Вечером он набрал номер Энни, наверное, в десятый раз за неделю, и неожиданно дозвонился.

— Я нигде не могу вас найти!

— Я ездила к родителям. У меня на автоответчике полно сообщений. — Она говорила доброжелательно, даже с некоторым раскаянием.

— Вы собирались перезвонить? Наступила тишина.

— Понимаете... — ответила наконец девушка, — по-моему... Мне нечего сказать. Вот только... жаль, что так получилось. Но об этом нет смысла говорить.

— Нет, есть, — возразил Фрэнк. — Статья очень важная. Энни молчала так долго, что он не выдержал:

— Доктор Адэр?

— Да, слушаю.

— Я сказал, что статья очень важная.

— Слышу. Но не могу вам помочь.

— Вообще-то можете, только не хотите. Я все пытаюсь понять почему.

— Ну... — Тут она замолчала так надолго, что Дейли показалось, будто она положила трубку. — Мне надо идти.

— Но это невежливо!

— Что?! — Обвинение ее поразило. Фрэнк пожалел, что ни разу не испытал этот прием на Глисоне.

— Невежливо! Сами посудите! Я прошел огонь, воду и медные трубы. Потратил целое состояние. А вы даже разговаривать не желаете.

— Я не могу.

— Почему?

— Просто не могу.

— Из-за Глисона, да?

— Что? — удивилась Энни.

— Говорю, из-за Глисона? Нила Глисона?

— Мне надо идти.

— И все? «Мне надо идти» — это все, что вы можете мне сказать?

— Честное слово...

— Вас что, заставили... — он запнулся, пытаясь верно подобрать слова, — дать клятву молчания?

Снова молчание.

— Послушайте, доктор Адэр...

— Энни.

— Что?

— Меня все зовут просто Энни.

— Хорошо. Энни, мне казалось, что мы друг друга понимаем. То есть пока не началась вся эта... — Внезапно Фрэнк замолчал. На язык просилось не слишком куртуазное словечко, а перед Энни ругаться не хотелось. — Но сначала ты мне так помогала!

— Спасибо, — ответила Энни.

— Так, может, поужинаем?

— Что?

— Ну его, этот Шпицберген. Пойдем ужинать. Выбирай день и место. Только никакой канадской кухни.

— Неожиданно... — помолчав, ответила Энни. — Пожалуй, не стоит. В нынешних обстоятельствах это не самая лучшая идея.

В ее голосе мелькнуло такое искреннее сожаление, что Фрэнк решил рискнуть.

— При каких обстоятельствах? Не знаю никаких обстоятельств.

Энни рассмеялась:

— Но ты же хочешь меня расспросить, а я не могу ничего рассказать.

— Не можешь? Значит, ты все-таки что-то подписала! Энни сердито вздохнула:

— Мне надо идти. Все равно ничего не выйдет.

— Не бросай трубку! Дай мне еще один шанс!

— Поговори лучше с доктором Киклайтером.

— Надо же, как я не догадался! — воскликнул Фрэнк. — Ну конечно!.. Беда в том, что он отключил телефон.

— Мне очень жаль. Он человек занятой.

— Все мы такие. Ты тоже. И я! Даже Глисон занят!

— Да, знаю, извини... Мне и правда пора идти. Честное слово!

— Почему?

Она сделала глубокий вдох.

— Потому что у меня цыпленок в духовке, и он уже горит, кухня потихоньку наполняется дымом, и если я ничего не сделаю, скоро сработает пожарная сигнализация, и приедут пожарные, а за ними — полиция, и меня выгонят из квартиры, я стану бездомной побирушкой и замерзну насмерть — ты этого хочешь?!

Фрэнк задумался.

— Нет. Но через неделю я перезвоню, и мы с тобой обязательно поужинаем.

Лос-Анджелес, 11 апреля 1998 года

Сюзанна повесила сумку с подгузниками на локоть, взяла малыша на руки и сложила новую коляску. Наконец-то научилась: надо просто нажать ногой педальку — она сама схлопнется! Пожилая китаянка взяла коляску, чтобы Сюзанне было проще войти в автобус.

— Я поставила ее вот тут, — сказала китаянка, когда Сюзанна расплатилась. Коляска стояла в углу, рядом с водительским сиденьем.

— Огромное спасибо!

— У вас прелестный малыш.

— Вы тоже так думаете? — обрадовалась Сюзанна, наклонилась к малышу и поцеловала его в щечку. — Настоящая куколка, правда?

