Подошли, посмотрели, кое-кто даже потрогал руками. Мне же было достаточно посмотреть на него в магическом диапазоне. Действительно, все метки на месте, следы попыток вскрытия отсутствуют.

— Всё нормально, Николай Ильич — высказал общее мнение самый пожилой из нас князь Засекин-Ставров, — вскройте же наконец этот злосчастный конверт и зачитайте волю покойного. Сил более нет терпеть эту неопределенность.

Душеприказчик Льва Григорьевича ловко сломал печати и извлек на свет сложенный пополам лист писчей бумаги стандартного формата, раскрыл его и торжественно с присущим моменту выражением зачитал:

— Я, Лев Григорьевич Засекин, находясь в здравом уме и твердой памяти, объявляю свою волю. Своим преемником на посту патриарха объявляю Ивана Игнатовича Засекина-Силаева… Дата, подпись, личная княжеская печать. Прошу убедиться, господа… Ах да, — Феклистов изобразил фальшивое смущение на физиономии, — тут еще приписочка имеется… Сейчас зачитаю: Прошу родственников не удивляться моему выбору, с этим засранцем всем вам хоть и будет нелегко, но скучать он вам не даст — это я вам гарантирую.

На какое-то время в помещении воцарилась гробовая тишина. Никто не хотел верить, что выживший из ума старик передал бразды правления родом в руки какого-то до недавнего времени никому неизвестного и не воспринимаемого всерьез старожилами рода неофита.

— Не может быть! — первым возопил Ставров. А вслед за ним и все прочие присутствующие князья начали выражать свое несогласие с решением покойного патриарха. В результате шум поднялся, впору уши затыкать.

Если все прочие князья были возмущены, я же просто растерялся. Ну дед, такую свинью подложить, если, конечно, это не банальный розыгрыш. Впрочем, на дворе не первое апреля, как-никак канун Рождества, да и место и время для подобных шуточек совсем не подходящее. Выходит, отныне я главный в роду князей Засекиных. Патриархом себя назвать, как-то язык не поворачивается. Ну какой из меня патриарх в двадцать два-то года. М-да, подкузьмил Лев Григорьевич, так подкузьмил, что слов нет! Мало мне своего хозяйства, теперь вдобавок та ещё обуза на мои плечи…

Впрочем, более или менее прокачать ситуацию у меня не получилось. Из состояния глубокой задумчивости меня вывел громкий голос подошедшего блондинистого щеголя, что все это время смотрел в мою сторону с нескрываемой звериной ненавистью, определенно, метил на это место и вне всяких сомнений, был в курсе, кого именно патриарх рода назначил своим преемником:

— Признавайся, щенок, каким колдовским зельем опоил Льва Григорьевича⁈ Не мог патриарх назначить на свое место желторотого юнца! А может, это ты его и убил⁈

После столь громогласных обвинений мне от Титова прилетела хлесткая пощечина, как раз той самой рукой, на которой был надет подозрительный перстенёк. В момент кратковременного контакта его ладони с моей щекой из артефакта выскочила тонкая игла через которую был впрыснут смертоносный яд. Настолько смертельный и быстродействующий, что стразу же после попадания отравы в кровь я должен грохнуться на пол и забиться в предсмертных конвульсиях, чтобы вскоре отправиться на очередное перерождение.

Ну это по задумке недоброжелателя, который, мне теперь уже точно известно, сам же и причастен к гибели прежнего патриарха. Однако, зная о свойствах перстня и о том, какой именно яд в нем находится, я позволил этому гаду нанести смертельную пощечину.

Зачем я это допустил? Дело в том, что оставлять с живых человека, консенсус с которым в принципе невозможен я не собираюсь. Иными словами, мне нужен законный повод, чтобы самому отправить на тот свет этого негодяя. А еще, прошу не забывать о том, что я все-таки целитель и нейтрализовать любой попавший в мой организм яд для меня как два пальца об асфальт.

Далее последовало неминуемое наказание моего несостоявшегося убийцы. Закатив глаза, будто вот-вот собираюсь грохнуться в обморок, я судорожно схватил его за руку. Обеспечив тактильный контакт с его тушкой, в мгновение ока откачал магию из его Средоточия и всех чародейских девайсов, что были при нем. После чего с ухмылкой посмотрел в растерянное лицо князя и буквально плюнул ему в лицо:

— А вот я и не умер. Отрава в твоем перстне, Вадим Андреевич, некачественная оказалась.

