— Это, конечно, верно, но природу человека не сломаешь. По своему характеру он хищник и всегда на высоте будут те, кто сильнее, — с сомнением в голосе изрекает Антон.

— Считаешь, что какое-нибудь мурло, путём крупномасштабного мошенничества, ставший олигархом, должен быть сильнее нас?

— Такова жизнь, — опускает взгляд Антон, а в глазах появляется злость. — Большие деньги — безграничная власть.

— К счастью не у кого сейчас денег нет, — произносит Виктор, с усилием двигая вёслами.

— Будут, — хмыкает Антон. — Когда-нибудь всё вернётся на прежние места.

— Не вернётся, уверенно произносит Виктор. — Деньги, конечно, появятся, но они станут эквивалентом труда, а не наживы.

— Каким образом? — в глазах Антона неприкрытый скепсис.

— Будет запрет на любые виды процентов, из денег нельзя станет делать деньги.

— Ростовщиков на кол, как в древнерусские времена! — юродствует Антон.

— А ведь это идея, — Виктор с глубоким уважением глянул на парня.

— Ты чего? — внезапно пугается Антон. — Я шучу!

— А я нет, — и непонятно, серьёзно говорит Виктор или нет.

— Шутишь, — хохотнул Антон.

— На кол, конечно, сажать не будем… акулам, на прокорм отдадим.

— Понятно… шутишь, — улыбается парень.

— Тебе что, ростовщиков жалко? — в упор спрашивает Виктор.

— Нет, но представь, банк даёт деньги. Он что, не имеет права за это получать свои проценты?

— Он должен единоразово получить лишь за выполненную работу и не более того.

— Тогда он не будет давать взаймы.

— И ладно.

— Но ведь это неправильно! А вдруг эти деньги, могут спасти чью-то жизнь.

— Так дай без процентов, — улыбается Виктор.

— Западло, вот так просто и ничего с этого не иметь, — заявляет Антон. — Мне кажется, должны быть разумные проценты.

— Разумных процентов не бывает, это обыкновенная нажива со всеми вытекающими из этого последствиями. И всё покатится как прежде, возникнет дикий перекос в распределении благ. Вновь производитель окажется в жопе, а предприимчивый делец на его шее.

— Вообще, я некоторым образом согласен с тобой, но мне кажется, это утопия, — осторожно произносит Антон.

— Если быть наивными и жадными, то утопия, — кивает Виктор.

Антон замыкается в себе, что-то думает, под черепной коробкой извилины становятся дыбом от невероятных умозаключений непонятного человека, который когда-то спас его, от своры одичавши собак. А ведь Антон даже спасибо ему не сказал, как-то сразу в штыки воспринял. Но может он действительно тот, за которым стоит идти? Антон вздыхает, вспоминает, что дал ему присягу и неожиданно понимает, это не просто слова, закончилось лицемерие и ложь, он пойдёт за этим человеком, даже если тот поведёт всех в свою утопию. Но вдруг он прав и найдёт путь в ту страну?

— Хватит лоб морщить, меняемся, уже мышцы занемели, — слышится насмешливый голос Виктора и опускает его на грешную землю.

Антон пересаживается, хмурится, умело опускает вёсла в воду: — Я присягнул тебе на верность, но скорее всего под давлением товарищей, а вот сейчас понял, пойду за тобой до конца.

— Спасибо, — серьёзно говорит Виктор, — но тяжело тебе будет со мной.

— Это мои проблемы, — с упрямством заявляет Антон, — я для себя всё решил.

Зыбкую, в светлом небе, луну сдувает за горизонт, а солнце уверенно перебирается на небосвод и щедро пускает тёплые лучи, согревая продрогшую за ночь землю и людей.

Антон скидывает куртку, на его разогретом молодом теле перекатываются сильные мышцы, он без труда взмахивает вёслами и с радостью налегает на них, словно не знает, как распорядиться своей силой. Раны от укусов одичавших собак срослись, и шрамы на их местах странным образом украшают тело, а на его шее болтается медальон — куриный бог на кожаном ремешке, подарок Яны из группы тренера Николая Андреевича.

Эта девушка своеобразная, независимая, гордая и достаточно приземлённая. В ней нет места для воображения и фантазии, её ум расчётлив, она в меру эгоистична, но главная её черта — готовность на самопожертвование ради неких возвышенных идей. Яна чётко определила в Антоне родственную душу и в силу характера не стала скрывать своего влечения к нему. Антон с интересом отнёсся к её вниманию, но не бросился на неё как изголодавшийся молодой лев, а с невероятной тактичностью поддержал её чувства, предпочитая здоровые отношения мимолётному шквалу эмоций.

