Верёвку и даже пару ржавых самохватов, он находит в дальнем углу пещеры. Долго пытается понять, как ими пользоваться, наконец, соображает, как расположить в самохвате верёвку и довольно улыбается, теперь будет неизмеримо легче подняться наверх.

Привязав к ногам Вагиза верёвку, Илья перекинул её через плечи и поволок мертвеца сквозь зелёные заросли, в душе, ужасаясь своему, мягко сказать, нестандартному решению, но у него сейчас всё нестандартно — вся жизнь…

Старец Харитон, в который раз за этот день, чувствует прилив слабости, ноги задрожали, на лице выступил холодный пот. Он с усилием садится на деревянную кровать, до боли в сердце напоминающую тюремные нары. Как это неприятно, но физиологическая старость крепко давит его к земле. Внезапно старец осознаёт, что сегодня решится всё. Неужели пришла Смерть? Он пытается найти в себе умиротворение и спокойствие, но на душе покоится нечто гадкое и тревожное, нет мира и покоя, хочется стонать, метаться, молить о пощаде… но нет сил.

У входа маячат Бурый и Репа, автоматы на изготовку, словно чувствуют приближение чего-то опасного. Харитон неприязненно глянул на них, проклял себя, что не может совладать со своим телом. Плохо, очень плохо, нельзя быть слабым. Бурый и Репа, перед ним, подчёркнуто заискивают, но старец часто ловит на себе пытливые взгляды, они чувствуют, что он уже отжил своё и, скоро станет обузой, как бы, ни помогли ему отправиться в мир иной раньше, чем это угодно Богу. От этих мыслей, стало жарко. Нет, не от страха за свою жизнь, он сейчас часто путает жизнь со смертью, каждодневно находясь в пограничном состоянии между светом и тьмой. Нет, он страдает за веру. Что после него будет, он так мало успел сделать, а эти, Харитон пронзил взглядом зеков. Безбожники, хотя и крестятся, но это от страха перед ним, а не перед Богом! Какой у человека маленький век! Старец тягостно вздыхает.

— Заболел, что ли? — Бурый повернул голову, цепче перехватил автомат.

— Пустое… просто устал… отлежусь и буду как прежде, — зло пробормотал Харитон.

— Может, чё надо? — немигающими глазами, уставился на него Репа.

— Это вам надо, а не мне! — лицо старца, перекосила гримаса, но зеки, как это было прежде, не испугались, понимающе переглянулись друг с другом.

«Вот и всё» — подумал старик, — «секунды пошли. Не повезло Игнату, скоро кожу живьём с него будут снимать. Это, конечно, правильно, обидел он их сильно… но вера пострадает… кто бы убил их!» — Харитон лёг на кровать, закрыл воспалённые глаза и, вновь увидел чёрный туман и ощутил, холодящий его душу, голодный взгляд.

— Скоро загнётся, — шепнул Репа, — может, помочь, чтоб не мучился?

— Подождём до утра… Игната на кол, его бабу пустим по кругу, а после, живот ей вспорем. Затем, терпил к рукам приберём. Мы здесь такую зону устроим!

— Это по понятиям, — кивает Репа, но надо Идара как-то достать.

— А чего его доставать, у нас два АКМА… и один у Игната, но его можно легко забрать, — ухмыльнулся Бурый. Дебил, до сих пор магазин не проверил, я патроны из него все вынул.

— Когда успел? — хохотнул Репа.

— Да сразу же! — Бурый заржал как жеребец.

— Только бы он не догадался, а то у Харитона потребует, а дед сейчас часто в маразм впадает, может и даст ему жменю.

— Уже не успеет, — Бурый, с каким-то сожалением, оглянулся на старца.

— Так я об Идаре, а вдруг он заныкал АКМ, был ведь, правда сейчас, что-то его не замечал, а он профи, перестреляет нас, как зайцев, из засады, — сплюнул Репа.

— Команду надо делать.

— Кроме нас, других воров нет. — Бурый присел к затухающему костру, отложил автомат, подкинул в огонь несколько сухих веток.

— Надо на облаву терпил снарядить, — Репа тоже отложил автомат, достал кусок подвяленного мяса.

— Многих положат… а нам рабы нужны, — задумался Бурый.

— Всех не перестреляют… впрочем, и хрен с ними, главное Идара и его команду замочить, а рабов мы ещё наберём.

— В лагере Виктора? — насмешливо спрашивает Бурый.

— А почему нет?

