Выдержать такое не шутка, но Энни вполне понимала, в какое раздражение можно прийти, если твое вдохновение в очередной раз загублено тупым вопросом.

Разумеется, об этом она помалкивала. Незачем хвастаться, что ты гений, который с полуслова понимает доктора Киклайтера. Хотя, если подумать... Ведь так и есть. Иногда удается не отставать от него ни на шаг и даже временами обгонять...

— Лучше вернись в каюту, милашка.

Энни подпрыгнула. Голос раздался у самого уха, сердце чуть не выскочило из груди от неожиданности.

К этому она так и не привыкла — вынужденная интимность, вызванная шумом корабля, до сих пор сводила ее с ума. «Рекс мунди» сминал лед с невероятным грохотом, «как великан, жующий камни» — откуда эта цитата? Плюс неумолчный рев дизелей. И члены команды, и физики давно притерпелись к постоянному шуму — они достаточно много времени провели на ледоколах. Восемь океанологов привыкли переговариваться между собой какими-то знаками, а когда приходилось общаться с кем-то еще, они, не мучаясь формальностями, подходили и начинали кричать прямо в ухо.

Странное, неприятное чувство — мужской голос у самого уха, теплое дыхание у самой шеи. Энни к этому не привыкла. Даже когда видела, что к ней кто-то подходит, то инстинктивно пыталась отпрянуть, как от поцелуя. И тут же чувствовала себя идиоткой. И краснела, как сейчас.

Подошел Марк, старший из физиков. Он снова наклонился, и сейчас Энни только чуть вздрогнула.

— У тебя щека обморожена.

Марк на собственном лице показал, где именно. Энни покачала головой, но Марк сурово нахмурился, а когда она ткнула пальцем в Киклайтера, схватил ее за локоть и затолкал в укрытие.

В тепле от одежды шел пар.

— Ты ему что, сиделка? — Марк мотнул головой в сторону двери.

— Он ни за что не заметит, если обморозится. Я просто...

— Ты сама не заметила, как обморозилась. — Марк снял защитные очки и осмотрел ее щеку. — Поверхностное, на небольшом участке. Не волнуйся, я проверил профессора, у него все в порядке. Чем ты там занималась? Мне сказали, что ты больше часа проторчала на одном месте.

— Я высматривала воду.

— Успокойся. До нее доберемся за час, если не меньше. Энни недоверчиво на него посмотрела.

— Вода в прямой видимости.

— В прямой видимости, — повторила она, не зная, верить ли.

— Надо же быть такой подозрительной! Иди сама посмотри, — сказал Марк и потащил ее к иллюминатору. — Видишь небо над горизонтом? Видишь темное?

— Да, — кивнула Энни, — буря надвигается. Марк покачал головой:

— Нет, не буря. Это не облака. Я уже не раз повторял, здесь редко выпадают осадки. В Техасе и то больше. Арктика — настоящая пустыня.

Энни покосилась на горизонт через затемненное стекло иллюминатора.

— По-твоему, это не облака? А что же? Да ты посмотри на них!

— Это отражение. Арктический воздух состоит из нескольких температурных слоев, которые сильно искажают угол зрения, что часто позволяет заглянуть за горизонт.

— Ну да, — кивнула Энни. — А в особенно ясный денек можно увидеть будущее?

— Я не шучу. Когда над холодным слоем воздуха находится слой более теплого, то благодаря отражению света можно заглянуть за горизонт. Если ты на ледяной равнине, а за горизонтом вода, то она отражается в небе. Если кругом вода, то в небе отражается лед — это бывает гораздо полезнее. Прежде на кораблях обязательно дежурил впередсмотрящий, чтобы как можно раньше предупреждать об айсбергах. Это мираж. — Он махнул головой на иллюминатор. — Но вода видна настоящая. Через час будем в открытом море.

Ей не верилось до самого конца. Когда внезапно обрушилась тишина, Энни была у себя в каюте, переодевалась в сухое. Лед исчез как-то сразу, грохот прекратился, и корабль ринулся вперед, как сверло, которое наконец пробило толстую доску.

Энни с улыбкой легла на койку и закрыла глаза. Перед ее мысленным взором поплыла ясная картина: черный нос ледокола, рассекающий стылую воду, и белая пена, расходящаяся за кормой.

Впереди, почти рядом, Копервик. Вирус. Будущее. Ее будущее.

