Взламывание двери развязало языки оставшимся со мной женщинам, и они закричали. Еще один удар – и дверь поддалась, впуская мягкий свет серого зимнего дня. Свет не ослепил меня, но все же был слишком ярким для моих привыкших к темноте глаз. Охваченная страхом, я с трудом понимала, что происходит.

Первое, что я увидела, был человек при полном военном снаряжении с обнаженным мечом в одной руке и поднятым рыцарским щитом в другой. Он впрыгнул в зал и шагнул в сторону, оставаясь спиной к двери, как будто ожидал, что закрытый зал окажется ловушкой. Вошедший обернулся на крики женщин, усилившиеся при его появлении. Свет упал на его лицо – темное и… и жаждущее добычи. Я никогда не забуду его лица. Теперь у меня много причин помнить его. Но тогда черты и выражение его лица врезались мне в память под действием леденящего душу страха. Увидев, что здесь находятся только женщины, он опустил щит. На шлеме, который он носил, не было забрала, и я увидела большие темные глаза, орлиный нос и, как я рассмотрела потом, рот тонкой мрачной линией на темном небритом лице. По простоте своей я подумала, что это король. Позже я узнала, что трудно найти двух более разных людей, чем король и этот человек.

Внешнее различие я обнаружила в следующий момент, когда в зал вошел второй человек. Я сразу поняла свою ошибку, увидев его доспехи: его щит был изящно разрисован и позолочен, тогда как у вошедшего первым он был расщеплен и поломан. Кроме того на шлеме второго был прикреплен золотой венок. Почему-то короля я испугалась меньше, чем того кто вошел первым. Поднятое забрало бросало тень на его лицо, но я разглядела добрые глаза и мягкий рот. Полнота щек скрадывала решительность, но все равно было видно, что он не слабак. Он казался скорее смущенным, чем злым. Первый что-то сказал королю и вышел с безразличием, демонстрируя презрение к моей беспомощности.

В зал вошли и другие люди, но уже вложив оружие в ножны. Король стал приближаться ко мне, убирая свой меч. Сняв шлем, он отдал его невысокому человеку возможно мальчику-оруженосцу.

– Замолчите! – приказал он женщинам. – Я не причиню вам зла.

Они послушались его быстрее, чем меня. Король остановился в ярде от нас (его свита почтительно стала за ним) и спросил:

– Кто вы?

Вопрос был адресован прямо мне, и я внезапно почувствовала, что мой язык больше не прилипает к пересохшему рту и спокойно ответила:

– Я леди Мелюзина Улльская.

– А где ваш брат Магнус? – спросил он.

Его голос стал резким, и сердце у меня упало. Я помнила, как папа сказал, что король ничего не знает о нас, но он ошибался. Оказалось, что Стефан знает больше, чем предполагал отец. Так как Магнусу уже ничего не могло повредить, мой первый страх прошел, а душа омертвела, сделав меня равнодушной к своей собственной судьбе. И я ответила:

– Магнус был убит на дороге, когда возвращался домой со своей помолвки.

Удивление и сочувствие отразились на лице короля, и Я подумала, что, если сила не помогла, я спасу Улль своей слабостью. Воспользовавшись паузой, я спросила:

– Почему вы атакуете меня? Я никому не причинила вреда.

Моя маленькая надежда сразу распалась в прах. Выражение сочувствия на лице короля сменилось злым упрямством, и он зарычал:

– Почему вы направили своих людей против меня, короля? Вы знали, что ваш отец и брат – бунтовщики, ушедшие к королю Дэвиду! За это ваши земли будут конфискованы. Я не стану прощать бунтовщиков. И не пытайтесь противопоставить мне какую-либо силу. Я очищаю эти места от сочувствующих шотландцам. И здесь не останется никого, кто бы мог поднять восстание. Твой отец и брат убиты в открытом восстании в Уорке.

Сердце мне подсказывало, что они погибли. Еще в тот момент, когда пастух принес домой Магнуса со снежинками, белевшими на его глазах, я поняла, что проклятье, обрушившееся на меня в день моего тринадцатилетия, не спадет, пока не будет уничтожено все, что я любила. И теперь я почувствовала, что больше не могу бороться с этим, что я больше не в состоянии хвататься за каждый клочок надежды. Это известие сразило меня. Я упала в обморок и, наверное, довольно долго была без сознания. Это вызвало сочувствие короля. Много месяцев спустя я узнала, что он отнесся ко мне с большим пониманием. Но я не помню ни этого, ни чего-либо другого, что происходило до начала сентября. Мне кажется, что я была на грани безумия.

