На следующее утро после нападения Эйб Телви неожиданно нагрянул к Карлино домой. Он был очень встревожен, так как сам обжегся кислотой и вдобавок едва не попал в руки полиции. Карлино сделал ему содовые примочки и дал свой костюм, так как одежда Телви тоже пострадала от кислоты. Эйб Телви сказал, что намеревается, пока вся эта история не заглохнет, пожить у своего брата Лео Телви.
Получив показания Карлино, прокуратура могла бы, казалось, не поднимая шума, схватить Эйба Телви. Ей был известен даже адрес, по которому он скрывался. Она предпочла, однако, другой путь: в печати появилась фотография Телви с объявлением о розыске и с просьбой к населению оказать содействие. Таким образом, у общественности должно было создаться впечатление, будто власти принимают все меры к задержанию преступника. Но одновременно это объявление в печати послужило для гангстеров во главе с Вито Дженовезе предупреждением о грозящей им опасности и о необходимости срочно что-то предпринять.
И гангстеры не замедлили воспользоваться дружеским предостережением. Прежде чем полиция успела схватить Эйба Телви, прохожие обнаружили в водосточной канаве на 247-й улице его труп, продырявленный тремя пистолетными пулями.
Существовал еще, правда, Джозеф Карлино, посредник между Эйбом Телви и братьями Диогварди. Удивительным образом Карлино дожил до судебного процесса и получил возможность дать свидетельские показания. Однако Карлино был всего лишь профессиональным преступником с двенадцатью судимостями за плечами. Искушенные защитники братьев Диогварди обладали достаточным красноречием, чтобы разъяснить присяжным, что такой человек способен даже на «самую низкую ложь», если она может спасти его от угрозы пожизненного тюремного заключения. Когда же Карлино был вынужден в ходе перекрестного допроса сознаться, что прокурор обещал ему поблажку, если он выступит свидетелем обвинения, дело Джонни и Томми Диогварди было защитой выиграно.
Председательствующий, напутствуя присяжных, очень настойчиво напомнил им, что американское правосудие почитает особенно важным принцип: «In dubio pro reo» - «Всякое сомнение - в пользу подсудимого». И присяжные единодушно последовали этому принципу, прежде всего потому, что каждый из них опасался, как бы за слово «виновен» не пришлось поплатиться жизнью.
Американская пресса громко причитала по поводу такого исхода процесса. Но хотя Дженовезе объявляли величайшим негодяем в мире и заклятым врагом Америки, когда мужественный журналист Виктор Ризель захотел продолжить борьбу с гангстеризмом, редакции газет не нашли места, а директора телестудий - времени для его выступлений. Крупные промышленные концерны предупредили, что не будут публиковать своих рекламных объявлений там, где предоставляют трибуну Ризелю.
Здесь еще раз отчетливо выяснилось то влияние гангстеров на всю американскую экономику, о котором Виктор Ризель, прежде чем двери редакций закрылись перед ним, писал: «Гангстерские боссы орудуют не только там, где дело связано с торговлей наркотиками, с игорными притонами и проституцией. Они с помощью своих миллиардов захватили также господство в экономике и политике. Федеральная прокуратура определяет доход от одной только торговли наркотиками в 20 миллиардов долларов в год. Но федеральная прокуратура обходит молчанием вопрос, куда девается эта невероятная сумма. Уже, конечно, ее не прячут в чулок. С ее помощью завоевывают все большую власть в стране. Ныне в Америке нет ни одного индустриального концерна, в котором не имели бы своей доли гангстеры. Через подставных лиц они приобретают на бирже акции - и вот уже они оказывают влияние на наблюдательные советы акционерных компаний. Еще несколько лет, и границу между предпринимательством и преступлением вообще невозможно будет провести…»
Все это Виктору Ризелю разрешалось говорить, пока он не назвал никаких имен, пока ограничивался лишь общим описанием неблагополучия. У гангстеров тоже есть свое тщеславие, и им нравится, когда о них говорят. Гангстерский синдикат ополчился против Ризеля, только когда он попытался разоблачить конкретные преступления конкретных гангстеров и призвать их к ответу. Ему следовало еще благодарить судьбу за то, что он отделался «только» слепотой.