— Крутой он мужик, сейчас прыгать на него не стоит, позже замочим. Мы на плато терпил наберём, говорят, дым в степи видели, значит, люди, по воронкам, ещё шхерятся.

— Как скажешь, Бурый, — Репа всем видом показывает, что принимает его главенство. — Послушай, — тихо произносит он, — меня Харитон, в натуре, достал, лежит, шиптунов пускает, совсем от старости разложился.

— Он из последних настоящих воров, — мечтательно говорит Бурый. — Жаль, их эпоха уходит. А он действительно уже надоел, от понятий отходит, на почве религии умом тронулся.

— Так может, сейчас замочим? — у Репы, от предвкушения, из-за рта потянулась тягучая слюна.

— Он вор в законе, — неуверенно произносит Бурый.

— Был когда-то…

— Подождём до утра… мочить вора в законе, полный беспредел. Звук какой-то, — внезапно насторожился Бурый, встревожено оглядел пещеру, уткнулся взглядом в брёвна, которыми заделали трещину после землетрясения.

— Вода булькает, — ухмыльнулся Репа.

— Я что-то слышал, возможно, снаружи. Поди, глянь.

— Как скажешь, — Репа выхватил нож, тихо скользнул к выходу и замер.

— Что там? — поинтересовался Бурый.

— Тёлка хворост собирает. Одна. Надо бы развлечься.

— Давно пора, — с готовностью вскакивает Бурый.

— Вы куда! — неожиданно раздаётся голос старца Харитона.

— Баба бесхозная гуляет, — хихикнул Репа.

— Я запрещаю насильничать! — старик хотел приподняться, но не смог.

— Да ладно, дело молодое… да и ты напоследок посмотришь… грехи юности вспомнишь, — откровенно издевается Репа.

Зеки уходят, через некоторое время слышатся сдавленные крики и возня. «Совсем от рук отбились» — старец Харитон с усилием дышит, мир вновь поплыл, появляются видения, словно брёвна зашевелились, и возникает лицо Илюши, рот в кровоточащих проколах, глаза страшные, без признаков душевного расстройства. Старик хотел перекреститься, но сил нет. Призрак Ильи долго на него смотрит, неожиданно прикладывает палец к губам и выбирается из трещины, цепляет за колышек верёвку, замечает автоматы, оттаскивает их в сторону, прячет хворостом, находит ящик с патронами, и его уносит туда же. Затем, начинает выбирать верёвку. Видно, как нелегко даётся это призраку, он вспотел, но упрямо тянет верёвку. Неожиданно из провала появляется синее лицо Вагиза, (о, ужас!), его губы зашиты. Старик захрипел от дикого страха, теперь он понял, это мёртвые лезут к нему из ада.

— Я не хочу туда, — едва слышно шепчет он.

Призрак полностью вытягивает мертвеца, подволакивает его к ложу старца, усаживает на плетёное кресло.

— Прочь, идите обратно в ад, — старик хочет перекреститься, но пальцы сводит судорога.

— Да у тебя начинается агония, — произносит Илья и неожиданно его жалеет. Он вспоминает своего деда, сейчас такого далёкого, но дорогого и любимого. Дед, на ночь, часто рассказывал сказки, а когда приносил гостинцы, лукаво улыбался и говорил: «это от зайчика», и Илья, тогда верил. Ах, дедушка, мой дорогой дедушка, и почему тебя со мной нет! Илья вытирает соскочившую на щёку слезу, вздыхая, смотрит на старца Харитона, дрогнувшим голосом спрашивает: — Тебе воды принести? — но у того стекленеют глаза и его душа, словно проваливается в бездонную пропасть.

— Ты что, умер? — наклоняется над ним Илья. — Плохой ты был человек, но всё равно тебя жалко. Ладно, покойся с миром, — юноша хотел его перекрестить, но раздумал, лишь закрыл ему глаза.

— Да не брыкайся! Репа, дай ей в морду!

Илья едва успевает спрятаться, зеки вваливаются в пещеру, волоча за собой несчастную женщину.

— Эй, Харитон, может, напоследок, кинешь пару палок! — весело восклицает Репа и, обмер от ужаса. У постели старца сидит Вагиз, его рот зашит, а горло разорвано в клочья.

— Что за… — обмирает Бурый и пятится.

Репа отпускает женщину и та, метнув безумный взгляд на сидящего мертвеца, неожиданно быстро бросается вон из пещеры, а зек даже не замечает, как обмочился, и горячая моча ошпарила ноги.