Тони сделал сочувственное лицо и достал фотографии трупа Адама Скотта. Он взял ручку, пододвинул к себе блокнот и взглянул на Кэрол.
– Кофе? – спросил он. – Я давно хотел предложить, но наш разговор слишком занимал меня.
Кэрол почувствовала себя участницей заговора. Ей тоже был очень интересен их разговор, хотя ее мучила совесть, напоминавшая, что многочисленные убийства не должны быть источником удовольствия, пусть даже интеллектуального. Разговор с Тони – это разговор с похожим на нее человеком, у которого нет своекорыстных целей, чья главная забота – найти путь к истине, а не прославиться. До сих пор в расследовании ей не хватало именно такого человека.
– Меня тоже, – призналась она. – Я, наверное, приближаюсь к той точке, когда кофе необходим. Хотите, я схожу?
– Господи, нет! – Тони рассмеялся. – Вы здесь вовсе не для этого. Подождите, я сейчас вернусь. Какой вам?
– Черный, без сахара. Предпочтительно лекарственную дозу.
Тони взял большой термос из шкафа с папками и исчез. Через пять минут он вернулся с двумя чашками дымящегося кофе и термосом, протянул одну чашку Кэрол и жестом указал на термос.
– Я наполнил его доверху. Подумал, что мы просидим здесь еще какое-то время. Так что пейте, когда захочется.
Кэрол с благодарностью сделала глоток.
– Позвольте предложить вам руку и сердце, – сказала она, пародируя романтический стиль.
Тони снова засмеялся, чтобы скрыть дурные предчувствия, комком шевельнувшиеся у него в желудке, – знакомая реакция даже на самый невинный флирт.
– Вы запоете по-другому через несколько дней – произнес он и вернулся к фотографиям.
– Жертва номер одни. Адам Скотт, – тихо сказал он делая пометку в блокноте. Он просмотрел фотографии, одну за другой, потом вернулся к началу. Первый снимок: городская площадь. Высокие дома в георгианском стиле с одной стороны, современное офисное здание– с другой, ряд магазинов, баров и ресторанов – с третьей. Посреди площади– городской сад с двумя аллеями, пересекающими его по диагонали. В центре находился затейливый фонтанчик с питьевой водой викторианской эпохи. Сад был окружен каменной стеной высотой в три фута. С двух сторон были посажены густые кусты. Место казалось убогим, штукатурка на домах местами облупилась. Тони представил себе самого себя: вот он стоит на углу, всматривается, нюхает раздражающий воздух города, смешанный с застоявшимся запахом алкоголя и дешевой еды, слушает музыку ночи. Шум моторов, стук высоких каблуков по мостовой, обрывки смеха и крики, принесенные ветром, болтовня скворцов, чей сон потревожен светом натриевых фонарей. Где ты стоял, Энди? Откуда смотрел на облюбованный кусок сада? Что ты видел? Что слышал? Что чувствовал? Почему именно здесь?
Вторая фотография изображала часть стены и кустов со стороны улицы. Фотограф, по мнению Тони, проявил достаточную смекалку и запечатлел маленькие железные прямоугольники наверху стены – все, что осталось от ограды, которая, вероятно, была снята во время войны и пошла на изготовление пушек и снарядов. У некоторых кустов были поломаны ветки и смяты листья. На третьем снимке Тони увидел тело мужчины, лежащего лицом в землю, его руки и ноги располагались под странными углами. Тони втянулся в работу, пытаясь поставить себя на место Хенди Энди. Как это ощущалось, Энди? Был ли ты горд? Испуган? Ликовал? Чувствовал сожаление оттого, что оставлял предмет своего желания? Как долго ты позволял себе впитывать это зрелище, эту странную сцену, сотворенную тобой? Спугнул ли тебя звук шагов? Или тебе было все равно?
Тони поднял глаза. Кэрол наблюдала за ним. К его удивлению, впервые ему не стало неловко от женского взгляда. Может, потому, что их отношения стояли на твердой профессиональной основе, но без прямого соперничества. Напряжение в нем слегка ослабло.
– Место, где нашли тело. Расскажите мне о нем.
