Чем больше он размышлял, тем вернее казалось ему предположение, что связь Эдвардса с Кожаным Чулком объясняется каким-нибудь денежным предприятием. Но Мармадюк слишком привык рассматривать всякое дело с разных сторон, чтобы не найти возражений. Рассуждая с самим собой, он произнес вслух:

— Это невозможно. Молодой человек не был бы таким бедняком, если бы нашел серебряную руду.

— Что же скорее, чем бедность, может побудить человека отыскивать руду? — воскликнул шериф.

— Кроме того, в характере Оливера есть благородство, которое не позволило бы ему действовать тайно.

— Без образования он не сумел бы плавить руду, — продолжал Ричард.

— Дочь говорила, что он истратил последний шиллинг, когда мы взяли его к себе.

— Он истратил деньги на покупку орудий. Стал ли бы он тратить последнюю монету на стрельбу в цель, если бы не знал, где найти еще денег?

— Неужели же я так долго оставался обманутым! Он бывал иногда резок со мной, но я объяснял это раной, которую причинил ему, и незнакомством с правилами приличия.

— Ты всю жизнь оставался обманутым, Дюк, а незнакомство с правилами приличия, о котором ты говоришь, простая маска.

— Если бы он хотел обмануть меня, он скрывал бы свои знания и выдавал бы себя за простого человека.

— Не может быть. Я бы не мог выдавать себя за дурака, если бы и хотел этого, как не могу летать по воздуху. Знаний не скроешь: это невозможно.

— Ричард, — сказал судья, поворачиваясь к кузену, — многое говорит против твоих заключений, но ты пробудил подозрения, которые необходимо проверить. Но куда же мы едем теперь?

— Джотэм, который в последнее время постоянно следил за ними в горах, по поручению моему и Гирама, сделал открытие, но не хочет объяснить, в чем дело, потому что связан, по его словам, клятвой. Во всяком случае, он знает, где находится руда, и сегодня начал копать. Я вовсе не желаю допустить, чтобы это проделывалось без твоего ведома, Дюк, потому что земля твоя. Теперь тебе известно, куда мы едем. Я называю это контрминой, ха, ха!

— Где же это место? — спросил судья полуиронически, полусерьезно.

— В двух шагах отсюда, а когда мы его осмотрим, я покажу тебе местечко, которое мы нашли неделю тому назад, и где наши охотники работали целых шесть месяцев.

Продолжая этот разговор, они свернули под деревья и вскоре достигли цели своего путешествия. Тут они действительно нашли Джотэма Ридделя, голова которого торчала из выкопанной им ямы.

Мармадюк принялся расспрашивать Джотэма, почему он считает, что руда находится здесь, но Джотэм упорно уклонялся от объяснений. Он утверждал только, что имеет полное основание так думать, и так настойчиво допытывался у судьи, какая часть доходов придется на его долю, что невозможно было сомневаться в его искренности. Проведя у раскопок около часа, осмотрев камни и поискав признаки руды, судья снова сел на лошадь и предоставил кузену вести его к тому месту, где производило свои раскопки таинственное трио.

Место, где рылся Джотэм, находилось на противоположном склоне горы, возвышавшейся над хижиной Кожаного Чулка, а то, где работали Натти и его товарищи, — на другом конце той же горы, по которой направились девушки.

— Мы можем, ничем не рискуя, приблизиться к этому месту, — сказал Ричард, когда они сошли с лошадей и привязали их к дереву; — перед отъездом я видел в зрительную трубу, что Джон и Кожаный Чулок ловят рыбу на озере, а Оливер шел туда с удочкой. Это, положим, делается только для отвода глаз, так что нам нужно торопиться. Не особенно приятно было бы, если бы они застали нас здесь.

— На моей-то земле! — резко сказал Мармадюк. — Если твои подозрения справедливы, то я тем более желаю знать, что заставляет их производить раскопки.

— Тише, — сказал Ричард, приложив палец к губам, и повел судью по крутому спуску к пещере, которая находилась на склоне горы и напоминала формой огромный камень.

