Поселок и кишевшая в нем жизнь испугали птиц и заставили их отклониться от прямой линии своего полета в сторону гор, вдоль которых они неслись плотными массами, изумляя быстротой полета и своим невероятным количеством.

По склону горы, спускавшемуся к берегам Сосквеганны, пролегала большая дорога, по обеим сторонам которой были в самом начале сделаны широкие расчистки. На этих расчистках разместились стрелки и охота началась.

Среди охотников виднелась высокая, тощая фигура Кожаного Чулка, который расхаживал по полю с ружьем на плече, по-видимому, в качестве простого зрителя. Его собаки следовали за ним, обнюхивали раненых или убитых птиц, падавших с высоты, и, не прикасаясь к ним, жались к ногам своего хозяина, как будто разделяя его негодование по поводу этой варварской бойни, а не охоты.

Выстрелы раздавались все чаще один за другим, по мере того, как появлялись новые стаи голубей. Стрела, пущенная наудачу, находила свою жертву в стае, и так многочисленны были птицы, так низко они летели, что люди, взобравшиеся повыше по склону горы, убивали их длинными шестами.

Все это время Джонс, пренебрегавший такими жалкими и обычными средствами истребления, хлопотал с Бенджаменом, приготовляясь к более серьезной атаке. В числе реликвий старых военных экспедиций в западную часть Нью-Йорка в Темпльтоне оказался маленький фальконет, стрелявший однофунтовыми ядрами. Он был брошен отрядом во время экспедиции против индейцев, вероятно, вследствие затруднительности перевозки по почти непроходимой местности.

Эту маленькую пушку очистили от ржавчины, поставили на новый лафет и привели в исправное состояние… Фальконет был привезен на открытую поляну, которую шериф нашел наиболее подходящим местом для установки батареи, и мистер Помпа принялся заряжать ее. Несколько пригоршней утиной дроби были забиты в дуло, и дворецкий объявил, что орудие готово.

Вид этого орудия привлек толпу праздных зрителей, главным образом ребятишек, оглашавших воздух радостными криками. Орудие было установлено в нужном положении, и Ричард, взяв щипцами раскаленный уголь, уселся на пне, терпеливо поджидая стаи, достойной его внимания.

Количество птиц было так громадно, что ружейный огонь и крики ребятишек заставляли только небольшие стайки птиц отделяться от главной массы, которая продолжала нестись над долиной, как-будто все пернатое царство устремилось по этому пути. Никто не подбирал убитых птиц, которыми уже почти сплошь было покрыто поле.

Кожаный Чулок оставался негодующим, но молчаливым зрителем бойни. Однако, увидев фальконет, он не вытерпел.

— Вот что значит заселение страны, — сказал он. — Сорок лет я наблюдаю здесь пролет голубей, и пока не было ваших расчисток, никто их не трогал и не обижал. Я любил их компанию, потому что они никому не вредят. Это такие же безобидные существа, как полосатый уж. Но теперь мне становится тяжело на душе, когда я вижу их стаи, так как я знаю, что это вызовет пальбу всей деревенской оравы. Вон и мистер Оливер не лучше других: палит себе в стаю, точно в отряд мингов!

Среди охотников находился Билли Кэрби, вооруженный старым мушкетом. Он даже не смотрел на птиц, а непрерывно заряжал и стрелял вверх, так что голуби валились ему на голову. Он слышал слова Натти и взял на себя труд ответить:

— А! Старый Кожаный Чулок! — воскликнул он. — Что вы там расхныкались о голубях? Если бы вам приходилось, как мне, по два и по три раза пересевать пшеницу из-за того, что они сожрали все зерно, вы бы не стали жалеть этих чертей. Ура, ребята, действуй! Это лучше, чем стрелять в голову индейки, старина!

— Может быть, это лучше для вас, Билли Кэрби, — возразил с негодованием старый охотник, — и для всех, кто не умеет ни зарядить винтовки, ни прицелиться, как следует. Стыдно стрелять в такую стаю. Это делает только тот, кто не умеет убить отдельную птицу. Если человеку хочется голубятины, — что ж? Конечно, голубь, как и все прочие твари, предназначается для еды человека, но нехорошо убивать двадцать, чтобы съесть одного. Когда мне понадобится голубь, я иду в лес, выбираю любого по своему вкусу и убиваю его, не тронув перышка на остальных, хотя бы их целая сотня сидела на том же дереве. Вам этого не сделать, Билли Кэрби, и не пробуйте!