— Наш старый лагерь, — с ностальгией произносит Виктор, подносит к глазам бинокль. На берегу виднеется свежий след от костра, а у ближайшего дерева срезаны все нижние ветки. — Кто-то здесь есть или был, может даже люди Идара, — замечает он.

— Подойдём? — Антон вёслами притормаживает ход лодки.

— Обязательно. Но только зайдём за мыс, там есть небольшое укрытие, а тут мы как на ладони, — Виктор внимательно осматривает знакомый берег, душу кольнули воспоминания, ведь именно здесь он спасся с Ниной. Затем сообща боролись за жизнь, голодали, мёрзли, потом как-то наладили быт, но самое главное — полюбили друг друга. А вот сейчас, знакомые места, несут скрытую угрозу.

Лодка втискивается вглубь погибающего от морской воды кустарника, тыкается о шершавое дно, проскрипев толстой резиной по неровностям, наползает на берег и вязнет в мешанине из колючих веток и мёртвых листьев.

Антон быстро выпрыгивает и привязывает лодку к корявому корню: — Местечко, я тебе скажу, — оглядывается он.

— Мрачноватое, согласен, но нас в нём непросто найти.

Виктор, стараясь не ломать сухие ветки, уверенно протиснулся в самую глубь кустарника, а за ним, сжимая в руках копья, двинулся Антон. Очень скоро они выходят из зарослей к провалу в земле.

— Что за пещера? — удивляется Антон.

— Она недавно образовалась. Видно морская вода проникла в подземную полость и свод рухнул.

— Занятно. Посмотреть бы её, — с жадностью заядлого спелеолога изрекает Антон.

— Потом, — усмехается Виктор. — Левее сворачивай, там есть проход между скалами.

— Запах какой-то, — напрягается Антон, крутит шеей и с неудовольствием морщится.

— Издох кто-то, надо сходить, глянуть что это, — Виктор тоже ощущает слабое зловоние, волнами доносящееся издалека.

Они выходят в редкий лесок, заваленный каменными глыбами. В своё время здесь был проложен маршрут для спелеологических групп и экспедиций, тропа всё также чётко виднеется на земле. По ней не раз и Виктор с Ниной ходил к соседней бухточке. Там, на склонах крутых холмов, растёт тёрн. Его выкапывали, и Нина высаживала на своём поле, в надежде как-то окультурить и облагородить.

За нагромождением из камней тучами взметнулись зудящие мухи, смрад безжалостно проникает в лёгкие, сбивает дыхание. Виктор копьём раздвигает ветки и в ужасе отпрянул, на камне лежит труп женщины, а в центре грудной клетки — сплошное кровавое месиво, всё тело в рваных ранах и многочисленных ссадинах.

Антон невольно вскрикивает, хватается за рот, сдерживая рвотные позывы: — Что за чёрт! — выругался он.

Виктор со страхом всматривается в мёртвое лицо, что-то знакомое виднеется в изуродованном тленом лице: — Это Марина, она меня спасла, — уверенно произносит он, — странно, я мог всё что угодно ожидать от Идара… даже иголки мне под ногти… но не это. Очень не похоже на него. Зачем он это сделал? Неужели это воспитательный момент для своих рабов?

— Мне кажется, он очень хотел, чтобы ты это увидел. Наверное, по этой тропе часто ходил? — проницательно замечает Антон.

— Бывало. А он, как профессионал, это понял. А ведь нам объявили настоящую войну, — кривая усмешка передёргивает лицо, Виктор оглядывается. Тишина, лишь противно зудят мухи. — Похоронить надо, — он вытаскивает нож, ищет подходящее место, замечает молодой бук, уверенно стремящейся к небу, отмечает контуры будущей могилы, с хрустом вонзает лезвие в каменистую землю. Пустота и горечь заполняют душу, словно он виноват в смерти этой жизнерадостной женщины. Виктор, обдирая руки в кровь, работает с лихорадочностью обречённого и, Антон с озабоченностью и даже страхом поглядывает на него, стараясь поспевать за ним. Яма готова, тело женщины укладывают на дно, припорошили душистыми листьями и засыпают землёй. Затем Антон царапает на дереве надпись: «Марина».