По губам Серсеи пробежала улыбка.

– Честь Маргери как королевы должен защищать рыцарь Королевской Гвардии. Каждый ребенок в Вестеросе знает, как принц Эйемон вступился за свою сестру королеву Нейерис, обвиненную сиром Моргилом. Но сир Лорас при смерти, и роль принца Эйемона придется исполнить кому-нибудь из его собратьев. Вопрос в том, кто это будет. Сир Арис и сир Бейлон в Дорне, Джейме – в Риверране, сир Осмунд – брат человека, обвинившего Маргери. Остаются...

– Борос Блаунт и Меррин Трант, – рассмеялась Таэна.

– А сир Меррин последнее время прихварывает. Напомни, чтобы я сказала ему об этом, когда мы вернемся в замок.

– Непременно, моя дорогая. – Таэна поцеловала Серсее руку. – Молюсь, чтобы мне никогда и ничем не случилось тебя обидеть. В гневе ты просто ужасна.

– Любая мать сделала бы для своих детей то же самое. Когда же мы, кстати, увидим при дворе твоего мальчика? Его зовут Рассел, не так ли? Они с Томменом учились бы вместе.

– Он будет в восторге, я знаю... но лучше переждать, пока опасность не минует окончательно.

– Ждать придется недолго, – заверила подругу Серсея. – Напиши в Длинный Стол, чтобы Рассел укладывал в дорогу свой деревянный меч и самый лучший дублет. Новый друг, почти что ровесник, поможет Томмену забыть о его потере, когда головка Маргери скатится с плеч.

Они вышли из носилок у статуи Бейелора Благословенного. К удовлетворению королевы, кости и прочую дрянь от святого убрали. Сир Осфрид дал верные сведения: собравшаяся у септы толпа ни числом, ни буйством не могла сравниться со зловредными воробьями. Люди стояли кучками, мрачно глядя на двери Великой Септы, где выстроились послушники с посохами в руках. Стали нет, отметила про себя Серсея. Это либо мудрость, либо великая глупость.

Задержать ее никто не пытался. И народ, и послушники расступились при ее приближении. В Чертоге Лампад их встретили трое рыцарей в радужно-полосатых одеждах.

– Я пришла повидать мою невестку, – сказала им королева.

– Его святейшество ждет вас. Я сир Теодан Правоверный, в миру Теодан Веллс. Прошу пожаловать со мной, ваше величество.

Его воробейство опять стоял на коленях – на сей раз не у ведра с водой, а перед алтарем Отца. Увидев Серсею, он не стал прерывать молитвы, а заставил королеву подождать какое-то время, после чего встал и поклонился.

– Печальный день для встречи, ваше величество.

– Воистину так. Можем ли мы поговорить с Маргери и ее кузинами? – Она говорила с ним смиренно и мягко, полагая, что этим достигнет большего.

– Извольте, дочь моя, а затем приходите ко мне. Мы помолимся вместе.

Маленькую королеву заточили в одной из стройных башен Великой Септы. Всю обстановку ее камеры восемь на шесть футов составляли соломенный тюфяк, скамеечка для молитвы, миска с водой, Семиконечная Звезда и свечка для чтения оной. Единственное окошко было не шире бойницы.

Маргери предстала перед Серсеей дрожащая, в грубой рубахе послушницы, со спутанными локонами и грязными босыми ногами.

– Они отняли у меня всю одежду! – пожаловалась она, как только они остались наедине. – На мне было кружевное платье с вышивкой из речного жемчуга, а септы схватили меня и раздели догола! И кузин моих тоже. Мегга пихнула одну септу прямо на свечи, и на той загорелась ряса. Больше всех я боюсь за Эллу. Она так испугалась, что побелела как мел и не могла даже плакать.

– Бедное дитя. – Серсея за неимением стульев опустилась на тюфяк рядом с маленькой королевой. – Леди Таэна поговорит с ней, и она поймет, что мы о ней не забыли.

– Мне не разрешают даже увидеться с ними, – негодовала Маргери. – Нас всех держат поодиночке. До вас ко мне не входил никто, кроме септ. Одна наведывается ежечасно и спрашивает, не хочу ли я покаяться в прелюбодействе. Спать мне и то не дают – все время будят и требуют каких-то признаний. Прошлой ночью я призналась септе Юнелле, что хочу ей глаза выцарапать.

Жаль, что ты не сделала этого, подумала Серсея. Увечье, нанесенное бедной септе, наверняка убедило бы его воробейство в твоей виновности.