– Милорд, у меня нет желания жениться, тем более на неизвестной мне особе, да и содержать я ее не смогу.

К счастью, когда эти слова слетали с моих губ, мы были наедине с королем, и в ответ он рассмеялся.

– Ты знаешь леди Мелюзину. После того как ты захватил ее поместье Улль, она стала одной из королевских фрейлин. Ты должен был видеть ее много раз. Это высокая, смуглая дама, с которой я часто беседовал. Она хороша собой, весьма скромна и мила. Вот именно, мила.

Как только король описал мне ее, я вызвал в памяти ее образ, но мне она совсем не показалась хорошенькой – здоровенная, созданная для тяжелого труда, словно крестьянка, а не хрупкое и нежное существо, каким подобает быть благородной леди. А ее лицо! Все, что я мог вспомнить, это выражение страха, которое искажало ее черты.

– Но милорд, – отчаянно запротестовал я, – вы лишили ее имущества, и по вполне понятным причинам. Я всем сердцем поддерживаю ваше решение. Однако, если я женюсь на ней, она будет низведена до состояния, не подходящего ей по рождению.

– Вздор, – возразил Стефан, все еще улыбаясь. – Если ты считаешь меня дураком, то по крайней мере не говори мне этого в лицо. – Он усмехнулся, заметив испуг, и взял меня за руку, поскольку я стоял прямо перед ним.

– Мой милый Бруно, я знаю, что у тебя нет ни гроша, – его улыбка стала кривой. – Но разве это не по твоей собственной вине? Не ты ли отказываешься брать взятки за то, чтобы шепнуть мне что-нибудь на ушко? – Затем взгляд его снова смягчился. – Это несправедливо, что ты беден из-за своей честности. Более того, хоть ты наверняка и думаешь, что я забыл о своем обещании сделать тебя рыцарем, уверяю тебя: ты ошибаешься. Я не забыл. Просто не хочу делать этого без особой на то причины. И так уже кое-кто смотрит на тебя косо и исподтишка называет «любимчиком».

Я знал по крайней мере одного из тех, кто косо посматривал на меня. Чем сильнее становилось влияние Ва-леран де Мюлан на короля, тем больше росла его ревность к любому, к кому благоволил Стефан. Валеран знал, что я нахожу многие из его советов вредными, и желал избавиться от меня. Не является ли этот брак изобретенным им способом отдалить меня от короля?

Сейчас, перед королем, открыто обвинить Валерана в таких намерениях значило помочь ему быстрее достигнуть этой цели. И я сказал лишь:

– Виноват, милорд. Вероятно, я вел себя неправильно. Постараюсь исправиться…

Стефан не принял игры.

– Я искал способ для твоего выдвижения и нашел его в Мелюзине. В моих интересах выдать ее замуж и притом за человека, в чью преданность я глубоко верю. Поэтому твоя женитьба будет мне услугой и послужит поводом посвятить тебя в рыцари и пожаловать пенсион. Этот пенсион будет предназначен только тебе, Бруно. Мелюзина же останется фрейлиной Мод, поэтому ее стол и по большей части платье будут обеспечены. А поскольку теперь ты станешь рыцарем-телохранителем то твои квартира и стол также будут за мой счет.

Рыцарь-телохранитель… Тогда я останусь рядом с королем, хотя и не так близко, как когда был оруженосцем. Впрочем, подальше от короля мне будет даже безопаснее, так как я часто противоречил ему, высказывая свои соображения или напоминая о мнении королевы, когда он не хотел прислушаться, – ведь я любил его за расположение ко мне и чувствовал себя обязанным в том малом, что мог, ограничивать его импульсивную натуру. К тому же я хотел стать рыцарем. Я давно миновал обычный возраст посвящения в рыцари и, будучи оруженосцем, вынужден был терпеть от тех, кто не знал меня, такие взгляды и речи, которые не раз задевали мое самолюбие. И пенсион… Но все это в обмен на жену?.. Я вспомнил лицо Одрис, когда она беседовала с Хью, и тяжесть сдавила мне грудь при мысли, что на мне никогда не остановит взгляд подобная женщина.