Юноша обернулся. Брид сжимал в объятиях гибкий человек с тонкими чертами лица, едва выше ее самой. Одежда его сияла алым, только на голове был зеленый остроконечный колпак, украшенный павлиньим пером, а на плечах блестящая черная накидка.

– Эльф, – сплюнул Халь. – Гнусный льстивый эльф. Отпусти ее!

– Нет, – покачал тот головой, – она моя. Она пришла ко мне по своей воле.

– Брид! – Сердце у Халя сжалось. – Как… как ты могла? – сбивчиво спросил он. Чувствовал, будто его обманули, предали. – Я пришел за тобой через грань миров.

– Он опутал меня заклинанием, – оправдываясь, ответила девушка. – Поймал в ловушку своей песни.

– Не суди ее так поспешно. Разве ты сам не попался точно так же в сети порабощающего заклятия? Вспомни о богатствах Кимбелин! – У его плеча встала одна из тринадцати, необычайно красивая женщина в белом платье и с ожерельем из ключей, похожих на семена ясеня, на шее.

– Это другое!

– В самом деле? Мы все видим. Мы все знаем. Законы миров над нами не властны, мы можем свободно переходить через грань. Временами вы нас видите, и тогда вам представляются, будто крохотные фигурки в каплях росы на цветочных лепестках, похожие на бабочек, это значит, что роса отражает происходящее за гранью. Мы все видим, и все знаем, и ты не можешь надеяться обмануть нас.

– Я не любил Кимбелин, – начал было возражать Халь, но тут желтая лента у него на шее шевельнулась под порывом ветра.

– Разумеется, не любил. Хотя некая часть тебя желала от нее того, чего не могла дать тебе Брид. Богатство, земли, положение в обществе?.. От Брид ты получал лишь любовь. Но ради денег или власти пересечь грань невозможно. Только ради любви. Это единственное, что проникает в душу.

Самый широкоплечий член Высокого Круга, сжимавший в руках Свирель, повернулся к похожему на эльфа существу.

– Отпусти ее, Талоркан. Ради нее этот смертный пересек грань. Их души не могут быть разлучены.

Халь с отвращением смотрел на пленителя Брид. Вдруг сердце у него похолодело: за спиной Талоркана тенью поднялась фигура. Вокруг нее скалили клыки черномордые волки, а сзади прижимался к земле, склонив голову, крылатый леквус.

– Держи ее, Талоркан, – приказал темный человек. – Она нужна мне, и я хочу видеть ее страдания. Она должна страдать! Я дам тебе силу куда больше, чем заключенная в Свирели Абалона, если только ты не отпустишь ее.

– Это невозможно, – прогремел лорд Дуйр. – У тебя нет выбора.

– Если так, Талоркан, убей ее! – Человек выступил из тени. Он был одет в волчью шкуру, лицо его скрывала маска из черепа волка. – Убей ее! Или ты потеряешь обещанную тебе власть. Возьми нож, и пусть она исчезнет навеки!

– Халь, помоги мне! – Брид забилась, пытаясь вырваться.

– Еще шаг, и я перережу ей горло, – произнес Талоркан. – Она отойдет к солнцу и станет сутью вселенной, утратив сознание. Ее душа сгорит.

Халь обернулся к тринадцати.

– Остановите его!

– Они не могут, – хрипло произнес человек в волчьей шкуре. – Они не могут его остановить. Их песня не властна над лесничими, и прежде, чем вынести суждение против него, им нужно заручиться поддержкой двенадцати его сородичей, что невозможно.

Старейшина с книгой выдернул из бороды буковый орешек и стал задумчиво его разглядывать.

– Мы не можем его остановить, но можем совершить обмен, – сказал он и посмотрел на Халя. – Иди все правильно, ты не оказался бы здесь, и, отправив тебя обратно, мы не нарушим закона. Но желаешь ли ты отдать свою душу вместо ее души? Закон дозволяет такую сделку.

– Нет! – крикнула Брид.

– Лучше я, чем ты, – тихо ответил Халь. – Ты нужна миру, а обо мне такого не скажешь. – На его лице дрогнула улыбка. – Так должно быть.

Он обернулся к Старейшинам Круга. Понял, хоть и неясно, что прощается со всем и всеми навсегда. И навсегда теряет Брид.

– Я согласен. По своей воле я остаюсь. Отправьте Деву домой.

– Нет, – ответил Талоркан. – Девушка нужна мне, и я её не отдам.

– Отдашь! – прогремел лорд Дуйр. – Любовь дает ему право принести себя в жертву за нее.