– Кромптон-Гарденз. Это в самом центре Темпл-Филдз, где соприкасаются городок геев и район красных фонарей. По ночам он плохо освещен, в основном потому что уличные фонари разбивают жрицы и жрецы любви, нуждающиеся в темноте. Люди совокупляются в Кромптон-Гардензе в кустах и на садовых скамьях под деревьями, в дверях учреждений, в подвалах домов. Прокат, проституция и случайные знакомства. В этом квартале всю ночь крутится много людей, но они не из тех, кто станет рассказывать о чем-то необычном, даже если они что и заметили, – объясняла Кэрол, пока Тони делал заметки.
– Погода? – спросил он.
– Сухая ночь, хотя земля была очень влажная.
Тони вернулся к фотографиям. Тело было снято с разных точек. Потом, когда тело убрали, влажную землю тоже сняли. Следов видно не было, только обрывки черного пластика. Тони указал на них кончиком ручки.
– Мы знаем, что это такое?
– Мешки для мусора Брэдфилдского городского совета. Стандартная продукция, используются всюду, где не годятся контейнеры на колесах. Такие мешки были в употреблении последние два года. Нет ничего, что помогло бы установить, когда они там появились, – сказала Кэрол.
Тони поднял брови.
– Со вчерашнего вечера вы запомнили чертовски много деталей.
Кэрол усмехнулась.
– Очень соблазнительно изобразить из себя сверхженщину, но придется признаться, что я постаралась узнать все, что могла, о двух других расследованиях. Я была уверена, что все они связаны, хоть шеф и не согласен. Нужно отдать должное моим коллегам – у инспекторов, которые ведут два других расследования, не сволочной характер. Они не возражали против того, чтобы я половила рыбку в их водах. Разбираясь ночью, я просто освежила все в памяти.
– Вы не спали всю ночь?
– Как вы сказали, это приходит с опытом. Я буду в форме примерно до четырех часов. Потом меня как будто кувалдой стукнут, – призналась Кэрол.
– Сообщение принято и понято, – ответил Тони, возвращаясь к фотографиям.
Он перешел к серии снимков мертвого тела. Труп лежал на спине на белом столе в морге, впервые были четко видны отвратительные увечья. Тони медленно просмотрел всю серию снимков, время от времени возвращаясь к предыдущим. Закрыв глаза, он смог представить себе, как нетронутое тело Адама Скотта медленно разворачивается ранами и синяками, точно неведомый цветок. Он почти мог вообразить себе руки, умертвившие плоть. Через несколько секунд он открыл глаза и снова заговорил:
– Эти синяки на шее и груди – что сказал патолог?
– Метки. Вроде любовных укусов. Причудливая пародия на любовь!
– А эти места на шее и груди, там, где плоть была срезана? – отчужденно спросил Тони.
– Они были удалены после смерти. Может, ему нравится поедать их?
– Возможно, – с сомнением в голосе сказал Тони. – Вы не помните, были ли следы кровоподтеков на тканях?
– Кажется, были. – В голосе Кэрол слышалось удивление.
Тони кивнул.
– Я просмотрю доклад. Он умный малый, наш Хенди Энди. Мой первый вывод – это не сувениры и не каннибализм. Думаю, это следы укусов. Но Хенди Энди достаточно много знает о судебной стоматологии и понимает, что следов укусов, по которым можно опознать личность, будет достаточно, чтобы упрятать его за решетку. Поэтому, остыв, он убрал улики. Эти порезы на гениталиях – сделаны до или после смерти?
– После. Патанатом заметил, что они, похоже, сделаны неуверенной рукой.
Тони улыбнулся с удовлетворенным видом.
– А что он сказал об увечьях рук и ног? На снимках покойник напоминает тряпичную куклу.
Кэрол вздохнула.
– Он не хотел, чтобы его подталкивали к выводам. Все конечности вывихнуты, некоторые позвонки смещены. Он сказал… – Кэрол замолчала и повторила слова врача: – «Не нужно меня цитировать, но мне представляется, что такие увечья имели место после пытки на дыбе».
– На дыбе? Черт, мы действительно имеем дело с извращенным умом. Ладно. Следующий набор. Пол Джиббс. Это, наверное, ваш? – спросил Тони, откладывая фотографии Адама Скотта, вынимая содержимое второй папки и повторяя те же действия. – Где находится это место по отношению к первому?