Каспар оглянулся через плечо. Никто за ним не следил. Тогда он побежал вниз по покрытым слизью ступенькам.

Поскользнулся, ободрал руку о шершавый камень. Гулкое эхо разнеслось по узкому лестничному проему, ведшему в запретный подземный мир. Каспар вздрогнул и стал спускаться помедленнее, потому что проходил мимо боковой двери, запасного входа в колодезную комнату, которым никто уже давно не пользовался. За мощной дверью звенели цепи и скрипели колеса: при их помощи из-под корней Желтых гор выкачивали насыщенную серой воду, которую потом очищали в раскаленных печах. Из щелей лился золотой свет, и тянуло жаром.

Каспар нерешительно стал красться дальше. Может, лучше вернуться и не рисковать вызвать неудовольствие трех высших жриц?..

Он подумал о том, как огорчена будет его поведением матушка и как разочаруется Брид, и хотел, уже было действительно вернуться. Но какое-то неясное ощущение заставило его идти дальше. В темноте что-то изменилось. Каспар нахмурился и потянул носом горячий воздух. Среди паров серы пахло еще чем-то, чего он раньше не замечал. Причем чем-то неприятным.

Пройдя мимо двери в колодезную, он взял обгоревший факел, который всегда оставлял на вделанной в стену скобе, и чиркнул огнивом. Пламя быстро разгорелось, и в его дрожащем свете Каспар пробежал несколько последних ступенек до входа в темницу. Внизу было сыро и пахло затхлостью – сюда давно никто не заходил.

Каспар снял с пояса связку ключей и шепотом выругался: они зазвенели. Он быстро отыскал нужный ключ, грубо сработанный, длиной примерно в ладонь. С чувством тайного стыда вставил его в скважину стальной двери. Замок заскрипел и щелкнул. Каспар навалился плечом на тяжелые створки с такой силой, что стало больно, и сумел слегка их приоткрыть. В щель как раз могла протиснуться его щуплая фигурка.

За три года, прошедших с ваалаканской осады, он стал не таким худым, и мальчишеские мускулы окрепли, хотя в росте он прибавил меньше, чем хотелось бы. На подбородке начала пробиваться рыжая щетинка, правда, слишком светлая, чтобы ее было видно. Но самые заметные изменения произошли в выражении лица и манерах. Несмотря на то, что возвращение матери придало ему чувство собственной значимости, которого он был лишен в детстве, многие говорили, что его характер сделался замкнутым и угрюмым.

Пламя зачадило, сжалось в красную точку, на миг моргнуло и погасло. Каспар опять выругался. Дрожащими пальцами он привел факел в порядок и попытался снова высечь искру.

В темнице воняло. Не потом, не гнилью – под этажами колодезной комнаты давно уже не держали заключенных, с тех самых пор, когда во время кеолотианских войн предок Каспара, барон Пеллинор, посадил сюда пойманных шпионов. И все же в сыром воздухе висел запах смерти.

Каспар опять ударил кремнем по огниву… Огонь не хотел заниматься. Волосы у Каспара на загривке зашевелились. Он повторил попытку.

В короткой вспышке света по сторонам метнулись тени. Подвесная клетка, в которой мог бы поместиться человек, стала почти неузнаваемой, потому что ее всю затянула густая паутина. Следующая искра выхватила из темноты тиски, предназначенные для того, чтобы ломать лодыжки. На пыльном полу змеиными кольцами свернулись ржавые цепи. Когда опять стало темно, запах сделался сильнее. Ноздри у Каспара раздувались. Он не мог понять, чем же это пахнет: не то гниющей соломой, как на конюшне, не то тухлой рыбой… Трут все не загорался.

Надо скорее зажечь свет, а то воображение сведет его с ума. Рассудком Каспар знал, что ничего тут нет, кроме старых железок, пары пауков, случайно забредшей крысы и, конечно, тяжелого дубового ларца, в котором лежит Друидское Яйцо. За последние три года он сотни раз приходил посмотреть на ларец. Пограничную крепость тем временем успели починить, гарнизон усилить. Казалось, что с тех пор, как ваалаканские орды были отброшены прочь, прошло не три года, а куда больше, а уж о том дне, когда они с Халем впервые повстречали Брид, и говорить нечего. Порой Каспар тосковал по невинным дням детства. Слишком многое с тех пор переменилось.

Но темница, палаты горя, не переменилась вовсе. И только сегодня Каспар почувствовал накатившую на него волну страха.