Перед ней возвышалась груда земли, очевидно, вырытой из пещеры и частью еще свежей. Внешний вид пещеры заставил судью усомниться, не представляет ли пещера естественного образования, или, если и сделана человеческими руками, то в отдаленные времена. Но внутри оказались несомненные признаки недавней работы и свежие следы заступа на мягкой серой породе.

Ширина пещеры была футов двадцать, глубина — вдвое больше. Кровлю ее составляла плотная скала, залегшая над мягкой породой. Небольшая терраса перед входом в пещеру образовалась частью естественно, частью из насыпанной и притоптанной земли. Гора перед пещерой спускалась крутым обрывом, так что добираться до нее было нелегко и даже небезопасно. Работа, видимо, была еще не закончена, и, пошарив в кустах, шериф нашел орудия, служившие для рытья.

Решив, что судья достаточно подробно осмотрел место, он спросил торжественно:

— Судья Темпл, убедился ли ты?

— Вполне, но лишь в том, что здесь есть нечто таинственное и загадочное. Место для тайника выбрано очень удачно, но я не вижу никаких признаков руды.

— Не думаешь ли ты, что золото и серебро валяются, как голыши, на поверхности земли? Так что только не поленись нагнуться, да и подбирай доллары? Нет, нет, сокровище нужно отыскать, даже зная место, где оно скрывается. Но пусть они ведут мину, я подведу контрмину.

Судья осмотрел место и отметил в записной книжке признаки, по которым мог бы отыскать его в случае отсутствия Ричарда. Затем оба они вернулись к лошадям и отправились в обратный путь.

На большой дороге они расстались; шериф поехал назначить двадцать четыре присяжных на завтрашнее судебное заседание, а судья направился домой, размышляя обо всем, что видел и слышал в это утро.

Когда он выехал на место, где дорога спускалась к деревне, перед ним открылся тот же вид, который за десять минут перед тем так успокоительно подействовал на его дочь и ее подругу после страшной сцены с пантерой. Но он смотрел на него рассеянно и, бросив поводья, рассуждал сам с собой:

— Тут таится что-то более серьезное, чем я думал. Кажется, я повиновался скорее чувству, чем рассудку, приняв в свой дом неизвестного молодого человека, но мы здесь вообще не подозрительны. Я позову Кожаного Чулка и спрошу его прямо. Честный старик не скроет от меня истины.

В эту минуту судья увидел Елизавету и Луизу, которые спускались с горы впереди него. Он догнал их, слез с лошади и повел ее под уздцы по узкой тропинке. Выслушав с волнением рассказ дочери об опасности, которой она только что подвергалась, и об ее неожиданном спасении, он забыл обо всех на свете рудниках, владельческих правах и осмотрах. Натти предстал перед его воображением уже не в виде беззаконного бродяги скваттера, а в образе спасителя его дочери.

Ремаркабль Петтибон, забыв свои «обиды» ввиду удобств и выгод своего положения, все еще оставалась в доме судьи Темпля и была откомандирована проводить Луизу в жилище пастора.

Мармадюк и его дочь остались с глазу на глаз. Судья с волнением ходил взад и вперед по комнате, а его дочь полулежала на кушетке с разгоревшимися щеками и влажными глазами.

— Это была своевременная помощь! Да, это была своевременная помощь! — воскликнул судья. — Значит, ты не покинула свою подругу, моя благородная Бесс!

— Не знаю, можно ли назвать это мужеством, — отвечала Елизавета, — так как вряд ли бегство помогло бы мне, если бы даже у меня хватило силы бежать. Но, кажется, я не могла пошевельнуться.

— О чем же ты думала, милая? Каковы были твои мысли в эту страшную минуту?

— О звере! О звере! — воскликнула Елизавета, закрывая лицо руками. — О! Я ничего не видела, ни о чем не думала, кроме зверя. Я пыталась думать о других вещах, но ужас был слишком силен, опасность слишком велика.

— Ну, как я счастлив, что ты цела и невредима! Не будем разговаривать об этом тяжелом переживании. Я не думал, что пантеры еще водятся в этих лесах. Впрочем, они далеко заходят под влиянием голода, и…