Назад! Бегом!

И снова укол леденящего страха. Успокоенность исчезла. Сердце застучало как бешеное, когда я понял, что ноги стали ватными и начали подгибаться. Это не придуманная угроза! Меня опоили. Я отключаюсь. Черт! Остановившись, оперся о стол, лихорадочно перебирая в голове варианты.

Меня отравили, и я умираю?

Нет. К чему? Я узник исправно дергающий третий рычаг. Гордость тюрьмы. Ко мне можно смело водить экскурсии узников-новичков, чтобы поглазели на столь продуктивного и спокойного сидельца.

Тогда зачем?

Ответ на поверхности – досмотр! Случилось то, чего я боялся больше всего. Вот-вот в камеру нагрянут тюремщики. И спокойно ее осмотрят, пока я валяюсь в отключке. Найдут пробитый потолок… и мне конец.

Успокойся. Успокойся. Успокойся.

Главное не просто ждать неминуемого, а готовиться к нему. Я знаю, что делать – озарение пришло секундой ранее. Навалившись на стол, порылся в кармане, выудил ключ. Сползя вниз, открыл тайник. Взял небольшую баночку, вытряхнул на ладонь три темные горошины. Поколебавшись, забросил в рот одну. Разжевал. Вкус сладковатый, приятный. Следом отправил вторую горошину, но жевать не стал, катая ее во рту и понемногу рассасывая. Третью горошину зажал в руке. Сгреб со стола отвертку с молотком. Придерживая локтем сползающее одеяло, добрался до нар. Улегся, накрылся, запихнул отвертку в правый рукав, молоток спрятал под одеялом. Вытянулся и затих. Прислушался к своим ощущениям.

Волны сонливости накатывали безостановочно. Усилием воли я удерживался от проваливания в сон. Но бороться становилось все труднее. Я принял две горошины, третья наготове. Принял бы и ее, но боюсь передоза. Заявленные свойства – бодрость и спокойствие. Посмотрим… посмотрим…

Перелом произошел минуты через три. К тому моменту я уже почти отчаялся. Тело казалось бескостным студнем, мозг недоумевал, почему мятежный разум до сих пор не спит. Глаза давно закрыты и поднять веки не могу – налиты свинцом. И тут я почувствовал прилив бодрости. Сердце заколотилось быстрее, удалось приоткрыть глаза, спать все еще хотелось, но на первый план вышла странная веселость и желание чем-нибудь заняться. Сработало…

Рискнув, попытался расслабиться и заснуть – просто для теста. И у меня не вышло, несмотря на сохранившиеся отголоски сонливости. Получившее новую химическую пилюлю тело круто сменило курс и теперь решительно отказывалось от сна. И лежать оно не хотело. Я рвался встать, пройтись, возможно заняться уборкой. Можно и тренировку с гирей повторить – сил достаточно.

Но я и не двинулся. Укрытый с головой одеялом, продолжил лежать, глядя на освещенный центральный коридор сквозь оставленную щель. Это вполне нормально, когда узники спят, закрывшись с головой – яркий свет не затухает, а глазам требуется отдых.

Тикали секунды. Минута сменяла минуту. Я лежал уже полчаса, если не обманывал внутренний хронометр. Ничего не происходило.

Сейчас, когда сонливость отступила, в голову закралось сомнение – а может просто случился приступ паники? Сыграло свою роль перевозбуждение от сделанных открытий и ожидание побега. Вот и почудилось мне… принял обычную усталость за попытку меня усыпить. Бред… всего лишь паническая атака…

Я моргнул. И в эту долю секунды в коридоре появился человек.

Мне стоило огромного труда не вскочить с криком.

Продолжай лежать… просто продолжай лежать и наблюдай…

Неизвестный появился в хвосте креста. Шагах в пяти от кормильни. Постоял неподвижно, глядя на меня. Мы изучали друг друга. Он видел одеяло и мои торчащие ноги. Узник спит. Все хорошо. Все как всегда. Он видит дрыхнущего сидельца.

А что вижу я?

А я вижу странное. Настолько странное, что вновь усомнился в себе – на этот раз в трезвости рассудка.

В коридоре стоял водолаз.

На первый взгляд в точности такой, какими изображены водолазы начала двадцатого века. Мешковатый серо-зеленый костюм, широкий пояс с парой подсумков, медный большой шлем со стеклами, крупные ботинки. Это водолазный скафандр. Разве что не было шлангов. И перчатки удивительно маленькие, облегающие, неподходящие к костюму. На макушке шлема и на груди закреплены стеклянные линзы выключенных фонарей.