Наконец трут затлел, и Каспар прижал его к факелу. Пламя с треском пробудилось к жизни, заметалось, испустило черный дым, растаявший во мраке под потолком. Каспар сделал глубокий вдох.

Запах исчез. Темница вновь стала такой, как всегда, и страх сменился привычным восхищением Друидским Яйцом. В предчувствии Каспар облизнул губы, подошел к не представлявшей собой с виду ничего особенного дверце в дальнем углу, отпер и медленно, почти благоговейно открыл ее. Во рту у него пересохло.

За дверью была небольшая каморка, вырубленная в скале; там едва мог поместиться человек, да и то пригнувшись. У стены стоял старинный ларец, окованный сталью, дерево потемнело оттого, что его долго натирали льняным маслом. На крышке висел простой, но тяжелый замок.

Руки у Каспара так и чесались отпереть ларец, очень хотелось потрогать Яйцо. Его мать, Керидвэн, говорила, что это ужасный предмет, обладающей страшной силой, которую слишком просто использовать неправильно. Она говорила о Яйце зловещим тоном и называла его древним именем Некронд. Все три высших жрицы предупреждали Каспара, чтобы он никогда не касался Яйца, и вообще не разрешали ему сюда приходить; но он ощущал, что каким-то образом ответственен за Некронд, а лет ему было уже достаточно, чтобы мнение жриц его не слишком интересовало. Разумеется, надо было вести себя осторожно, но, даже ощущая беспокоящую силу Яйца, Каспар не боялся.

Некронд мог вызвать к жизни древних тварей из легенд об Иномирье и дать им тела. В его скорлупе томилось дыхание жизни, сущность Онда этих существ, изгнанных из мира Первым Друидом. Неугасающая ненависть к любому другому живому существу не позволяла тварям сосуществовать с людьми, потому чудотворец и заключил их жизненную силу в Яйцо. И теперь они не могут ходить по земле, они заперты в ином мире, в мире духов. Лишь тот, кто владеет Некрондом, способен вызвать их вновь. А Некрондом владеет Каспар. Так чего же ему бояться?

Каспар проверил замок на ларце и на всякий случай, чтобы знать, если кто-нибудь в его отсутствие будет тут что-нибудь делать, выдернул у себя волос и привязал так, чтобы крышку нельзя было поднять, не порвав его. Он уже собирался сесть рядом с ларцом, когда дверь за спиной глухо застонала. Пламя факела дернулось под порывом ветра. Каспар успокоил дыхание и сказал себе, что это просто токи холодного и теплого воздуха – ведь рядом колодезная с печами.

Настроение нарушилось, однако он все медлил уходить от Друидского Яйца. Надо бы было бежать скорее наверх, но Каспар стал вглядываться в вырезанные на дубовом ларце руны. Под руководством Брид он выучил уже много рунных заклятий, и хотя еще не помнил наизусть значения всех знаков, прочесть их мог без особого труда.

После того как была снята ваалаканская осада, леди Керидвэн отобрала Некронд у сына и заперла в ларце. Вместе с двумя другими высшими жрицами, Морригвэн и Брид, она начертала на его крышке руны, а потом с помощью отца Каспара спрятала в темнице. На то, что бы отыскать все три необходимых ключа, у Каспара ушло несколько месяцев, но в конце концов это удалось, и он сделал с ключей копии, прежде чем жрицы успели заметить пропажу. Позднее Каспар решил выкрасть и оригиналы. С каждым проходящим годом быть стражем Яйца казалось ему все труднее, и в конце концов он пришел к выводу, что даже собственной матери не может позволить иметь к нему доступ. Но снова найти ключи у него так и не получилось.

Каспар побаивался, что сидеть здесь опасно. Что, если отец, барон Бранвульф, узнает о его непослушании? Это ведь совсем другое дело!.. Каспар поднялся на ноги, запер каморку и пошел к выходу. По дороге он споткнулся о лежащую на полу цепь и, падая, толкнул «железную деву», которая пошатнулась и громко заскрипела. Каспар подхватил ее, чтобы не упала. Металл был шершавый и холодный. Потом он побежал к выходу, но у самой двери остановился, опасаясь, не смотрит ли за ним кто. Слышно ничего не было, однако Каспара не покидало какое-то неловкое чувство. Может быть, Морригвэн послала человека следить за ним? В последнее время она все время интересуется, что он делает. Пожалуй, лучше будет погасить факел, прежде чем открывать дверь – вдруг на лестнице все же кто-нибудь есть.