Архангельск, 24 марта 1998 года

— Он отплыл. — Не может быть! — воскликнул Фрэнк Дейли. — Это невозможно! — Ураган и не думал утихать, так что русский экспедитор наверняка ошибся. — Послушайте:

"РЕКС МУНДИ. БЕНТОНУ КИКЛАЙТЕРУ ЭКСПЕДИЦИЯ КОПЕРВИК НА СУДНО: РЕКС МУНДИ ЗАПРОС № 333-80

ЗДЕСЬ ТЕМНО И ВЕТРЕНО ЗАСТРЯЛ АРХАНГЕЛЬСКЕ ВСТРЕТИМСЯ ХАММЕРФЕСТЕ 28 ЧИСЛА

ФРЭНК ДЕЙЛИ

Прочитав, Дейли вдруг захотел добавить что-нибудь еще, какую-нибудь гадость о том, как нехорошо обманывать. Однако, несмотря на то что таить злобу Фрэнк привык хоть до следующей жизни, в работе он приучился понапрасну не ныть, по крайней мере тогда, когда никакой пользы от этого точно не будет.

Перечитав послание еще раз, он скривился и скомкал конверт. Во-первых, платить придется за каждое слово, причем достаточно много, лучше выбросить все, кроме глаголов и существительных. К тому же Киклайтер не из тех, кого легко разжалобить. «Темно и ветрено» он не оценит. Профессор — чопорный сукин сын с манией величия в особо запущенной форме. Как он там сказал?

«Говоря по правде, мистер Дейли, журналисты не производят на меня особого впечатления. У большинства из вас укороченный цикл внимания».

С этими словами Киклайтер прищелкнул языком, одним звуком давая понять, что не желает иметь дела ни с Дейли, ни с миром журналистики вообще. Дейли потребовалось огромное усилие воли, чтобы не вспылить. Совсем недавно он бы не удержался и непременно ответил, что его, в свою очередь, не слишком впечатляют вирусологи — да и члены у них, говорят, короткие. Вместо этого Фрэнк смущенно развел руками и выразил надежду, что у доктора еще появится шанс пересмотреть свое мнение.

Оглядевшись в поисках другого листа бумаги и ничего не найдя, Дейли распрямил мятый конверт и написал на обороте:

ЗАСТРЯЛ АРХАНГЕЛЬСКЕ

ЖДУ ХАММЕРФЕСТЕ

ДЕЙЛИ

Гораздо лучше. Четыре слова и подпись.

Не добавить ли в адрес имя Энни Адэр? Нет, не стоит. Пусть экспедиция и состоялась с ее подачи (как утверждают в Национальном институте здоровья), все равно она — ассистент Киклайтера. А такие, как он, во всем требуют соблюдения протокола, даже (или в особенности) когда дело касается их собственных протеже.

С конвертом в руке Фрэнк пристроился к нужной очереди. Стоявшая впереди толстозадая тетка благоухала дешевыми духами и ментоловыми сигаретами на полтора метра вокруг. Мокрые дощатые полы жалобно скрипели под тяжелой зимней обувью. До Фрэнка то и дело доносилась английская речь, но он так и не понял, откуда. Очередь двигалась рывками, на один-два шага после долгого душного ожидания. Впрочем, торопиться некуда, и в ближайшую пару дней положение вряд ли изменится.

Наконец отослав телекс, Дейли зашел в «Спутник» забронировать билет в Норвегию, до Хаммерфеста. День вылета он выбирал очень тщательно, благо в очереди больше нечем было заниматься. Прикинув, сколько продлится ураган и сколько уйдет на то, чтобы «Аэрофлот» выкопал из-под снега свои «Илы», Фрэнк решил повременить с перелетом еще три дня — так или иначе, в Хаммерфест он попадет раньше, чем «Рекс мунди».

Теперь осталось вернуться в «Ломоносовскую» и приступить к работе.

В номере, вытащив ноутбук из ранца, Дейли внезапно заколебался. Он припас и трансформатор, и переходник под русскую розетку, но, посмотрев на освещение в гостинице, вдруг испугался. Лампочка над головой с завидной регулярностью то притухала, то вспыхивала, как сверхновая. С таким питанием сожжешь не только процессор, но и винчестер. Уж лучше старые добрые батарейки. Если не снимать пуховик, можно работать, пока они не сядут или пальцы от холода не отвалятся.

Фрэнк разложил ноутбук на столе и, когда все загрузилось, открыл наброски интервью, которое взял в Шанхае неделю назад.

Лю Синьли, док. мед. н., док. филос. н., Пекинский унив. Глава инфекц. отд. Шанх. инст. аллерг. и инфекц. заболеваний. Автор: «„Испанка“ в Китае: исторический аспект» (эпидемиологич. журнал «Восток — Запад»). 1918: 10 милл. погибших (в одной Индии!!!). Перв. мир. война. Русская рев. «Дрейф» и «шифт». Эпидемия, пандемия. Скоро шифт есть подвижка — Н1. Следующий год? Л. С: «Наверняка никто не знает. Интересный вирус».