Миновал полный напряжения день, а за ним последовала бессонная ночь. Состояние наших больных оставалось прежним. Это было хорошо — медленно, но верно сыворотка действовала, одолевая болезнь. К утру температура больных понизилась. Мы покормили ребенка. К отцу вернулось сознание. Полли снова начал улыбаться. В глазах его снова заиграл тот задорный огонек, без которого мы не представляли себе нашего физика. Александр то и дело похлопывал по плечу мальчика и говорил ему ободряющие слова. А Ян уподобился сфинксу — верный признак того, что он в отличном настроении.

Даже мальчик оживился. Он неожиданно исчез и вскоре появился с охапкой какой-то травы, которую положил на каменное блюдо. Вынув из-под плаща большой костяной нож, он принялся кромсать и рубить ее.

Затем он полил траву густой жидкостью, напоминавшей масло, и начал усердно месить.

— Надо ждать приглашения к столу, — заметил Полли.

И он не ошибся. Наш маленький друг разделил зеленое месиво на пять частей и стал с аппетитом уплетать свою порцию, приглашая нас жестами последовать его примеру. Месиво имело довольно приятный запах, но никто из нас не решался отведать его. И в то же время мы не хотели обидеть мальчика, отказавшись от угощения.

И тут Александр нашел выход из затруднительного положения. Он взял пустой пакет, в котором мы принесли еду, и наполнил его зеленой кашей, при этом он показал мальчику соответствующими знаками, что мы съедим ее у себя на корабле.

К вечеру больные уснули глубоким сном. Так спят выздоравливающие. Мы были счастливы. Сыворотка на этот раз оказалась сильнее вируса.

Только теперь мы почувствовали крайнюю усталость.

Ян, Александр и Полли устроились на мягкий постели, приготовленной для них мальчиком, и быстро уснули.

А я остался дежурить.

Мальчик тоже бодрствовал, Я недоумевал — как это он может обходиться так долго без сна. Ведь он не спал, может быть, уже третью ночь.

— Ложись спать, мальчик, — сказал я ему.

Он пристально взглянул на меня.

— Спать! Спать! — повторил я несколько раз, закрывая каждый раз глаза. — Спать!

Он что-то ответил на своем языке. Я протянул руку и погладил его по голове. И он приник ко мне, как бы сделал это любой ребенок на Земле, истосковавшийся по ласке. И я почувствовал себя вознагражденным за все усилия, которые положил ради спасения туземцев.

Болезнь отступила. И нашему удивлению не было предела, когда, придя однажды утром в пещеру, мы не обнаружили своих пациентов. Они исчезли бесследно, даже не предупредив нас. Признаться, мы не ожидали этого от них. Мы пошли обратно, к звездолету, с таким чувством, словно не успели проститься с близкими людьми.

— Собственно, я не вижу здесь причины огорчаться, — сказал Ян. — Мы не имеем на это права, ибо совсем не знаем их обычаев. Мы выполнили свой долг, и это главное. Нам предстоит еще много работы. Важно то, что гипотеза нашла свое подтверждение. В конце концов, мы прибыли сюда не для того, чтобы писать трактат о нравах местных жителей.

— Ты прав, — сказал я, — но куда же они все-таки подевались?

— Меня это мало интересует, — ответил поляк.

— Удивительно, — улыбнулся Полли. — Ничем не интересуясь, он заражает себя ужасной болезнью, абсолютно ничем не интересуясь, он тайком от нас пробует кошмарную кашу. Ты — межпланетный плут, Ян!

Мы вернулись на корабль и, пообедав, принялись обсуждать наши дальнейшие действия. Александр предложил покинуть остров и отправиться к обозначенным на карте населенным пунктам. Это была заманчивая, но трудная для осуществления идея. Мы были окружены морем. Как преодолеть это водное пространство? Если бы не случилось несчастья, мы перелетели бы на материк на звездолете. Но теперь мы находились в положении космических робинзонов — положении, интересном для писателей, но чересчур неприятном для самих героев.

— Но как же добрался сюда человек, начертавший на стене пещеры карту?