Нет, я его сразу не убил. Для начала с помощью специального заклинания увеличил вес его тестикул до сорока килограммов. Не зря же намедни побывал в одной интересной локации и подсмотрел у тамошних монстров несколько заклинаний, позволяющих ювелирно манипулировать гравитацией. Бух-плюх! Прорвав мошонку, яички потекли по ногам в виде полужидкой субстанции. Как же он орал! Заслушаться впору — это вам не какая-нибудь опера, это искренне, от души…

Однако я не какой-нибудь извращенный садист, чтобы долго мучить даже самого отъявленного негодяя. Убедившись в том, что Титов все осознал и хотя бы частично пожалел о содеянном, я остановил его сердце. Мы ведь целители еще те затейники, не только лечить могём, но и на многое другое способные.

После того, как мертвое тело князя рухнуло на пол, я обвел взглядом замершую в гробовом молчании толпу, так называемых родственников. И вполне спокойным голосом обратился к Засекину-Ставрову, как к продвинутому чародею с Даром постижения сути вещей, то есть магу, способному мгновенно оценить свойства любого зачарованного предмета:

— Аполлинарий Феофанович, у меня к вам настоятельная просьба. Посмотрите на перстень, что на безымянном пальце правой руки покойного Вадима Андреевича и поведайте присутствующим, что именно можно сделать с человеком с помощью этого артефакта.

— Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство, — смиренно проблеял испуганным голосом старик. Вот так бы сразу, и без возмущенных воплей проявил бы покорность. Впрочем, молодец, моментально просек ситуацию и тут же переобулся. Подчиняясь моему приказу, он приблизился к распластанному на мраморном полу мертвому телу. Нагнулся и, взяв правую руку покойника за запястье, около минуты изучал перстень. Затем с недоумением на морщинистой физиономии уставился на меня: — Иван Игнатович, собственным глазам не верю! — И уже более спокойным голосом пояснил причину своего удивления: — Из анализа данного артефакта следует, что впрыснутой в вашу кровь дозы яда должно было хватить, чтобы всех здесь присутствующих гарантированно отправить на тот свет не по одному разу и противоядия от той дряни, что заключена в перстне, не существует. Вы уверены, что Вадим Андреевич успел воспользоваться им по назначению?

На что я лишь махнул рукой и с беззаботным видом ответил:

— Успел, не сомневайтесь. Просто я был готов к чему-то подобному и смог заранее принять противоядие, которое, уверяю вас, всё-таки существует. — Без зазрения совести ввожу в заблуждение пожилого человека и даже уши не покраснели. — То есть вы подтверждаете, что внутри перстня сильный яд, а также то, что Титов этим ядом пытался меня отравить?

— Так точно, Ваше Сиятельство, подтверждаю.

— В таком случае, Владимир Петрович, — я перевел взгляд на стоящего в сторонке от основной группы Оболенского начальника службы безопасности рода, — приказываю немедленно сформировать оперативные боевые группы и чтобы через два-три часа все Титовы, включая женщин и грудных младенцев, были взяты под стражу и помещены в камеры здешней подземной тюрьмы.

— Слушаюсь, Ваше Высокопревосходительство! — отрапортовал Оболенский и четким строевым шагом направился на выход.

Наконец я обратил свой грозный лик к притихшим Засекиным.

— А вам, уважаемые родственники, настоятельно рекомендую засунуть ваше «компетентное» мнение куда-нибудь поглубже. Отныне волей покойного Льва Григорьевича я здесь главный и никому не будет позволено оспаривать принимаемые мной решения. Все свободны. Банкета по случаю перехода власти в мои руки не будет. Без этого дел по горло.

Эпилог

Через десять дней после описанных событий я бодро шагаю по Большой Купеческой, Одной из самых примечательных улиц столицы. По обеим сторонам проезжей части красивые здания, в основном старинной постройки. Несмотря на кажущуюся вычурность и помпезность, эти строения выгодно отличаются своей неповторимой индивидуальностью как от друг друга, так и от современных безликих башен из стали, стекла и бетона.