Он снова взглянул на меня.

– Если вы думаете, что Матильда освободит Стефана в обмен на меня, вы горько ошибаетесь, – его рот скривился от досады.

Неужели это правда? Если да, у меня нет причин держать короля Дэвида. Мне не нужно ни богатого поместья, ни сундуков золота. Бруно и Улль – вот все мои желания, а без Бруно мне не нужен и Улль. И если императрица не обменяет Стефана на Дэвида, почему бы сэру Джеральду не получить собственное поместье? Но я не была настолько глупой, чтобы доверять словам человека, пытающегося купить себе свободу.

– Об этом еще будет время поговорить, – ответила я. – Ну а сейчас входите и отдыхайте.

– Он молча последовал за мной в дом старосты и плюхнулся на табурет. Я наполнила кубок вином пленного барона и предложила ему, сказав, когда он взял кубок:

– Я принесу вам воды помыться, еды и почищу одежду.

Сэр Джеральд, стоя в дверях, следил за происходящим, но я потянула его за собой и закрыла дверь, а потом, не дав ему возразить, сказала:

– Оставьте его одного, пусть придет в себя, но поставьте вокруг дома стражу из йоркширцев – они Дэвида не любят, а наших легко подкупить, – и пошлите гонца найти Хью.

– Будь осторожна, Мелли, – предупредил меня сэр Джеральд. – Не приближайся к этому человеку. Если он тебя схватит, у него появится сильный козырь в торге.

Я кивнула.

– Не буду заходить к нему до прихода Хью. Мервин сможет его обслужить.

Когда приехал Хью, он выглядел не счастливее меня, и я рассказала ему, кто сидит в доме.

– Боже мой, – вздохнул он. – Я почти жалею, что сэр Джеральд не принял это предложение и не поехал на север.

– Он говорит, Матильда не отдаст за него Стефана.

Это правда?

– Весьма вероятно, отвечал Хью, – но Стефан находится у графа Глостерского, а граф – благородный человек. Хотел бы я знать, насколько Глостерский чувствует себя обязанным обменять Дэвида. Дэвид – король, но важность его персоны в этой борьбе в Англии несопоставима с важностью Стефана. И все-таки есть шанс.

– А может мы лучше отпустим его? – это был скорее вопрос, чем предложение. По сравнению с желанием» освободить Бруно мой страх воспользоваться в качестве предмета торга тем, кто для моего отца был любимым господином, ничего не значил, но я неожиданно поняла, что была и другая проблема: – Хью, не опасно ли для тебя отдать его королеве? Ведь Джернейв так близко от границы с Шотландией и вражда с шотландским королем может иметь серьезные последствия.

Хью немного помолчал, а потом сказал:

– Мы не можем его отпустить, Мелюзина. Королева должна будет преследовать и попытаться захватить императрицу или заставить ее уступить, сдаться, и король Дэвид – не единственный пленный, которого стоило бы взять. Для этого Мод потребуется золото, много-много золота. Она выкачивала золото из Булони многие месяцы, но продолжаться так больше не может, – из Англии много не выкачаешь, пока Стефан в плену. Даже если Дэвида не удастся обменять на короля Стефана, она может получить за него огромный выкуп.

– Но это будет опасно для тебя, Хью.

– Не нужно, чтобы он видел меня или знал, что я имею к этому отношение. Думаю, для меня лучше всего найти Вильяма Ипрского и сообщить, кого мы взяли в плен. Потом Ипрский возьмет Дэвида, тебя и сэра Джеральда, который за это пленение заслуживает доверия и награды, под свою опеку, чтобы переправить королеве. Сдачей своего пленного я окажу Вильяму Ипрскому серьезную услугу. Королева его осчастливит, но и ты, и сэр Джеральд также получите свою долю ее благодарности, поэтому все мы от этого выиграем.

