Бен успевает выставить перед собой руки в плохой пародии на блок и проблеять что-то вроде «Только не по лицу!», а джеб уже врезается ему в лицо, отбрасывая светловолосого прямо на молчуна. Тот уходит от падающего тела, но не от подсекающего взмаха ногой. Грохается наземь, как мешок с картошкой, отбивая себе весь бок. И тут же получает пинок со всей дури по грудине. Вновь треск сломанных костей. Под болезненные крики мужчину крутит на месте, как волчок.

«Сзади».

Знаю.

Скользящее движение вправо. Молот гремит о землю. Алби успел оправиться.

С первого раза не понимаем? Хорошо.

Пинок в подколенную ямку. Этот медведь припадает на одно колено. Хук с оттяжкой в челюсть. Она щёлкает. Вывих. Глухой протяжный вопль. Взмах киянкой вслепую. Смещаясь влево, Фурия вновь вбивает кросс поверх чужой руки в залитое кровью лицо. Этого хватает.

Алби ведёт, и, нелепо взмахнув руками, он валится на спину. Девушка уже седлает его. Кулаки превращают его лицо в кровавое месиво.

Любим покуражиться, да?

Нос хрустит, сминаясь налево.

Чтобы беззащитная жертва кричала от страха?!

Зубы стучат о крепкую броню.

И обязательно толпой. Конечно!

Юшка булькает у него в горле и проступает на лопающихся губах.

Вы мусор. Просто человеческая накипь!

Кто-то кричит позади. Кричит на разные голоса.

«Остановись! Фурия, хватит! Хватит!» — отчаянные слова прямо в её голове.

В её сердце есть место только для ярости.

Она не слышит ничего.

Просто эхо. Просто бессмысленный шум.

Глаза девушки застилает алая пелена.

Вместо дёргающейся от ударов хари, измазанной в крови, она видит своего одноклассника Валеру. Тупого увальня, который дважды оставался на второй год. Он очень любил мучить тех, кто слабее его. А из-за разницы в возрасте и весе в эту категорию автоматически попадали почти все. Сверстники. Случайные дети. Животные.

Аврора хотела бы забыть тот раз, когда перед её лицом выскочила мобилка Валеры, с экрана которого орал какой-то кот. В кадре мелькнули и руки самого отморозка. Она почти успела закрыть глаза, но на её сетчатке всё равно отпечаталась боль невинного существа. И кровь.

Её реакция очень насмешила урода. Ради этого всё и затевалось.

Тогда Аврора ещё не занималась спортом. Её пощёчина застала живодёра врасплох, но не напугала. Он дважды приложил девушку головой о парту, прежде чем их разнял учитель.

Валера так и остался безнаказанным. Прямо как Алби.

Эта мысль порой жгла её изнутри по ночам.

Вместо изодранных дёсен и осколков зубов она видит Дмитрия Сергеевича. Маминого коллегу по работе. Сухонького мужичка средних лет в клетчатой рубашке и слишком больших очках. Всегда улыбающегося при встрече с ней, хотя его глаза никогда не излучали радости. Дважды девушка забегала к матери на работу, и оба раза он вызвал у Авроры ощущение тревоги. Недоверия.

Эти опасения подтвердились, когда Дмитрий Сергеевич подставил её мать, спихнув на неё свою вину за проваленный проект и крупные убытки компании. Маму уволили. Она так и не поняла, почему тот солгал. Ещё долго считала потом, что произошло какое-то недопонимание. Выгораживала его. Оправдывала его. Аргументы Авроры разбивались о бетонную стену маминого нежелания принять уродливую реальность.

Прямо как Пит, Дмитрий Сергеевич ушёл от ответственности.

Аврора долго ещё представляла, как находит его где-то в тёмном переулке и бьёт крысиным лицом о бетон, пока крики не сменятся булькающим хрипом.

Вместо смятой скулы и закатившихся белков она видит Лесю и Ладу. Однокурсниц-двойняшек из её института. Куклы-блондинки, которые всегда ходили парой. Одевались в одинаковом кричащем стиле. Любили напоказ достать телефон самой последней и дорогой модели. Громко вслух обсуждать чужую внешность и недостатки.