– Ха! Какая любовь? Они сами доказали, что не имеют такой любви, – возразил Талоркан с победным видом. Она поддалась моей песне, а он богатствам принцессы. Разве после этого можно считать, что между ними есть истинная любовь?

Вперед выступила дама из членов Высокого Круга, не говорившая прежде. Подняв ореховый посох, она провозгласила:

– Глупец! Это люди, их нужды и желания недоступны твоему бездушному воображению. Взгляни на них. Она почти еще девочка, а несет на своих плечах скорби всего мира. А он обладает честолюбием и великой отвагой, силой воли и разумом, но не занимает места, на котором нашел бы применение своим дарам, и едва ли займет, если женится на Деве. Истинная любовь не дает им бескрайней радости и покоя, она лишь не позволяет им жить друг без друга. В истинной любви нет ни чисто ты, ни праведности, а есть лишь объединение душ. Любовь не изменит того, что они люди.

– Но она нужна мне, – в гневе воскликнул Талоркан. Брид пыталась вырваться из его рук. Халь бросился на лесничего, однако человек в волчьей шкуре скользнул вперед, заступив ему путь, и стая волков следовала за ним, скаля зубы. Халь занес над ним меч. В этот миг луч солнца коснулся маски из волчьего черепа, и сквозь ее глазницы Халь увидел лицо. Глаз не было, лишь слепая плоть, сочащаяся чем-то блестящим. Похолодев, споткнувшись, Халь опустил оружие, ослабла рука.

Тут же к нему прыгнул один из волков: кривые клыки, ребристое нёбо, темно-красная глотка, яростный рык. Страха не было: ведь Халь держал в руках рунный меч. Острая сталь свистнула в воздухе, пропорола волку грудь, а другому врезалась в голову. Брид закричала.

Халь рубил налево и направо, тут проломил челюсть, здесь отсек лапу, и наконец оставшиеся в живых волки отступили. Между ним и похожим на эльфа существом, державшим Брид, никого не было.

– Я скорее убью ее, чем отдам, слышишь? – прошипел Талоркан. – Я видел, как миллионы миллионов душ проходили через наш мир, следуя навстречу единому сознанию, и ни одна из них не была так прекрасна, как эта. Она принадлежит мне!

Лесничий прижал нож к бьющейся жилке на горле Брид, и Халь не осмелился сделать следующий шаг. Такого оружия он никогда прежде не видел. Лезвие, сияющее лунным светом, крепилось к белой с бирюзой рукоятке, блестевшей в лучах солнца. Откуда, как не с неба, мог взяться подобный клинок?

Мертвая точка, тупик. Халь и лесничий смотрели друг другу в глаза, сражались взглядами, пока тела их пребывали в напряженной неподвижности. Очи Талоркана кружащиеся желтые ирисы, окаймленные черным.

Взглянешь в глаза человеку, видишь его душу, того, кем он является на самом деле. А смотреть в глаза лес ничему все равно, что взирать на солнце в его неизмеримом могуществе.

Талоркан отступил чуть назад и еще крепче прижал нож к коже Брид. Девушка побледнела, на губах ее застыли слова молитвы.

Халь стиснул рукоять меча. Это не может длиться вечно. Надо было атаковать.

Лесничий испустил пронзительную ноту, ударившую Халя в живот, будто широкий нож, каким снимают шкуры с убитых животных. По позвоночнику взметнулись к голове яркие искры, перед глазами поплыло. Звук делался громче, боль заливала все тело. Халь постарался сосредоточиться, и думать лишь о руках руки дрожали. Меч, не выронить меч. Это единственная надежда.

– Великая Мать, – прошептал он, но почувствовал, что отделен от нее какой-то преградой. Не было привычного ощущения бьющей из почвы струею силы, что дарует смелость и неуязвимость. Земля здесь не знала тепла, не знала любви. Ведь это Иномирье, а не край Великой Матери. Здесь прикосновение к ее мечу не вселяло отвагу.

Халь крепко сжал рукоять. Голос Талоркана стал выше и настойчивее. Боль превратилась в тысячи ос, жалящих пальцы. Халь задохнулся. Что противопоставить ей? Он вспомнил о храбрых героях, в пору кеолотианской войны переносивших ужасные пытки: их руки погружали в кипящее масло, а кости ломали одну за другой. Прежде он не понимал, как им удавалось терпеть, а теперь понял, потому что главное спасти Брид. Надо сосредоточиться. Меч. Думай только о мече. Холодная сталь, острое лезвие, которое ты каждый вечер с такой любовью гладишь оселком, снимая малейшие заусеницы. Руны. Руны надежды, руны победы, руны смелости.