– Мы чувствуем только одно дыхание – твое. – Серсея схватила горшок с каким-то зельем, стоявший возле нее на столе, и метнула старухе в голову. В жизни Магги завопила на каком-то чужом языке и стала осыпать их проклятиями, когда они выскочили вон. Во сне лицо стало сползать с нее, таять, словно серый туман, и от него остались только два прищуренных желтых глаза – зеницы самой смерти.

«Валонкар сомкнет руки на твоем горле», – вновь услышала королева голос колдуньи, и руки явились из туманов ее сновидения, сильные, хваткие. Над ними маячило лицо, с ухмылкой глядевшее на нее разномастными глазами. Нет, хотела закричать королева, но пальцы карлика уже впились в ее шею, пережав голос. Она билась и хрипела, но тщетно. Вскоре ей стал доступен лишь тот страшный сосущий звук, который издавал перед смертью Джофф, ее сын.

Серсея проснулась в темноте, задыхаясь, с обмотавшимся вокруг шеи одеялом. Она яростно сорвала его и села, тяжело дыша. Всего лишь сон. Ее старый сон и злосчастное одеяло.

Таэна опять ночевала у маленькой королевы, и рядом с Серсеей спала Доркас. Королева потрясла ее за плечо.

– Вставай и приведи ко мне Пицеля. Он, должно быть, у лорда Джайлса. Пусть сейчас же идет сюда. – Полусонная Доркас сползла с кровати и стала искать одежду, шлепая босыми ногами по тростнику.

Век спустя приплелся великий мейстер. Он моргал своими тяжелыми веками и отчаянно старался сдержать зевоту. Казалось, что мейстерская цепь на его тощей шее своей тяжестью тянет Пицеля к полу. Пицель на памяти Серсеи всегда был стар, но прежде он нес свою старость с достоинством – богато одетый, величественный, безупречно учтивый. Длиннейшая белая борода придавала ему вид мудреца. Но Тирион сбрил эту бороду, а взамен нее у Пицеля отросли какие-то жалкие волосенки, не скрывавшие отвисшей розовой кожи ниже подбородка. Не человек, а развалина. Бритва Беса и темный каземат выпили из него те скудные силы, которые в нем еще оставались.

– Сколько вам лет? – спросила Серсея.

– Восемьдесят четыре, ваше величество.

– Многовато.

Пицель провел языком по губам.

– Мне было сорок два, когда конклав выбрал меня. Каэт принял эту должность в восемьдесят, Эллендор – почти в девяносто. Тяготы служения сокрушили их, и оба не прожили и года после избрания. Следующим стал Мерион, всего шестидесяти шести лет, но он умер от простуды на пути в Королевскую Гавань. После этого король Эйегон попросил Цитадель прислать кого-нибудь помоложе. Он был первым королем, которому я служил.

А Томмен будет последним, добавила про себя Серсея.

– Мне нужно какое-нибудь снадобье, чтобы уснуть.

– Чаша вина перед сном могла бы...

– Вино я уже пила, безмозглый ты дуралей. Мне требуется что-нибудь посильнее. Чтобы ничего не приснилось.

– Ваше величество не желает видеть сны?

– А я тебе что говорю? Мало того что хрен у тебя не встает, так еще и уши не слышат? Можешь ты дать мне такое питье, или позвать Квиберна, чтобы он в очередной раз тебя выручил?

– Обращаться к этому... к Квиберну нет нужды. Вы получите ваше снадобье.

– Хорошо, ступай. Нет, погоди. Что говорит Цитадель о пророчествах? Возможно ли предсказать будущее?

Старик задумался. Морщинистая рука шарила по груди, словно отыскивая бороду, которой там больше не было.

– Возможно ли предсказать будущее? – медленно повторил он. – Такая возможность есть. В старинных книгах встречаются способы... однако вашему величеству следовало бы спросить, нужно ли прибегать к таким предсказаниям. На это я ответил бы «нет». Есть двери, которые лучше не открывать.

– Закрой за собой мою, когда выйдешь. – Наперед было ясно, что толкового ответа от него не дождешься.

