Лорд Редфорт и леди Уэйнвуд, самые пожилые из лордов Хартии, выбрали люльку, которую затем опустили еще раз за тучным лордом Бельмором. Остальные предпочли подняться самостоятельно. Алейна, встретив их в Палате Полумесяца, где жарко пылал огонь, приветствовала их от имени лорда Роберта. Здесь же гостям подали хлеб, сыр и горячее вино в серебряных чашах.
Петир заставил ее выучить здешние гербы, поэтому она узнавала всех, хотя никого не знала в лицо. Красный замок – это, естественно, Редфорт, коренастый, с аккуратной седой бородкой и добрыми глазами. Леди Анья, единственная женщина среди подписавших Хартию, одета в темно-зеленую мантию, где агатовыми бусинами вышито сломанное колесо Уэйнвудов. Шесть серебряных колоколов на пурпуре – это толстяк Бельмор. На его многочисленных подбородках растет морковно-рыжая борода. Саймонд Темплтон рядом с ним кажется особенно темным и угловатым. Нос крючком и льдисто-голубые глаза делают этого рыцаря похожим на красивую хищную птицу. На дублете у него девять звезд, обрамленных косым золотым крестом. Молодой лорд Хантер в горностаевом плаще привел Алейну в замешательство, пока она не разглядела застежку – пять серебряных стрел, расположенных веером. Этому «юноше», на ее взгляд, ближе к пятидесяти, чем к сорока. Отец его, правивший Длинным Луком чуть ли не шестьдесят лет, умер столь внезапно, что поговаривают, будто новый лорд ускорил его кончину. Щеки и нос Хантера красны словно яблоки – это указывает на приверженность к горячительным напиткам. Нужно будет наполнять его чашу, как только она опустеет.
У самого молодого из всех на груди три ворона с окровавленными сердцами в когтях. Каштановые волосы доходят до плеч, один непослушный локон упал на лоб. Сир Лин Корбрей. Алейна боязливо приметила его жесткий рот и недобрый взгляд.
Последними вошли Ройсы, лорд Нестор и Бронзовый Джон. Лорд Рунстона очень высок – ростом он не уступит Псу. Он уже сед и покрыт морщинами, но огромные ручищи по виду способны сломать иного юнца словно прутик. Суровое лицо этого старика живо напомнило Сансе его пребывание в Винтерфелле. Вот он, сидя за столом, тихо беседует с ее матерью. Вот возвращается с охоты с притороченным за седлом оленем, и его голос гремит среди каменных стен. Вот он, сражаясь на учебном дворе, валит наземь ее отца и поворачивается, чтобы сразить вдобавок и сира Родрика. Он узнает ее, непременно узнает. Может быть, ей стоило бы броситься к его ногам и просить покровительства? Но если он не поддерживал Робба, с какой стати он будет заступаться за Сансу? Война окончена, Винтерфелл пал.
– Лорд Ройс, – робко спросила она, – не выпьете ли чашу вина, чтобы согреться?
Свинцово-серые глаза Бронзового Джона, спрятанные под невиданно косматыми бровями, сощурились.
– Я тебя знаю, дитя?
У Алейны отнялся язык, но ее выручил лорд Нестор.
– Алейна – побочная дочь лорда-протектора.
– Мизинцев мизинчик потрудился на славу, – с ехидной улыбкой сказал Лин Корбрей. Бельмор засмеялся, и к щекам Алейны прихлынула кровь.
– Сколько тебе лет, дитя? – спросила леди Уэйнвуд.
– Ч-четырнадцать, миледи. – На миг она позабыла, сколько лет должно быть Алейне. – И я уже достигла расцвета.
– Цветочек, надо надеяться, еще не сорван, – пробормотал в большущие усы молодой лорд Хантер. – Но так и просит, чтобы его сорвали, – добавил Лин Корбей, как будто ее и не было здесь.
– Как видно, в Доме Сердец подобные речи считают учтивыми? – Анья Уэйнвуд начинала седеть, вокруг глаз пролегли морщинки, кожа на подбородке отвисла, но всякий сразу бы понял, что перед ним благородная дама. – Следите за своим языком, сир. Эта девушка, несмотря на свои юные годы, успела достаточно настрадаться.
– Мой язык вашей милости не касается, – ответил Корбрей. – Последите лучше за своим. Я не терплю выговоров, что могли бы подтвердить вам некоторые покойники.
– Проводи-ка нас к своему отцу, Алейна, – отвернувшись от него, сказала леди Уэйнвуд. – Чем скорей мы покончим с этим, тем лучше.
