– Короче, матерая вражина! – заключил Прозоров. – Патентованная!
– Когда вы договорились с ней встретиться для передачи нашего ответа? – уточнил у меня Александр Русланович.
– Завтра на рассвете, – сообщил я.
– Что ж, молодой князь, инструкции получите у меня перед выходом, – заявил Петров-Боширов. – А сейчас, милостивые государи, не смею более вас задерживать, – добавил он уже в адрес всех собравшихся. – Принятое решение будет доведено до вашего сведения в установленном порядке!
На этом совещание и завершилось.
* * *
– Это не условия мира, а сущее издевательство! – негодующе воскликнула Ольга. – Мы предложили равноправный союз – и что видим в ответ? Новую, слегка подретушированную версию гегемонии дворняжек?! Какого духа?!
Мы стояли друг напротив друга на берегу Москвы-реки, в нейтральной зоне. За спиной Кузяевой возвышались еще два дюжих легионера с нашивками младших командиров на мундирах – так называемых опциона и тессерария, как растолковала мне Оши. Этакие поручик и прапорщик. Оба, в отличие от Ольги, были при винтовках.
Меня сопровождали Светка и Машка. С поднятыми щитами на обеих руках – последнее не замедлило вызвать презрительные ухмылки наших оппонентов, но приказ Александра Руслановича звучал однозначно: недопустим и малейший риск!
Как недвусмысленны были и продиктованные мне ротмистром – и изложенные на пергаменте, который я вручил теперь Ольге – требования к черни.
– Первое: Легион и Черная гвардия распускаются и разоружаются, – чеканно перечислил мне их Петров-Боширов полчаса назад. – Второе: из числа бойцов, не запятнавших себя неспровоцированным насилием в отношении мирного населения – что будет тщательно проверено путем сканирования аур – формируется так называемый Черный полк – под командованием наших офицеров из числа впавших в немощь магов. Третье: Черный полк поступает в прямое подчинение мне, как исполняющему обязанности Наместника Его Величества Государя Императора в Первопрестольной. Четвертое: все добытое с участием Черного полка в «зараженных землях» сдается в казну, откуда в рабочем порядке выделяется властями Москвы на те или иные нужды – включая, разумеется, удовлетворение потребностей черни в продовольствии.
– Я не стану даже обсуждать такое! – горделиво вздернула подбородок Кузяева. – Это ни разу не честная сделка, а какой-то ультиматум о капитуляции! Или вы нас уже победили? Когда успели?
– Вас победил Вороной Центаврус, – как сумел твердо заявил я, в душе отчасти согласный с собеседницей, но вынужденный не показывать вида. – Имя ему – Голод. Английские патроны-артефакты, что бы вы там ни утверждали, создавались вовсе не для охоты на чудовищ – иначе они не оказались бы совершенно бесполезны против самых многочисленных из них! – а вот это была чистая правда – как объяснил мне майор Артемьев, не оставалось сомнений, что эффективность заговоренных пуль против духов являлась лишь побочным эффектом, разве что не случайным. Изначальной их мишенью явно предполагались маги. – Так что толку, если вы истребите могучих ковидл, а хлипкие минотавроиды запросто поднимут вас на рога? Мы можем сидеть и ждать, вы – нет! Так что получается, мы вам куда нужнее, чем вы нам, – не нашел я ничего лучше, как только повторить тезис поручика Прозорова, так-то верный, но наверняка досадный для распробовавшей на вкус свободу черни. – Отсюда и изложенные условия, – закончил я.
– Дворняжки в своем репертуаре! – яростно сверкнула изумрудами очей Ольга. – Вот только вы так и не поняли: подлунный мир изменился!
– Подлунный мир изменился уже трижды за последнее время, – с видимым спокойствием заметил я. – И последний раз – совсем не в вашу пользу!.. Я понимаю, что наши предложения выглядят достаточно жесткими… – продолжил я вкрадчиво.
– Жесткими?! – взвилась Кузяева. – Да они просто хамские!
– …но если отбросить прочь гонор и задуматься, это куда больше, чем дозволялось черни еще в прошлом, мирном году!
– То-то и оно, что «дозволялось»! – патетически вскинула руки к небесам моя собеседница. – Больше мы не намерены давать дворняжкам что-то нам дозволять или не дозволять!
