Сеятели стали богами галактики, пусть и не все понимают это.

А жестоким богам не читают добрых молитв.

– Данька, выбирайся на сушу! – позвал я. – Плавники у тебя все равно не отрастут, а простуду ты заработаешь!

Данька пошел к берегу, звонко шлепая по воде босыми ногами. Остановился на секунду, с восхищением глядя, как мгновенно высыхают на нем плавки из гидрофобной ткани. Спросил:

– Сергей, а можно будет мне взять на Землю…

– Можно, – великодушно согласился я. – Трусы взять можно. Такая синтетика есть и на Земле.

Данька кивнул и погладил трущегося об ноги Трофея. Безнадежно сказал:

– А его нельзя, конечно…

Я промолчал. К сожалению, ни Мичурин, ни его последователи не научились скрещивать собак с кошками…

– Ты знаешь, что подрос за эти две недели?

– Правда?

– На корабле гравитация немного ниже земной. Организм в твоем возрасте реагирует на это очень быстро. Позвоночник распрямляется, костная ткань вытягивается…

А еще росту помогает полноценное питание. Только Даньке это объяснять не обязательно…

Мальчишка лег рядом со мной, подложил руки под голову. Задумчиво сказал, глядя на разноцветный лунный хоровод в небе:

– Я раньше думал, такое только в кино бывает… Или во сне. А у меня получились такие каникулы, что теперь фантастику смотреть будет противно… Спасибо, Сергей…

– За каникулы?

– Да.

– Боюсь, они могут затянуться, Данька.

– Я не против… А почему?

– Из-за людей, которые называют себя Потомками Сеятелей.

– Это те, которые победили крейсер Клэна?

– Да.

Не знаю, почему меня потянуло на откровенность. Наверное, Данька был для меня в первую очередь землянином, самым близким в галактике человеком, а лишь потом – ребенком, мальчишкой «среднего школьного возраста», для которого полеты на межзвездном корабле от планеты к планете лишь увлекательные каникулы. И как землянин он должен был знать то, что не следовало говорить ребенку.

– Секта Потомков Сеятелей стара как мир. На каждой планете религия обожествляла Храмы и их создателей. И даже когда люди понимали, что Сеятели были всего лишь очень развитым народом, оставались фанатики, ищущие высший смысл в их поступках. Чаще всего смысл находили в том, что Сеятели не исчезли бесследно, а просто удалились куда-то: в другую галактику, в иное измерение, откуда продолжают наблюдать за созданной ими жизнью. Возникла вера в то, что людям необходимо совершить какой-то особый, ритуальный поступок, выдержать загадочное испытание, чтобы стать достойными своих богов. Тогда они вернутся… и все в мире изменится, все станет хорошо.

– Это от Сеятелей станет хорошо? Они же только и умели, что воевать!

– Правильно. Значит, испытание тоже должно быть соответствующим. Надо уничтожить какого-то врага, не добитого Сеятелями, и доказать свою верность им. Врагов таких находили много… особенно вначале. Примитивная нечеловеческая жизнь или слишком уж удачливый завоеватель-человек – все годилось. Ведь своих настоящих противников Сеятели истребили полностью. Ну, а потом это надоело. Истребили разумных рептилий на Алге, загнали в резервации пернатых ц-трэсов, едва взявших в рукокрылья каменные топоры. Пэлийцев и еще пару народов отделали так, что они тысячи лет прозябали на своих планетах, даже не высовываясь за пределы атмосферы… А Сеятели, конечно же, и не думали появляться. Секта почти угасла. Но у тех, кто в ней остался, есть еще одна кандидатура на роль врага. Проклятая планета, планета, которой нет… Земля. Не зря же Сеятели не поставили на ней Храм. Намекали, выходит – вот они, неполноценные, наши и ваши враги. Найдите, уничтожьте, покорите – и выполните испытание.

Данька вздрогнул и прижался ко мне. Спросил:

– И они ищут?

– Искали, потом бросили. Секта совсем пришла в упадок, ее идеи никого не вдохновляли. Повоевать можно было и между собой, а не гоняться за отсталой планетой, которая и в космос тогда еще не вышла. А вот сейчас, похоже, ищут. На корабле, который способен уничтожить целую эскадру. И с кварковой бомбой, которая может превратить Землю в облако пыли.