– Лорд-протектор ожидает вас в горнице. Прошу следовать за мной, милорды. – Крутая мраморная лестница вела из Палаты Полумесяца мимо житниц и нижних темниц замка. Лорды Хартии, проходя под тремя амбразурами, сделали вид, что не замечают их. Бельмор скоро начал пыхтеть, как кузнечный мех, а лицо Редфорта сделалось серым под стать волосам. Часовые наверху загодя подняли решетку. – Прошу сюда, милорды. – Алейна провела их по галерее, где висели великолепные гобелены. Сир Лотор Брюн открыл перед ними дверь горницы и сам вошел следом за остальными.
Петир сидел за столом с чашей вина в руке, просматривая какой-то новенький белый пергамент.
– Добро пожаловать, милорды, – сказал он, подняв глаза на вошедших, – и вы, миледи. Я знаю, как утомительно восхождение на гору. Прошу садиться. Алейна, милочка, еще вина нашим гостям.
– Да, батюшка. – Свечи, к ее радости, уже горели, распространяя аромат мускатного ореха и прочих дорогих пряностей. Пока она ходила за штофом, гости рассаживались – лишь Нестор Ройс помялся немного, прежде чем занять пустой стул рядом с Петиром, а Корбрей подошел к очагу погреть руки. Сердцевидный рубин в эфесе его меча при этом вспыхнул алым огнем. Заметив, как он улыбается сиру Лотору, Алейна решила, что для своих почтенных лет сир Лин очень красив, но улыбка у него нехорошая.
– Ваша Хартия, которую я только что перечел, превосходна, – начал Петир. – Видно, что ее составлял весьма одаренный мейстер. Жаль только, что вы и мне не предложили ее подписать.
Этого они явно не ожидали.
– Вас? – произнес Бельмор.
– Я владею пером не хуже кого другого, и никто не любит лорда Роберта больше, чем я. Что до мнимых друзей и дурных советчиков, их непременно надо искоренить. Сердцем и рукой я с вами, милорды. Укажите, где мне поставить свою подпись.
Алейна, разливая вино, слышала, как хмыкнул Лин Корбрей. Другие, видимо, растерялись, но затем Бронзовый Джон хрустнул пальцами и сказал:
– Мы пришли не за твоей подписью и не намерены зубоскалить с тобой, Мизинец.
– Жаль. Обожаю позубоскалить. – Петир отложил свиток в сторону. – Что ж, воля ваша. Позвольте тогда спросить напрямик: что вам нужно от меня, лорды и леди?
– От вас – ничего. – Саймонд Темплтон уперся в Петира холодными голубыми глазами. – Нам нужно, чтоб вас здесь не было.
– Не было? – с притворным удивлением повторил Петир. – Где же мне быть, как не здесь?
– Король сделал вас лордом Харренхолла, – заметил лорд Хантер. – Большего никто и желать не может.
– Речные земли нуждаются в лорде, – подхватил старый Хортон Редфорт. – Риверран осажден, Бракен и Блэквуд открыто воюют между собой, по обоим берегам Трезубца разгуливают шайки злодеев. Непогребенные тела лежат повсюду, куда ни глянь.
– В ваших устах это звучит весьма привлекательно, лорд Редфорт, – ответил Петир, – но здесь меня, к сожалению, держат неотложные дела. К тому же надо подумать о лорде Роберте. Неужели вы хотите, чтобы я тащил больного ребенка в этот страдающий от войны край?
– Его милость останется здесь, в Долине, – заявил Джон Ройс. – Я намерен взять мальчика к себе в Рунстон и вырастить из него рыцаря, которым Джон Аррен мог бы гордиться.
– Почему Рунстон? – осведомился Петир. – Отчего не Железная Дубрава, не Редфорт, не Длинный Лук?
– Все эти замки его милость тоже посетит в свое время, – заверил лорд Бельмор.
– В самом деле? – с заметным сомнением произнес Петир.
– Если вы пытаетесь настроить нас друг против друга, лорд Петир, то не трудитесь, – посоветовала леди Уэйнвуд. – Здесь мы говорим в один голос. Рунстон устраивает нас всех. Лорд Джон превосходно воспитал трех своих сыновей, и более подходящего опекуна для юного лорда нечего и желать. Его мейстер Хелливег много старше и опытнее вашего Колемона и сможет успешнее лечить лорда Роберта. Воинскому мастерству мальчика будет учить Сэм Стоун-Силач, отличнейший мастер оружия. Септон Люкос станет его духовным наставником. Кроме того, в Рунстоне будут другие мальчики его возраста – куда более подходящее общество, чем старухи и наемники, которыми он окружен здесь.