Долго ждать не пришлось. Появился Глисон и жестом пригласил в свой кабинет. Он был без пиджака, с пистолетом в наплечной кобуре. Сев за стол, Глисон уставился на посетителей неподвижным взглядом по-детски голубых глаз. Фрэнк раньше никогда не видел его без солнечных очков.

— Ну, — нетерпеливо начал федерал, — вы хотели со мной поговорить? Говорите.

— Я знаю, почему вы были в Хаммерфесте, — начал Фрэнк и вытащил из картонки фотографии.

— Так, наглядные пособия. Очень мило, но на это у меня нет времени. Давайте ограничимся просто разговором.

А Фрэнк-то чуть не забыл, какая Глисон язва.

— Я хотел объяснить, что доктор Адэр ничего мне не рассказывала, — сказал он. — Я узнал о телах из других источников.

Глисон кивнул и нетерпеливо забарабанил по столу. Фрэнк скороговоркой изложил все, что успел выяснить, заканчивая тем, что лошадь на церкви в Копервике — это символ «Храма Света».

— Восхитительно! — издевательски зааплодировал Глисон. Энни и Фрэнк недоумевающе на него посмотрели.

— В таком случае у вас не слишком восхищенный тон, — огрызнулся Фрэнк.

— Видите ли, я плохо понимаю, почему вы вообще решили обратиться в бюро. Вам необходимо понять одну простую вещь. Норвежские захоронения вне нашей юрисдикции. Кроме того, мы не занимаемся религиозными организациями.

— Но вы же там были, — возразила Энни. — Вы...

— Нам с доктором Адэр известно, что ФБР занимается этим делом, и мы решили, что вы...

— Доктор Адэр, обсуждая этот вопрос, вы уже нарушаете подписанное вами соглашение, и я могу подать на вас в суд.

— Что?! — вспыхнула Энни. — Я ничего ему не сказала! И какая разница? Вы что, не понимаете? Зараженные вирусом тела...

— Вас это не касается, доктор Адэр, — повысил голос Глисон. — Мистер Дейли, оставьте это дело, иначе вы оба окажетесь в тюрьме.

— Забываешься, Нил. Я твое дерьмо не подписывал.

— Умникам вроде тебя ничего не надо подписывать. У нас есть закон о государственной измене.

Нет, не может быть, он блефует. В эту игру можно и вдвоем играть.

— О государственной измене? — приподнял бровь Фрэнк. — Видимо, сюжет куда интереснее, чем я думал. Я и не знал, что у нас война. Или вы оговорились? В таком случае не обратиться ли нам к Первой поправке?

Глисон поднялся.

— Спасибо за помощь, до свидания.

— Минутку! — воскликнула Энни. — Я не понимаю! Почему...

— Повторяю: до свидания.

Энни встала, ее лицо все еще пылало. Фрэнк убрал фотографии в картонку, закрыл кейс, взял Энни под руку, и они вышли.

До самой улицы они молчали. Наконец Энни не выдержала:

— Неужели так можно?! Как это понимать?

— Так и понимать, — ответил Фрэнк. Над головой неслись серые облака, река отражала их почти ртутным блеском. — Он занимается этим делом и не желает, чтобы мы вмешивались.

— Тогда это хорошо, да?

— Меня не слишком обнадеживает, — развел руками Фрэнк.

— Почему? Это же ФБР! Это их работа!

— Ричард Джуэлл вряд ли с этим бы согласился.

— Кто это? — нахмурилась Энни.

— Охранник из Атланты. Помнишь Олимпийские игры?

— Да, конечно, но...

— Они так хотели всех успокоить, что чуть не сломали ему жизнь.

— Но...

— Думаешь, они бы нашли «Унабомбера»[15], если бы брат его не выдал?

На тротуар упала крупная капля. Вторая. Третья.

— Я думала, что мистер Глисон хотя бы должен знать, что мы выяснили.

— Умоляю, не называй его мистером.

— Как же мне его называть?

Фрэнк склонил голову набок, подумал и покачал головой:

— У меня про это лучше не спрашивать.

— Понимаю, — улыбнулась Энни.

Глава 24

Пойти к Стерну придумала Энни. Он был выпускником факультета теологии, писал докторскую про новые религии. Они несколько раз встречались («Ничего особенного, выпили кофе, сходили в кино»), но перестали общаться уже пару лет назад. На прошлой неделе Энни столкнулась с ним в кафе торгового центра на Коннектикут-авеню. Он все еще работал над диссертацией и время от времени публиковал «Отсчет Армагеддона» — газету про культы, промывание мозгов и грядущее тысячелетие. «Я специалист по ненормальным», — пошутил он. Энни тоже захотелось пошутить, но подошла ее очередь, и она не знала, что заказать, капуччино или латте с... А потом он ушел.