Все же судьба Виктора Ризеля и общее негодование, вызванное ею, не позволили правительственным органам в Вашингтоне обойти молчанием разразившийся скандал. Сенату пришлось долгое время заниматься им, и, как обычно в таких случаях, была создана специальная комиссия для расследования и борьбы с организованной преступностью. Возглавил комиссию сенатор Кефовер; непосредственное следствие проводил молодой нью-йоркский прокурор Билл Китинг, взявшийся за дело с большим пылом в надежде преуспеть в борьбе с гангстеризмом.
Сенатская комиссия ограничилась тем, что вызвала в Вашингтон главарей преступного мира и потребовала у них «отчета о жизни и деятельности». До неправдоподобия наивная затея! Неужели кто-нибудь всерьез рассчитывал, что такие гангстеры, как Вито Дженовезе, Фрэнк Кастелло, Джозеф Профачи, Лэнги Цвилмэн, чьи имена уже сотни раз связывались в газетах с тягчайшими злодеяниями, вдруг, подобно кающимся грешникам, решат облегчить свои души откровенной исповедью?
Вся процедура смахивала скорее на официальный прием, устроенный государственными чиновниками для главарей преступного мира, чем на серьезное следственное мероприятие. Гангстерские боссы прибывали в элегантных лимузинах и охотно позировали перед бесчисленными фотоаппаратами. Однако господа из сенатской комиссии не многого от них добились. И председатель комиссии вскоре вынужден был сообщить прессе, что следствие не располагает никакими доказательствами преступной деятельности приглашенных.
Однако всего несколькими неделями позднее в «портовом аду» произошло новое нападение. Вербовщик судовой команды Энтони Хинтц, отправляясь утром на работу, был тяжело ранен на пороге своего дома, на Гров-стрит, 61. Жена его, услышав выстрелы, выбежала на улицу, и Хинтц назвал ей имя стрелявшего в него человека: Джонни Данн. Однако, когда подоспела полиция и тот же вопрос Хинтцу задал капитан Хэммил, возглавлявший комиссию по расследованию убийств, потерпевший в ответ прошептал:
- Не знаю, мне этот человек не знаком.
Только от миссис Хинтц детектив услышал имя Джонни Данна.
Потерпевший в почти безнадежном состоянии был доставлен в больницу и сразу же прооперирован.
Прокурор Билл Китинг, по поручению сенатской комиссии изучавший полученные от Виктора Ризеля сведения о положении в порту, немедленно подключился к расследованию и вместе с капитаном Хэммилом и женой Хинтца поехал в больницу. По дороге миссис Хинтц вкратце познакомила его с условиями работы мужа:
- Тони был вербовщиком на 51-м пирсе. Там разгружаются суда, прибывающие из Италии. Тони часто рассказывал мне, что на них тайком провозят наркотики. Но ему самому в такие дни старались не давать работать. Джонни Данн повсюду расставлял своих людей. Из-за этого у них с Тони постоянно происходили ссоры. Тони всегда говорил: «Моего пирса эта банда не получит. Пока я жив, Мэйси, я их туда не пущу». Вот почему они в него и стреляли.
Китинг имел уже некоторое представление о творившихся в порту делах. Он знал Джонни Данна, которого Вито Дженовезе сделал заместителем председателя портового профсоюза. Китингу не верилось, что Данн сам стрелял в Хинтца. Гангстеры такого ранга обычно прибегают в подобных случаях к услугам наемников. Поэтому он спросил:
- Вы уверены, что ваш муж имел в виду Джонни Данна, заместителя председателя профсоюза?
- Профсоюза? - презрительно переспросила Мэйси Хинтц. - С тер пор как там засел Данн со своими головорезами, это просто банда вымогателей и убийц. Конечно, Данн стрелял в Тони. Я не понимаю только, почему Тони не захотел сказать этого полиции.
- Из-за вас, миссис Хинтц, - тихо ответил Китинг. - Потому что он не хочет, чтобы гангстеры расправились еще и с вами. Он боится, что Данн отомстит вам, если станет известно, что он убийца.