Попросив водителя сказать, когда будет бульвар Уилшир, Сюзанна села впереди, у прохода, поставила рядом с собой сумку, чтобы никто не сел, и слегка нажала малышу на носик-кнопку. Он от этого всегда начинал смеяться. Вот и сейчас заагукал, замахал ручками и улыбнулся — появились ямочки на пухлых щечках.

— Откуда взялся такой красавчик? — заворковала Сюзанна, легонько подбросив малыша в воздух. — Ну-ка скажи, откуда? А?

За окном скользили дома, Сюзанна провожала их взглядом, слегка покачивая Стивена, чтобы тот не шумел. С ума сойти, как много в Лос-Анджелесе асфальта! Какие крохотные домики! И что толку от этих пальм? Когда солнце висит прямо над головой, от них нет даже тени. Торчат у дороги, как фонарные столбы.

Плохо. В воображении пальмы всегда растут на пустынном песчаном пляже, прямо над водой, омываемые пенистыми волнами, которые гонит к берегу легкий бриз. Синими-синими волнами. И небо, небо обязательно безоблачное. А здесь пустыня, кругом один бетон и пальмы...

Уродские. Самые что ни на есть уродские пальмы. И пейзаж, кстати, тоже премерзкий, даже здесь, рядом с Беверли-Хиллз, где все должно быть безупречно. Все равно премерзкий. И это одна из самых красивых улиц, по которым ходят автобусы!

Сюзанна со Стивеном уже в четвертый раз ехали на новом автобусе.

Малыш сморщился и начал причмокивать, но Сюзанна и без того знала, что пора кормить — груди ощутимо набухли. Лучше сейчас покормить, иначе молоко может просочиться, а вечером одежду надо вернуть в магазин (все ярлычки, не сорванные, Сюзанна спрятала так, чтобы их не было видно).

За вещами они ходили в торговый центр «Пентагон», неподалеку от явки. Аделин всегда так говорила: «Наша явка», — и это про обыкновенную трехкомнатную квартиру — смех! Но как ни назови — все равно шикарное местечко! К тому же к ней прилагаются новая машина, банковский счет и самое шикарное — новые документы! Теперь Сюзанну зовут миссис Эллиот Амброс. Красиво, изящно. Куда изящнее, чем Сюзанна Демьянюк.

Квартира располагалась удобно — недалеко от аэропорта и торгового центра. Здесь переодевались и, вернувшись, опять переодевались. И сдавали одежду в магазин, почти совсем не ношенную.

Одежда — это очень важно. Ты — это то, что ты носишь. Так сказал Соланж. Если ты достаточно хорошо одета, то ты невидимка, -по крайней мере для копов и всяких там охранников. Если ты в правильной одежде, то проблем не бывает. Таков закон жизни.

И все равно она слишком дорого стоит — один только пиджак дороже билета на самолет. Нет смысла ее покупать, если можно одолжить.

Свою настоящую одежду Сюзанна покупала в комиссионных, как все. Так не надо потреблять ресурсы, и можно сэкономить на то, что нужнее, например, на хорошую центрифугу. Ведь даже хлопок, якобы такой экологичный, делать хлопок... все равно что нефть бурить!

Сюзанна внимательно осмотрелась.

Когда надо покормить ребенка, автобус — далеко не худшее место. Спинки кресел достаточно высокие, чтобы никто не видел, тем более что народу обычно немного.

Стивен сосал и сладко причмокивал. Через несколько минут Сюзанна переложила его на другую сторону.

За окном медленно ползла улица. Очень медленно. Машин было столько, что автобус то и дело останавливался, томительно выжидая, пока впереди кто-нибудь не сдвинется. Никто не гудел, наверное, привыкли. То-то здесь небо такое серое.

К тому времени, когда водитель объявил, что следующая остановка — бульвар Уилшир, Сюзанна успела застегнуться, а Стивен — срыгнуть. Сложив салфетку, которую она ему подставила, Сюзанна убрала ее в сумку, достала из небольшого подбитого ваткой кармашка — того, что для бутылочек — стеклянную лампочку, положила ее на пол и прижала ногой.

Как только она встала и направилась к выходу, водитель нажал на газ, чтобы объехать припаркованную машину, и лампочка покатилась по рядам.

Когда и где она разобьется?.. Может, так и будет кататься весь день. Или лопнет прямо сейчас, когда Сюзанна еще с автобуса не сошла. Тут не угадаешь.