— Он наверняка много знает про «Храм Света», — заключила Энни. — Это его специальность.

Фрэнк кивнул.

Согласно телефонной книге, Стерн жил довольно далеко, на Резерв-роуд. Энни позвонила, и Стерн пригласил ее к себе.

— Можно я приду не одна? Мы с другом вместе работаем над темой...

Стерн не возражал. Он оказался радушным хозяином, угостил их чаем и охотно утолил любопытство Дейли насчет книг, которыми была набита его квартира. Книги большими и маленькими стопками громоздились на любой горизонтальной поверхности: на полу, столах, подоконниках, батареях — не было их только на полках.

Стерн оказался старше, чем ожидал Фрэнк, — лет тридцати. У него были водянистые голубые глаза и лысоватая голова, волосы на которой выглядели то ли слишком давно не стриженными, то ли недостаточно отросшими.

Фрэнк и Энни примостились с чаем на краешке ярко-зеленого потертого дивана.

— Бен умница, — сказала Энни. — У него потрясающая докторская.

— Да, потрясающая, — рассмеялся Стерн. — Уже шестьсот листов накатал, а конца-краю все не видно.

— Понимаю, — сочувственно кивнул Фрэнк. — Сижу над одной статьей уже несколько месяцев.

— Беда в том, что чем больше узнаешь, тем сложнее все оказывается. Парадокс Зенона, только не в математике, а в жизни.

— Энни сказала, что ты пишешь про культы.

— Вроде того. Культы, секты, ереси, новые религии — названия зависят от точки зрения.

— И про что диссертация?

— Про то, что, чем больше все меняется, тем меньше оно меняется.

— Понятно. Стерн улыбнулся:

— Сравнительный анализ таборитов и «Объединенного человечества».

— Никогда не слышал, — покачал головой Фрэнк. Стерн заерзал на месте, как будто его застукали с журналом про НЛО.

— Как яблоки с апельсинами — отличаются вроде сильно, а на самом деле очень похожи. Табориты — религиозное движение в Чехии пятнадцатого века. Они объявили войну институту церкви и проповедовали своего рода активный милленаризм.

— Что это значит? — спросила Энни.

— Табориты считали, что могут своими поступками приблизить тысячелетнее царство Божие.

— Как именно? — поинтересовался Фрэнк.

— Избавляя мир от греха. Для этой цели они пользовались всем, что под руку подвернется, включая мечи, ножи, копья, арбалеты и катапульты. Надо радоваться, что у них не было ядерной бомбы.

— Они что, убивали людей? — не поверила Энни. Брови Стерна насмешливо взмыли вверх, но он промолчал и затянулся сигаретой.

— Они карали грешников. Они были рукой Господа. Выполняли свой религиозный долг — убивали всех, кто не принадлежал к их течению. Потому что именно так опознают грешников — не таких, как ты, надо убить и очистить землю.

— Господи! — не сдержался Фрэнк.

— Вот именно.

Скорчив серьезное лицо, Стерн склонился над чемоданом, исполнявшим роль кофейного столика, схватил Энни за запястье и злобным шепотом, с нелепым, якобы чешским акцентом прошептал:

— Да будет проклят тот, кто не обнажит свой меч на врагов Христа! Нет жалости сатане! Нет прощения злу! Так сказал Ян Жижка!

— Ух ты. — Энни отдернула руку и потерла запястье.

— А те, вторые? — спросил Фрэнк. Стерн, казалось, не сразу понял вопрос.

— А, «Объединенное человечество»... Они другие.

— Ты же сказал, что они похожи.

— Ну да. Только между ними пятьсот лет истории плюс психологические различия. Средневековая Прага и Санта-Моника времен Великой депрессии все-таки разные вещи.

— По-моему, не должно быть никакого сходства, — заявил Дейли.

вернуться

15

Теодор Качински, с 1976 по 1995 г. с помощью взрывчатки уничтожал ведущих ученых США. В 1995 г. правительство согласилось на требование «Унабомбера» опубликовать статью-манифест о том, что власть во всем мире постепенно переходит к машинам. Манифест вызвал практически полную поддержку общественности. Брат Теодора, Дэвид, позвонил в ФБР и сообщил, что по стилю и изложенным в ней идеям статья напоминает его брата Теодора. Теодор Качински отбывает пожизненное заключение.