Утром она завтракала с Томменом. Мальчик стал намного послушнее – наказание, которое он совершил над Пейтом, явно достигло цели. Они ели яичницу, поджаренный хлеб, ветчину и красные апельсины, только что доставленные из Дорна. Томмен играл с котятами, которые резвились у его ног, и это зрелище немного развеселило Серсею. С Томменом ничего не случится, пока его мать жива. Ради его безопасности она готова перебить половину лордов Вестероса и все простое сословие.

– Ступай с Джаселиной, – сказала она после завтрака сыну и послала за Квиберном.

– Что леди Фалиса, жива еще? – спросила она, не успел он войти.

– Да, хотя не совсем... в добром здравии.

– Понимаю. – Серсея поразмыслила. – Этот Брони... не хочется, чтобы враг находился так близко. Свое лордство он получил через Лоллис. Если мы вернем старшую сестру...

– Увы. Леди Фалиса, боюсь, не способна более управлять Стоквортом. Она даже ложку до рта донести не может. Рад доложить вам, что много узнал благодаря ей, но эти уроки не прошли даром. Надеюсь, я не превысил полномочий, данных мне вашим величеством?

– Нет. – Ее план запоздал, и не стоит больше думать об этом. Фалиса все равно не смогла бы жить без своего мужа. Как ни странно, она, похоже, любила этого олуха. – Теперь о другом: ночью мне приснился кошмарный сон.

– Нам всем они снятся время от времени.

– Это сон о колдунье, у которой я побывала ребенком.

– Лесная ведьма? Большей частью они безобидны. Смыслят немного в травах и в повивальном деле, в остальном же...

– Эта была не так проста. Половина Ланниспорта ходила к ней за чарами и зельями. Ее сына, богатого купца, мой дед сделал лордом, а отец этого лорда нашел ее на востоке, куда ездил по торговым делам. Говорили, что она приворожила его, но я думаю, что все чары помещались у нее между ног. Если верить тем же разговорам, она не всегда была безобразной. Не помню, как ее звали – какое-то иноземное имя. В просторечии она звалась Магги.

– Мейега?

– Вот, значит, как это произносится. Она высасывала каплю крови у вас из пальца и предсказывала судьбу.

– Кровная магия – самая темная из всех видов чародейства. Говорят также, что и самая мощная.

Серсее не хотелось этого слышать.

– Так вот эта Мейега мне кое-что напророчила. Тогда я посмеялась над ней, но... она также предсказала смерть одной девочке, которая мне прислуживала. Той было всего одиннадцать лет, и она просто цвела здоровьем. Однако вскоре она упала в колодец и утонула. – Мелара умоляла ее никому не рассказывать о том, что они слышали в шатре у Мейеги. Если не говорить, то все скоро забудется, как дурной сон, говорила она. Мудрые слова для их тогдашнего возраста.

– Вы до сих пор грустите о подруге вашего детства? Именно это тревожит ваше величество?

– О Меларе? Нет. Я ее едва помню. Но эта Мейега знала, сколько у меня будет детей, и о бастардах Роберта тоже знала – задолго до того, как он зачал самого первого. Ты будешь королевой, сказала она, но после придет другая... – Моложе и красивее... – Придет другая и отнимет все, что тебе дорого.

– И вы хотите этому помешать?

Еще бы. Больше всего на свете.

– А разве это возможно?

– Вполне возможно.

– Но как?

– Думаю, ваше величество знает как.

Да, она знала. Всегда знала – еще тогда, в том шатре. «Пусть только попробует – я велю моему брату убить ее».

Однако знать, что нужно сделать, – одно, а знать, как это сделать, – другое. На Джейме больше полагаться нельзя. Внезапная болезнь была бы лучше всего, но боги редко бывают столь милостивы. Что же тогда? Нож, подушка, чаша с ядом? Во всем этом есть свои трудности. Когда старик умирает во сне, все принимают это как должное, но если шестнадцатилетнюю девушку найдут утром мертвой, это вызовет нежелательные вопросы. Притом Маргери никогда не спит в одиночестве, и даже после смерти Лораса ее будут охранять денно и нощно.

Но у каждого лезвия две стороны, и вчерашний страж может завтра обернуться орудием ее гибели. Нужны лишь доказательства – столь бесспорные, что даже лорд-отец Маргери вынужден будет дать согласие на ее казнь. Это непросто, совсем непросто. Какой же любовник сознается, понимая, что это будет стоить головы и ему? Разве что...