— Что вы толкуете, старый сморчок! Высохший пень! — крикнул Билли. — Вы загордились с тех пор, как убили индейку. Вот отдельный голубь, посмотрим, кто его уложит!

Действительно, один голубь, испуганный выстрелами, отбился от стаи и летел поперек долины к месту, где стояли спорившие, с быстротой молнии рассекая воздух. К несчастью для дровосека, он не рассчитал времени и дернул собачку в тот самый момент, когда голубь находился над его головой. Он промахнулся, и птица продолжала лететь с прежней быстротой.

Натти выждал момент, когда испуганная птица находилась на одной линии с его глазом над озером, быстро вскинул ружье и выстрелил. Голубь перевернулся в воздухе и упал в воду с перебитым крылом. Собаки Натти бросились за ним, и через минуту сука принесла еще живую птицу. Слух об этом удивительном искусстве быстро распространился по всему полю и собрал охотников вокруг Кожаного Чулка.

— Как, — сказал Эдвардс, — неужели вы попали в голубя пулей налету?

— Убивал же я гагар, которые ныряют быстрее молнии, — возразил охотник. — Гораздо лучше убить одну, какую вам нужно, не растрачивая пороха и свинца, чем палить так бессовестно в массу. Но я пришел за птицей, и вы знаете, мистер Оливер, зачем мне нужна мелкая дичь. Теперь я добыл голубя и пойду домой, потому что мне противно смотреть на это истребление.

— Ты правду говоришь, Кожаный Чулок, — воскликнул Мармадюк, — и я начинаю думать, что пора положить конец этому истреблению!

— Пользуйтесь, но не уничтожайте! Разве леса не для того созданы, чтобы давать приют зверям и птицам, и чтобы человек, который нуждается в их мясе, шкурах или перьях, мог находить их там? Но я пойду домой с моей добычей. Я не хочу дотрагиваться до этих бедных существ, которые валяются здесь на земле и смотрят на меня так, как будто им не хватает только языка, чтобы высказать свои мысли.

С этими словами Кожаный Чулок вскинул ружье на плечо и вместе со своими собаками пошел через расчистку, стараясь не наступить на раненую птицу. Вскоре он исчез в кустах на берегу озера.

Если упреки Натти произвели известное впечатление на судью, то для Ричарда они пропали даром. Он воспользовался сборищем охотников, чтобы подготовить общую атаку. Выстроив их в боевую линию по обеим сторонам своего фальконета, он рекомендовал им дождаться сигнала.

— Терпение, ребята! — говорил Бенджамен в качестве адъютанта. — Терпение, голубчики, а когда сквайр Джонс подаст сигнал стрелять, палите всем бортом! Смотрите же, цельтесь ниже, ребята, и вы пустите ко дну всю стаю.

— Целиться ниже! — крикнул Кэрби. — Слушайте этого болвана! Если мы будем целиться ниже, то попадем в пни, а не в голубей.

— Что вы понимаете, пентюх? — крикнул Бенджамен. — Что вы понимаете, тюлень? Разве я не прослужил пять лет на «Боадицее» и не слыхал, как капитан приказывал целиться ниже, чтобы пробить кузов корабля? Не стреляйте, ребята, дожидайтесь сигнала!

Более авторитетный голос Ричарда, потребовавший внимания, положил конец шуму и хохоту охотников.

Уже несколько миллионов голубей пролетели над Темпльтонской долиной, но такой чудовищной стаи, какая приближалась в настоящую минуту, еще не было. Она простиралась от горы до горы в виде сплошной сизой массы, и глаз тщетно искал ее окончания над южными холмами. Передние ряды этой живой колонны расположились почти прямой линией — так правилен и ровен был полет. Даже Мармадюк забыл о словах Кожаного Чулка при ее приближении и прицелился вместе с остальными.

— Пли! — крикнул шериф, поднося уголь к запалу пушки.

Так как половина заряда Бенджамена вылетела из отверстия запала, то ружейный залп предшествовал выстрелу орудия. Этот залп заставил переднюю часть стаи метнуться вверх, но в то же мгновение массы, следовавшие за нею, заняли ее место, и, когда клуб белого дыма вылетел из жерла фальконета, птицы находились как раз над орудием.