– Кроме бедного короля Дэвида, – тихо сказала я. Хью успокаивающе обнял меня, но решения своего не изменил. Он подозвал сэра Джеральда, попросил составить конный отряд и сопровождать его. Я зашла под навес на заднем дворе дома поискать провиант. Самое меньшее, что можно было сделать для бедного короля, – это проследить, чтобы он получал добрую еду, пока до него не доберется Вильям Ипрский. Я не думала, что с Дэвидом начнут обращаться дурно, однако написанное на лице Ипрского злорадство в гораздо большей степени, нежели сочувственное выражение на моем лице, могло испортить королю аппетит. Когда мы с Мервином и Эдной, неся разнообразные блюда из нарезанного тонкими ломтями холодного мяса, вошли в дом, король Дэвид уже был умыт и наряжен в лучшие одежды барона. К нему вернулось самообладание, и нам удалось найти для беседы темы, не касающиеся войны. Позднее я нашла доску и фигуры, и мы начали партию в шахматы, однако закончить не успели: дверь распахнулась, вошел Хью, а за ним сэр Джеральд, и от их улыбок в освещаемой свечами комнате стало светлее. « – Сир, – низко поклонившись, произнес Хью, – Вы свободны! Вильям Ипрский взял в плен Роберта Глостерского, и императрице, чтобы вернуть брата, волей-неволей придется освободить короля Стефана. Ведь в отсутствие Роберта Глостерского ни один барон в Англии не будет ей служить.

Среди сказок, которые Отец Ансельм нередко рассказывал Одрис в детстве – и к которым, признаться, и я жадно прислушивался, пытаясь скрыть удовольствие за насмешками, – были заканчивающиеся словами «и они счастливо прожили до самой смерти». Не могу сказать, что это в полной мере относится и ко мне, – благодарение Всевышнему, мы еще не дожили до конца дней своих, и было бы неразумно заранее подводить итоги. Тем не менее я сильно надеюсь на «и они счастливо дожили до глубокой старости», хотя в момент, когда короля и меня обнаружили у внешних ворот, я не рассчитывал прожить более нескольких последующих минут.

Я дважды почувствовал обжигающую боль от ударов ножом и ощутил на себе чьи-то руки, но продолжал цепляться за короля, пока удар в голову не взорвался яркой вспышкой перед глазами, после чего все погрузилось в темноту и безмолвие. Должно быть, я был на волосок от смерти, ибо с того дня в середине мая, когда был сражен этими ударами, до сентября в моей памяти почти ничего не сохранилось, лишь воспоминание о боли и мучившей меня жажде. Я потерял всякое представление о времени и пребывал в таком состоянии до того дня, когда, очнувшись, почувствовал, как нечто тяжелое вцепилось мне в лодыжку, не давая шевельнуть ногой. Помню, я сердито сказал:

– Мелюзина, нога уже давно зажила. Пора снять бинты.

Открыв глаза, я увидел склонившегося надо мной сэра Грольера.

– Вы ранили меня, – прошептал я, вспомнив, кто держал нож.

Никогда прежде ни в чьем лице не доводилось мне видеть столько ненависти. Тем не менее, когда я, опершись на локоть, попытался сесть и из-за охватившей меня слабости не смог, он очень осторожно приподнял меня и даже подложил что-то под спину для удобства. Проделывая это, он закрывал собою почти все помещение. Когда же он отодвинулся, я обнаружил, что в камере, кроме нас двоих, никого нет.

– Где король?! – закричал я неожиданно громко. Казалось, охвативший меня ужас придал силы голосу.

– Проклятье, лежи тихо, – заворчал он. – Он в соседней камере, цел и невредим. Закрой рот, иначе из-за твоих воплей я опять буду бит.

Неимоверно пораженный этим замечанием, я замолчал. Должно быть, я вновь погрузился в беспамятство, однако продолжалось это недолго. Очнувшись, я обнаружил, что Грольер кормит меня. Зачерпывая полную ложку из блюда с тушеным мясом столь свирепо, словно намереваясь выбить мне зубы, он подносил ее к губам с величайшей осторожностью, поневоле вынуждавшей меня открыть рот.

– Если вы разобьете мне рот в кровь, вас, наверное, тоже высекут? – спросил я.

Он не ответил, но брошенный на меня взгляд был достаточно красноречив. Тогда я заявил, что буду есть самостоятельно, однако почувствовал, что не в силах не только донести ложку до рта, но даже удерживать ее. Грольер довольно захохотал, видя мои страдания, однако, когда я стал давиться слезами бессильной ярости, он притянул меня к себе и принялся похлопывать по спине, пока я вновь не задышал ровно. Никому еще не доводилось видеть меня задыхающимся от слез. Так почему же он не дал мне задохнуться и не освободился от необходимости опекать меня? Я размышлял над этой загадкой во время еды, она продолжала мучить меня и после того, как он, напоив меня из чашки, вышел. Слыша его шаги, сопровождаемые скрежетом и лязгом металла о камень, я понял, что его ноги скованы цепью, – значит, он тоже узник.