало бы.
– О’кей, – кивнула я и обратилась к безмолвной Аллочке: – Типа, работаешь или как? Кто содержит?
– Аллочка у нас преподает в консерватории, – бабушка потрясла букольками, спасая Аллочку от ужасной троллихи – то есть меня.
– На консервной фабрике, что ли? Типа, икорка, сайрочка, бычки в томате! Прикольно! Только воняет там, наверное, жуть! – На мгновение мне почудилось, что это перебор, но потом я подумала, а почем бабушке и Аллочке знать, что нынче уже никто, даже первоклассник, не спутает Вивальди с печенью трески. Сегодняшние СМИ внимательно следят за уровнем образования люмпенов и по мере возможности поднимают этот уровень на невероятную высоту. Так, к примеру, наш дворник, Максим Максимыч, имеющий три класса образования, последние годы увлекается богемным этно-джазом и, приняв вовнутрь литр водки, врубает на весь двор экзотические мелодии, органично подпевая и притоптывая ножкой во взопревшем валенке.
– Аллочка – пианистка. Многообещающая. Ты сыграешь нам, деточка? – Бабушка Андрея активно подмигивала бедной Аллочке.
Та слегка поартачилась, покапризничала и села-таки к роялю, профессиональным жестом откинув крышку. Зазвучали первые ноты «Болеро». Странно было видеть, как такая хрупкая девочка мощно, по-мужски овладевает страстной мелодией. Я повернулась к Андрею. Он внимательно следил за пианисткой, и тут гадкая зависть закралась мне вовнутрь. Сама-то я сумела освоить лишь азы игры на фортепьяно и, кроме «Собачьего вальса», ничегошеньки сыграть не сумела бы. Андрей перехватил мой завистливый взгляд, встал, подошел, взял за плечи. Наклонился и проговорил на ухо:
– Действительно прекрасно играет, но это не повод, чтобы ревновать и беситься, – всегда знала, что шотландские сеттеры отличаются незаурядной интуицией.
Я передернула плечами, но он не выпустил меня, лишь крепче сжал. Аллочка закончила играть, поднялась.
– Браво! – Бабушка захлопала в ладоши, к ней присоединился Андрей, подумав, и я тоже.
– Андрюша, Аллочка хотела бы пригласить тебя на свой концерт, не так ли? – Бабушка взяла быка за рога. – Ведь так, детка?
Аллочка покраснела и что-то тихонько залепетала. Вытащила из кармана куцего пиджачка билеты и передала один бабушке, а один Андрею. Потом обернулась ко мне: – Вы тоже приходите, Лариса, обязательно, буду ждать, – протянула мне пригласительный в конвертике.
– Нет уж, отвалите. Че я, типа, эту муть буду слушать? У меня от этого голова начинает покрываться коркой и чешется. Очень нервничаю. Я вот тут на «Дискотеку Авария» ходила – так это вещь. Слышали? – Бабушка отрицательно помотала головой и в ужасе закатила глаза к потолку.
– Ну я пойду, пожалуй, – Аллочка заторопилась, задергалась. Начала поправлять на беленьком носике оправу очков. Бабушка пыталась ее удержать, но та как-то по-цыплячьи попятилась и, нацепив поверх куцего пиджачка такой же неуклюжий старомодный плащик, упорхнула, на пороге повторив свое приглашение.
Андрей пошел проводить ее до метро, а я осталась с бабушкой наедине. Бабушка вновь разлила чай и уселась напротив, цепко уставившись на меня белесыми глазками древнегреческой прорицательницы судеб.
– А вы где работаете, голубушка?
Упс! Об этом я как раз не подумала, надо было быстренько выкручиваться. Отказавшись от принадлежности к древнейшей профессии (все-таки я уважаю старость), я процедила сквозь зубы:
– В психушке работаю, санитаркой. Ну в Кащенко. Слыхали небось?
– Неужели? Сложно, наверное? Для девушки занятие не вполне подходящее, – она внимательно смотрела на меня, на мои разноцветные патлы, белые ногти и сережку в носу, а мне было совестно.
– Где, в психушке-то сложно? Да не очень. Вообще-то там кругом сплошные микро– и макроцефалы, параноики, дебилы и шизофреники. Атмосферка еще та, но я привыкла. Раз-два, запихнул шизика в смирительную рубашку, вколол в задницу успокоительное, вынес судно, и все! Делов-то!
– А где же вы, душенька, с Андреем познакомились? – Бабушка выводила меня на серьезную беседу. Эк, как же меня подмывало сказать, что он недавно проходил у нас в клинике курс лечения, но я вовремя удержалась.
– Да так, на тачке подбросил однажды. Вот и познакомились. Пошли, выпили по пивку, а там и любовь, и все дела, ну, понимаете?
– Будете ещё чайку? – Она вскочила к чайнику, не желая выслушивать про «все дела» с ее обожаемым внучком.
– Нее. Типа, хватит. Я чай не люблю. Не уважаю.
– Да, да, конечно. Вам бы чего покрепче, но у меня нет. Не держу, знаете ли, – она забеспокоилась и как-то даже съежилась, верно, испугалась, что я пойду крушить ее кухню в поисках чего покрепче.
Тут вернулся Андрей. Бабушка остановила его в коридоре и зашипела по-английски, будучи стопроцентно уверена, что зелено-малиновое уродство с иностранными языками не в ладах.
– Боже, дорогой, где ты это нашел? Где? – спросила она по-английски.
– Что-то не так? – ответил Андрей. – По-моему, вполне приличная девушка, чистая, неиспорченная, то, что надо одинокому мужчине.
– Это же чудовище, внук. Она невероятно ограниченна. Я верю в ее неиспорченность и чистоту, но что у вас может быть общего?
Вот здесь она попала в точку. У нас ничего общего с ним быть не могло, помимо выигрыша, разумеется.
– Бабушка, ты неправа. Она дивно готовит. А как она моет окна! Залюбуешься. Кстати, лучше всего она делает яичницу, – сеттер фыркнул и бросил на меня быстрый взгляд, я показала ему язык.