– Тогда вы умрете, – с искренним сожалением развел руками я. – Кто-то – от рогов чудовищ, кто-то – от голода. А полезете сдуру на кремль – то и от банальной магии. А мы не торопясь сделаем собственные винтовки, зарядим их артефактами – пыльцы у нас полно – и обойдемся без вас.
– Так просто мы не сдадимся, не надейтесь! – мотнула головой Ольга.
– Про «просто» не было сказано ни слова, – заметил ей я.
– Короче, можете подтереться своей жалкой писулькой! – Кузяева швырнула пергамент с условиями мне под ноги. Ну, вот, стало быть, и все… – Хотите войны, значит…
– Простите, центурион, – перебил ее внезапно один из стоявших позади девицы легионеров. – Мы договаривались сначала все перетереть с ребятами!
– Сами видите: не о чем тут тереть! – отрезала Ольга, но на миг ее голос вроде бы дрогнул, а щека – нервно дернулась.
– И тем не менее… Позволите? – сделав шаг вперед, легионер – кажется, опцион, что-то типа поручика – наклонился и поднял со снега пергамент. Воспрепятствовать ему девица то ли не успела, то ли просто не соизволила. – Я согласен, что духовы дворняжки вконец оборзели! – заявил легионер, отряхивая документ и возвращаясь на свое прежнее место. – Но уговор есть уговор: условились решать сообща – так и надо сделать!
– Напрасная трата времени! – мрачно бросила Кузяева. – Ну да будь по-твоему.
– Жду вас здесь с ответом послезавтра в это же время, – внутренне выдохнув, снова заговорил я.
Александр Русланович нарочно настоял на таком, явно избыточном сроке – дабы показать, что мы абсолютно никуда не спешим. В отличие от.
– Послезавтра с вами уже будут говорить наши винтовки! – грозно заявила мне Ольга на прощание.
* * *
Винтовки и впрямь заговорили, причем куда раньше обещанного девицей-центурионом – в полдень в лагере Легиона началась беспорядочная стрельба. Через четверть часа она начала понемногу стихать, но отдельные выстрелы продолжали звучать на протяжении минут сорока. А еще через двадцать минут под стены кремля с белым флагом явился тот самый опцион, что нагнулся утром за пергаментом – и сообщил о согласии черни со всеми условиями Петрова-Боширова.
Ольга на эту встречу не пришла. Интересоваться о ее судьбе у опциона мне показалось неуместным, а сам легионер этой темы также не поднимал.
Ни в этот день, ни позднее, Кузяеву я больше не видел. Ни живой, ни мертвой.
Глава 19
в которой я не заканчиваю доклада
Я стоял перед столом Петрова-Боширова и воодушевленно рапортовал об итогах похода в «запретные земли» – первого, осуществленного совместно с отделением только что сформированного в кремле Черного полка. Командиром оного полка, к слову, был назначен князь Хилков. Сам Иван Иванович в этой, по-своему, пробной, вылазке за стены участия не принимал и теперь вместе с ротмистром жадно меня слушал, не пропуская ни слова и время от времени задавая уточняющие вопросы.
Ну а мне было чем похвастаться: шестьдесят пудов отборного пшена, почти столько же – картошки (правда, частично подмороженной), две дюжины бочек солонины, мешок восточных специй… Ну и тринадцать подстреленных серых сколопендр, семь сбитых в воздухе ковидл, четыре рассыпавшихся в прах крастикрабса и аж пара уничтоженных плевунов-серпенсоидов. А развоплощенных рогачей, как обычно – до духа! При всем при том, в нашем сводном отряде – ни единой царапины! Ни у нас с Машкой (из «выездной» четверки на миссию ходили мы с «длинноножкой»), ни у новоиспеченного вахмистра Черного полка молодого барона фон Функа, бывшего моего однокашника по Федоровке, ни у рядовых стрелков из числа черни!
В своем рассказе я как раз добрался до момента, как тремя дружными залпами мои бравые бойцы расчистили нам от бестелесных злыдней подходы к погребам с картофелем, когда дверь кабинета вдруг отворилась, и внутрь без стука и доклада вошел Светлейший князь Всеволод.