Они сразу невзлюбили Медину. Маленькую казашку из Павлодара. Та приехала учиться, не имея здесь ни родственников, ни большого достатка. Носила заурядную одежду зачастую не по размеру. Скромничала, а значит вела себя как жертва в глазах тех, кто прекрасно чует слабость. Она робела и замыкалась во время насмешек. Подколок. Пранков. Измазанный краской рюкзак. Порезанная ножницами юбка. Клей в волосах.

Аврора пыталась поставить двойняшек на место, но те лишь сильнее отыгрывались на Медине. Аврора пыталась поддержать её, а та всё сильнее замыкалась в себе. Она ушла со второго курса.

Лесю и Ладу не отчислили. Отделались лёгким испугом. Прямо как Бен и Джо.

Все эти люди, прямо как местные селяне, воплощали собой зло. Зло обыденное. Зло повседневное. Простое и бесхитростное, как удар кастетом по зубам.

Никаких хитроумных планов по завоеванию мира. Никаких пространных монологов. Никакой гипнотический харизмы. Никакого ужасающего облика.

Обычные люди, которые творили зло, потому что ненавидели всех, кто хоть на каплю отличался от них самих. Кто имел что-то ценное или привлекательное. Кто не мог оказать сопротивления. Иногда и вовсе без причины. Только потому, что… могли. Возможно зло отравляло их изнутри, требуя выплеснуть его наружу.

И этим они вызывали в Авроре ярость настолько искреннюю и горячую, на какую не были способны все демоны Бездны и монстры Виашерона.

Правая рука в очередной раз отлетает назад к плечу для замаха. Алби давно перестал издавать звуки.

Холод.

Пробирающий до костей холод.

Он охватывает её кулак, намертво сцепляя перчатку с наплечником. Толстый слой синего льда покрывает и броню, и всю её конечность.

Холод отрезвляет. Тушит пламя ненависти.

«Остановись! Довольно!» — истошно орёт Ансельм.

— СТОЙ! Фурия! Да какого хрена?! — надрывается Деймос.

Сковывающий её лёд трещит и начинает поддаваться.

— Дама, прошу! — с отчаянием в голосе вопит Мирабелла.

«Остановись!»

Почему?! Почему я должна остановиться?! — мысленно рычит орчанка. — Если бы меня здесь не было, они бы остановились?! Эти твари пришли сюда, чтобы убить всю семью! Женщину, беззащитных сыновей, раненого мужа! Убить не в пылу драки. Хладнокровно. Умышленно. Спланированно. Назови мне хоть одну причину, почему эта грязь заслуживает жизни!

«Не заслуживает», — соглашается паладин.

Тогда почему?!

«Я знаю тебя. Возможно, лучше чем ты знаешь себя. Ты остро чувствуешь несправедливость. Как когда-то чувствовал её я.»

Не заговаривай мне зубы.

«Потому что ты не палач, Фурия. И поэтому вердикт должен выносить суд. Не ты. Не я», — Ансельм говорит размеренным тоном, не спеша, вкладывая искренние эмоции в слова. «Если ты убьёшь их сейчас, в следующий раз тебе станет сделать это чуть легче. Капля точит камень. Ты не заметишь, как потеряешь себя. Как тебе будет требоваться всё меньше повода, чтобы отнять чью-то жизнь. Преступления непростительные уступят место обычным. Потом проступкам. Потом обидам реальным и мнимым. Я видел тех, кто шёл этим путём. Он ведёт во тьму».

Я перебила кучу чудовищ и демонов. В чём разница? Ты скажешь: «Они не были разумны!» Хорошо. Я убила агентов, что подослал ко мне Теспиан. Того дворфа на дуэли. Хобгоблинов, багбира и стражу, охранявшую монастырь. В чём чёртова разница?!

«Всё просто, Фурия. Ты сама назвала это различие. Они пришли сюда, чтобы убивать не в пылу драки. Хладнокровно, умышленно и спланированно. Это то, что собираешься сейчас сделать ты! В приведённых примерах, ты защищала себя или других. Существовала реальная угроза твоей или чужой жизни. Сейчас её нет. Враг повержен и не может сопротивляться. Добей его и частичка тебя исчезнет».

И что ты предлагаешь? Отпустить их на свободу, пожурив напоследок? Мол, а-та-та, будете хулиганить и я вернусь! Чтобы через месяц или два они прирезали какого-нибудь путника, чей цвет кожи им не понравился? Поглумились над прачкой? Выместили свой гнев на жёнах?