Данька крепко взял меня за руку. Прошептал:

– Мы им должны помешать, правда? Найти их корабль и разнести на кусочки.

– Я попробую, Данька. Мы попробуем. Пока над Землей опасность – я тебя туда не отпущу. Шансов справиться с Белым Рейдером у нас мало – но возвращаться на Землю еще опаснее.

Я отбросил в сторону пустую бутылку. С горечью произнес:

– Вот так все получилось, Данька. Я отправился сражаться за свою любовь, а оказалось, что должен драться за свою планету. Все переплелось, запуталось. Друзья – Эрнадо, Ланс. Бывший враг – Редрак. Случайный союзник – Клэн. И ты.

– А я кто?

– Ты? – Я рассмеялся. – Больше, чем друг, это уж точно. Я сражаюсь теперь за нашу планету, за Землю. Значит, и за тебя тоже.

Белый Рейдер порядочно просчитался, подбрасывая мне Даньку. Во имя этой любви к родине можно отступить – но можно, наоборот, идти до конца.

– Сергей, но ты же начал искать Землю просто, чтобы доказать принцессе, что наша планета не хуже других. Ведь ты не стал бы возвращаться домой, поженись вы с принцессой.

– Наверное.

– А если принцесса вдруг полюбит тебя? И скажет, что никакой Земли искать не надо? Ты вернешься к ней и перестанешь преследовать корабль Потомков Сеятелей?

– Она такого не скажет, Данька.

– А если все-таки…

Я молчал, глядя на разноцветный лунный узор в небе. Потом сказал:

– Данька, не знаю, для твоего ли возраста то, что я скажу. Но постарайся понять. Я стал искать Землю не просто чтобы доказать принцессе свою полноценность. И даже не потому, что это мой долг перед родиной. Я слишком долго был игрушечным лордом, ритуальным женихом, марионеткой в чужой игре. Даже став принцем, я не почувствовал себя настоящим. Моя победа над Шоррэем – результат случайности, помощи друзей и удачи. Я должен совершить что-то свое, неподдельное, выбранное мною самим. Доказать, что я стою большего, чем мне отведено. Лишь тогда я достоин своей любви, достоин быть принцем. Когда-то я сказал, что любовь стоит жизни. И лишь потом понял, что и обратное правильно: жизнь должна стоить любви… Не слишком я заморочил тебе голову?

– Нет, я понял… Ты думаешь, что недостоин принцессы?

– Да. Она отвергла меня из-за глупого предрассудка, но есть причина гораздо серьезнее. Пусть даже она понятна лишь мне…

Я встал и направился к катеру.

– Пойдем, Данька. Спать все-таки необходимо.

Мальчишка поднял с земли термоподстилку, встряхнул. Убежденно сказал:

– Нет, я ни в кого влюбляться не буду. От этого одни неприятности. Доказывать что-то, переживать…

– Правильно, – сказал я, забираясь в люк. – Я тоже так думал в твоем возрасте. Обидно, что с годами мы глупеем и забываем свои гениальные решения…

Воспоминания – коварная вещь. Они могут дремать годами, но стоит их затронуть, и память принимается усердно подбрасывать то, что хотелось бы забыть.

Я не хотел вспоминать планету Тар. Ее равнины и горы, императорский дворец и безмолвную громаду Храма на выжженной земле. Легче забыть, чем страдать, лучше жить настоящим, чем прошлым, у которого нет будущего.

Принцесса, вложившая в мою ладонь обручальное кольцо в ночном парке на Земле – куда более приятное воспоминание, чем девушка, логично объясняющая, почему она не может меня полюбить даже после подвига, совершенного для ее родной планеты Тар.

Я был один в центральной рубке корабля. «Серединная вахта» – самая легкая из возможных в тот промежуток времени, когда звездолет идет в гиперпространство и нет необходимости в коррекции курса.

Я – капитан, которому можно доверить лишь самую легкую вахту. Смешно и стыдно… Доказывая Даньке, что мне необходимо совершить поступок, поднимающий меня над ролью «игрушечного принца», я верил в свои слова. Но не превратился ли я в марионеточного капитана, за которого все делают друзья?