В этом вопросе Александра крылась какая-то надежда. Очевидно, человек, знавший геометрию, прибыл на остров на каком-то судне. Может быть, это судно еще стояло где-нибудь на берегу, и нам следовало попытаться разыскать его. По мнению Александра, морской берег был недалеко отсюда, не более чем в ста километрах.

— Ян, ты не пробовал разгадать знаки на слюдяной пластинке? — спросил я.

Нужно было попытаться узнать предварительно все возможное о том неизвестном, навстречу которому мы устремлялись. Признаться, я немного страшился его, несмотря на то, что наш первый контакт с обитателями этой планеты прошел довольно гладко.

Филолог задумался:

— Электронный мозг, — заговорил он спустя некоторое время, — может в течение нескольких минут систематизировать все изображенные на пластинке знаки. Но необходим ключ. А у нас слишком мало материала. Пока что слюдяная пластинка может сообщить нам только следующее: во-первых, что здесь имеются богатые залежи этого минерала, во-вторых, что бумага неизвестна туземцам, и, в третьих, — и это самое важное — что они не пользуются азбукой.

— Так что же это за знаки?

— Это что-то вроде древней китайской письменности.

— Дорогой филолог, уж не думаешь ли ты, что нам известно, как переписывались древние китайцы, — язвительно заметил Полли. — Не думаешь ли ты…

— Каждый иероглиф у них означал понятие.

— Это лучше или хуже? — осведомился Полли.

— И да, и нет. Если бы на пластинке были написаны слова, состоящие из букв, мы бы уже знали их азбуку, но отдельные звуки, символично изображенные буквами, ничего бы нам не говорили. В данном случае все наоборот — каждый знак обозначает понятие. Однако мы располагаем очень недостаточным количеством символов.

— Значит, и так плохо, и этак, — обобщил Александр. — если бы кто-нибудь объяснил нам смысл наиболее часто встречающихся знаков, электронная машина открыла бы присущие им общие элементы, и мы с ее помощью смогли бы сносно переводить написанное.

— Значит, нам нужен учитель или же по крайней мере букварь, — сказал Полли.

— Да, ибо в таком случае даже электронный мозг не может тягаться с Тарзаном.

— С каким еще Тарзаном? — недоуменно спросил Полли.

— Разве ты не читал о приключениях знаменитого английского лорда Грейстока, выкормыша обезьян?

Физик недоуменно пожал плечами.

— Он знал только обезьяний язык, — продолжал Ян. — Но ведь он был лордом по происхождению! Поэтому, когда он однажды нашел в джунглях учебник английского языка, то сразу же научился и читать и писать. Ты согласишься, конечно, Роберт, что на такие подвиги способен только англичанин.

Полли покраснел, а мы переглянулись, весело улыбаясь — здорово поддел его Ян!

— Нет, Ян, не было такого англичанина.

— Что ты! Он герой целой серии романов, изданных полтора века назад.

— А ты уверен в том, что их автором был чистокровный англичанин? — вывернулся из трудного положения Полли. — Не было ли славян среди его предков?

Ян улыбнулся.

— Не могу утверждать этого с полной уверенностью, но задача, стоявшая перед Тарзаном, была несравнимо легче нашей. Хотя он жил в джунглях, но располагал великолепным учебником с картинками и объяснительными надписями под ними. У нас же нет такого кембриджского учебника, и мы должны удовлетвориться слюдяной пластинкой.

— Да, трудная задача, — сказал я. — Боюсь, что мы вообще не сможем расшифровать их письменность.

— Не смогли бы, если бы с вами не было меня, — заявил с достоинством Ян.

Мы беседовали, спорили и шутили до позднего вечера. А потом долго не могли уснуть. Мысль, что мы, быть может, скоро встретимся лицом к лицу с неведомой цивилизацией, взволновала нас.

Утро преподнесло нам новый сюрприз. Не менее сотни туземцев сидело возле звездолета, терпеливо ожидая нашего появления. Впервые нам приходилось видеть так много местных жителей. Как только мы сошли вниз, один из них, старик, встал, вытащил из кармана плаща несколько черных камней и молча положил их к нашим ногам. После этого он сел на свое место. Следом за ним встал второй, третий… Мужчины, женщины и дети по очереди подходили к нам, складывая перед нами кучей черные камни. Полли взял один из камней и даже рот разинул от удивления.