Тюремщик.

В коридоре моего креста стоял тюремщик.

Больше некому.

Вот один из тех, кто заключим меня сюда. Страх, злость, возбуждение, странная легкость в теле… мне стоило огромных трудов остаться неподвижным. Я сплю. Я обычный узник, заснувший после сытной еды. Вижу светлые сны о том, как освобожусь через сорок лет. Я сплю…

Тюремщик сделал шаг. Замер ненадолго. И пошел уже свободно, с каждым шагом становясь все ближе. В оконце шлема проявилось лицо. Обычное человеческое лицо. Крупные черты, большие надбровные дуги, глаза утопают в тени. «Водолаз» остановился у постели. Я размеренно глубоко дышал. В груди назревал ком – странное ощущение удушья, хотелось сломать размеренный дыхательный ритм и вдохнуть полной грудью. Так всегда бывает, когда человек вопреки автоматическим инстинктам пытается контролировать дыхание и замедляет тем. Но я держался. Продолжал спокойно дышать.

Чуть постояв, тюремщик, мягко ступая, двинулся дальше, пропав из виду. Я терпеливо ждал, считая про себя секунды. Если он не прибавил и не убавил шага, сейчас находится у первого рычага. Вот он у стола. Там дальше закрытая стальная дверь туалета. И в этом огромный плюс – если он ее откроет, я услышу. А следом, если очень повезет, услышу приглушенные шлемом восклицания удивления и злобную ругань, когда он обнаружит пробитый потолок.

Секунда… еще одна…

Он уже должен быть у двери. Но он мог задержаться у стола – там много мелочей, может что-то привлекло его внимание. Или он решил оставить туалет на потом и сначала осмотрит головную часть креста. Потом он вернется, сдвинет дверь туалета…

Почему так тихо? Почему ты так тихо ступаешь, мать твою?! Прояви себя, ублюдок! Кашляни! Скрипни скафандром! Выдай свое местоположение!

Шорох раздался совсем рядом. Вплотную ко мне. И еще никогда в жизни я не совершал столь сильного внутреннего усилия, чтобы остаться неподвижным.

Он стоит у изголовья! Навис надо мной. И неподвижно стоит! Какого черта?!

Шорох…

В поле зрения показались его ноги. Остановился. Звуков добавилось – что-то тихо звякнуло, так звенит ременная пряжка. Мозг тут же выдал картинку – ременные пряжки на двух подсумках подвешенных на ремне с большой металлической пряжкой. Звук был тихим. Звонким. Почти невесомым. Так звенит мелкая пряжка. Это подсумок…

Перед лицом возникли пальцы. Я поспешно прикрыл глаза, оставив крохотную щель. Стало светлее – он откинул прикрывающий мою голову край одеяла. Шорох. Легкое дуновение на лице. Ушла еще часть одеяла. Сейчас покажется молоток лежащий под боком…

Что-то холодное прижалось к тыльной части шеи, неприкрытой одеждой. А следом послышался преисполненный злорадством тихий голос:

- Тебе стоило проявить смирение.

Дернувшись, я плечом отбил непонятную штуку. Коротко и резко дернул рукой. Водолаз вскрикнул, захрипел. По-прежнему держась за рукоять вбитой в его горло отвертки, я с криком нанес удар подхваченным молотком. Ударил не по шлему, а в район ключицы. Удар вышел сильным, злым. Показалось, что я услышал мягкий влажный хруст. Тюремщик отшатнулся, отвертка вышла из дыры в скафандре под шлемом – первый удар я нанес в горло. А третий удар пришелся туда же, разве что угодил чуть ниже. И еще удар. Еще. Я уже лежу на распластавшемся тюремщике, нанося короткие тычковые удары в горло.

Стой…

Стой!

Оставив окровавленную отвертку в теле «водолоза», скатился с него, лег на спину. Тяжело дыша, подняв руки над собой, долго смотрел на окровавленные ладони. Капли крови медленно стекали к запястьям.

- Вот дерьмо! – выразил я обуревающие меня эмоции самым доступным способом – Подъем!

Отданная самом себе команда сработала. Вскочил легко, глянул на свою жертву пристальней. Крупный мужик. Скафандр скрадывает очертания тела. Оконце шлема забрызгано изнутри кровью. Сквозь красную пелену видно застывшее лицо, удивленные небольшие глазки слепо смотрят в никуда. Мертв.