– Боюсь, что и ваших кузин допрашивают таким же образом.

– Будь прокляты эти святоши. Провалиться бы им в семь преисподних. Элла нежная и робкая девочка – разве можно с ней так обращаться? А Мегга... она хохочет как портовая шлюха, я знаю, но в душе все еще ребенок. Я люблю их, как сестер, а они любят меня. Если этот воробей думает, что заставит их меня оболгать...

– Боюсь, им тоже предъявлено обвинение. Всем троим.

– Моим кузинам?! – Маргери побледнела. – Да ведь Элла и Мегга совсем еще дети. Это... просто гнусность, ваше величество. Вы нас заберете отсюда, правда?

– Если бы я только могла, – полным скорби голосом сказала Серсея. – Вас охраняют новые рыцари его святейшества. Чтобы освободить вас, мне пришлось бы позвать золотых плащей и осквернить это святое место кровопролитием. – Она взяла руку Маргери в свои. – Но знайте, что я не бездельничала. Я собрала всех, кого сир Осни назвал как ваших любовников. Они скажут его святейшеству о вашей невинности и подтвердят это на суде.

– На суде? – Теперь в голосе Маргери звучал настоящий страх. – Разве нас будут судить?

– Как же иначе доказать, что вы невиновны? – Серсея ободряюще стиснула ее руку. – Но вы вправе решить, как будет проходить этот суд. Вы королева, и рыцари Королевской Гвардии дали обет защищать вас.

Маргери поняла ее сразу.

– Испытание поединком? Но Лорас ранен, иначе бы он...

– У него есть шестеро братьев.

Маргери, пристально глядя на свекровь, убрала руку.

– Вы шутите? Борос труслив, Меррин стар и медлителен, ваш брат – калека, еще двое уехали в Дорн, а Осмунд – Кеттлблэк. У Лораса не шесть братьев, а всего двое. Если дело дойдет до испытания поединком, я хочу в защитники Гарлана.

– Сир Гарлан не состоит в Королевской Гвардии. Когда речь заходит о чести королевы, закон и обычаи требуют, чтобы ее защищал один из семи присягнувших королю рыцарей. Боюсь, на другого верховный септон не согласится. – Уж я позабочусь об этом, добавила про себя Серсея.

Маргери помолчала. В ее прищуренных глазах затаилось подозрение.

– Стало быть, либо Блаунт, либо Трант. Этого вы и хотели, не так ли? Осни Кеттлблэк любого из них на куски изрубит.

Седьмое пекло. Серсея приняла обиженный вид.

– Вы неверно меня понимаете, дочь моя. Все, чего я хочу...

– ...это владеть своим сыном безраздельно. Вы возненавидели бы его жену, кем бы она ни была. Хвала богам, я не ваша дочь. Оставьте меня.

– Не будьте дурочкой. Я пришла, чтобы вам помочь.

– Помочь мне улечься в могилу. Прошу вас, уйдите. Или мне тюремщиков кликнуть, чтобы они уволокли тебя силой, интриганка, проклятая сука?

Серсея, подобрав юбки, с достоинством молвила:

– Я прощаю вам эти слова, понимая, как вы испуганы. – Здесь, как и при дворе, никогда нельзя знать, кто тебя слушает. – На вашем месте я бы тоже боялась. Пицель сознался, что снабжал вас лунным чаем, а ваш Лазурный Бард... на вашем месте, миледи, я бы молила Старицу о мудрости, а Матерь – о милосердии. Боюсь, вам скоро понадобится и то, и другое.

Вниз королеву провожали четыре сморщенные септы, одна дряхлее другой. Сойдя с башни, они начали спускаться еще ниже, в самое сердце холма Висеньи. Лестница привела их в глубокое подземелье, в длинный, освещенный факелами коридор.

Верховный септон ждал Серсею в маленькой семиугольной комнате с голыми каменными стенами, грубо сколоченным столом, тремя стульями и молитвенной скамейкой. Вырезанные на стенах лики Семерых показались Серсее безобразными, но в них чувствовалась и сила, а глаза из оникса, малахита и желтого лунного камня делали их живыми.

– Итак, вы поговорили с королевой, – сказал верховный септон.

– Да, – подтвердила она, подавив желание добавить: «Королева здесь я».

– Все люди грешны, даже короли с королевами. Я сам грешил и получал отпущение. Но без исповеди грехи не могут быть прощены, а королева не желает покаяться.